Туман на родных берегах - Дмитрий Лекух

И уселся не во главе стола, где сверкал стеклышками своих очков Лаврентий, а с самого краю.

В опасной близости от самого Ворчакова.

Никита Вождя искренне любил и ценил, и если бы потребовалось, он без раздумий отдал бы за него свою бесценную молодую жизнь. Но за несколько лет совместной работы господин генеральный директор прекрасно научился различать даже самые малозаметные оттенки настроения канцлера, и потому сейчас он его, мягко говоря, – опасался.

Валентин Петрович тем временем продолжал мрачно разглядывать собравшихся своими огромными, чуть на выкате, внимательными южными глазами.

Потом неожиданно резко прищурился, еще немного помолчал, отчего воцарившаяся в совещательной комнате тишина стала совершенно оглушительной.

А потом коротко пробарабанил пальцами по столешнице ритмически сложную музыкальную фразу и резко, неприятно, коротко ухмыльнулся.

– Это американский негритянский спиричуэл, – проговорил, словно выплевывая слова, своей, уже знаменитой на весь европейский мир по радиовыступлениям, глуховатой, отрывистой речью с чуть заметным южным акцентом. – Якобы модифицированное священное песнопение. Или, как сейчас модно выражаться, джаз. Мерзкая музыка мерзких черных недочеловеков. Которую тем не менее мы обязаны знать и охранять, раз уж взяли на себя обязательства знать и охранять культуру. Да-с. Даже такую. Композиция «Туман на родных берегах». Ни автора, ни исполнительницу, признаться, не помню. Но не в этом дело. С этой вещицей связано нечто необычное и опасное для Империи. Ее название нам удалось перехватить сразу в нескольких шифровках, по радио и с курьерами. И есть подозрение, что одна из радиошифровок предназначалась Объекту номер четыре. Конечно, подозрение – еще не факт. Но тем не менее, тем не менее… Что сие значит, мне неведомо. А вот вы должны выяснить. И немедленно доложить. Честь имею.

И удалился, слегка приволакивая правую ногу, что, как было известно в высших партийных и государственных кругах новой Российской Империи, выдавало крайнюю степень волнения. В обычное время Вождь за своей походкой тщательно следил: раны почетны, но Вожди не имеют права на слабость.

Никита и Лаврентий переглянулись. У Катаева, помимо официальных, были какие-то свои, никому не известные источники информации.

В принципе, это нормально: управление, возглавляемое Ворчаковым, подчинялось непосредственно Вождю, ему же и адресовались основные доклады. Ну, а с какими из остальных служб делиться или не делиться принесенной ищейками полковника Ворчакова информацией, – решал сам Валентин Петрович и никто иной, даже из числа ближайших помощников и советников.

И потом, у Валентина Петровича порой случались гениальные озарения, во время которых он неожиданно мог увязать в единую концепцию, казалось бы, совершенно разрозненные факты.

И с этим стоило считаться: Канцлер сам ошибался крайне редко, а чужие ошибки карал жестко, даже самодурски.

Особенно – если он о них предупреждал.

Забывавшие о предупреждении жили коротко и не очень счастливо.

А умирали, согласно блуждавшим по Империи глухим, невнятным шепоткам, мучительно.

Разумеется – это были всего лишь слухи. Или глупые бабьи сплетни.

Но проверять на собственной шкуре эти байки ни Никите, ни Лаврентию не хотелось.

Глава 7

Дальше совещание шло скучно и даже рутинно.

Начальник Кремлевской охраны доложил расстановку постов в будние и праздничные дни, привычно попеняв, что черная форма бойцов охраны ничем, кроме цвета погон и петлиц, неотличима от формы армейских гвардейцев.

Это доставляло неудобства и тем и другим, и вносило в действия охранных подразделений, особенно в ночное время, ненужную путаницу.

Никита привычно согласился и привычно же взял на карандаш.

За несколько дней эту проблему все равно не решишь, да и не стоит она того, чтобы на нее сейчас отвлекаться.

Лаврентий непрерывно курил тонкие, почти дамские папиросы, и злобно зыркал поверх круглых стекол на присутствующих, думая при этом о чем-то о своем.

В ближайшие недели с ним придется тесно сотрудничать: Вождь, как уже сказано выше, ошибок не любил и ошибающихся не прощал.

У него была любимая фраза, мол, если придется выбирать, он предпочтет работать с законченными подонками, чем с круглыми идиотами.

А тут еще этот чертов спиричуэл, сложный ритм которого Никита сразу и не уловил.

Интересно, что это может быть?

Условный сигнал? Вряд ли, слишком сложно.

Условный сигнал должен к чему-то призывать, и это «что-то» – либо теракт, либо диверсия. И чтобы его подать, достаточно взмаха платком из окошка.

Условный же сигнал по радио – исключительно для массовых действий, которые в современной России, в том числе стараниями участников нынешнего совещания, вообще невозможны.

Нет таких политических сил, которые могли бы подобного рода действия осуществлять и планировать.

Значит – шифр.

А это плохо, очень плохо.

Мы и с германскими, да чего там с германскими – с англосаксонскими криптограммами справляемся с огромным трудом. Шифровальщики с ума сходят, требуя скоростные счетные машины, которых у нас просто-напросто нет.

Мы же не англичане, отстаем.

Но если они научились кодировать информацию, маскируя ее под мелодию, это уже совсем нехорошо.

Тогда понятен смысл посылки курьеров: шифрограмму надо не только передать, но и принять, а самое главное – понять. На перехвате курьеров с «ключом» и надобно будет сосредоточиться.

Охрану и без Никиты организуют.

Но тогда в чем заключается роль главного тюремщика Лаврентия?!

Видимо, вождь считает, что курьер должен появиться в окружении опального Старика!

А более удобного момента, чем торжества по случаю Победы, на которые почетного пленника и арестанта вывезут, – и быть не может!

…Когда они вышли на свежий воздух, Ворчаков вполголоса поделился своей догадкой с Берией.

Тот кивнул.

– Возможно. Но я бы не исключал и попытки террористического акта. Господа максималисты и примкнувшая к ним шваль не делают большой разницы между Вождем и Стариком. Оба для них – злейшие враги. Причем, неизвестно, кто хуже. С Вождем коммунистическая Германия вынуждена поддерживать дипломатические отношения. А Дед – просто враг. Но для коминтерновцев в этом нет особой разницы. В конце концов, на параде Победы Валентин Петрович со Стариком будут стоять на расстоянии вытянутой руки на одной трибуне. Поверьте, для бомбиста – лучше не придумаешь. Одной бомбой…

Никита задумчиво полез в карман за папиросами.

– Исключать, конечно, ничего нельзя, – вздохнул, прикуривая. – Вообще ничего. Особенно при таком скоплении публики. Каждую сумочку не обыщешь. А если еще учесть неистребимое желание Вождя общаться с народом… Впрочем, это рутина. У меня все из головы не идет отстуканная по столешнице джазовая композиция. Как там бишь ее, «Туман на родных берегах»? Вы ее хотя бы слышали?

Берия отрицательно покачал головой, а потом, для верности, развел руками:

– Извините, не довелось. Я вообще с недоверием отношусь к подобной музыке. Как, кстати, и Канцлер…

Никита рассмеялся.

– А вот это вы напрасно. Канцлер очень любит джаз, полковник. Поверьте, в этом нет ничего зазорного, мы ведь с вами тоже с удовольствием наблюдаем, как забавно гримасничают обезьянки в зоосаду. Просто стесняемся в этом признаться. Я – не стесняюсь. Но именно этой композиции слышать мне почему-то не довелось. Вы, кстати, не подскажете, Лаврентий, есть ли в Москве ресторация, где может играть хорошая джаз-банда?! Эти музыканты внимательно следят за новинками, можно попробовать заказать…

Берия кивнул.

Задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Подскажу, разумеется. Мог бы прямо сейчас, но лучше наведу дополнительные справки у референтов. Сам компанию не составлю, увольте. У меня от этого негритянского безобразия жутко болит голова. А пока извольте проехать со мной в «Арагви» у памятника Долгорукому. Совсем новый ресторан, владельцы планировали его открыть только через два года, в тридцать восьмом. Признаться, употребил влияние, ускорил. Под предлогом Олимпийских игр. Там прекрасная грузинская кухня, и я взял на себя смелость заказать столик на две не очень любящие друг друга, но вынужденные в ближайшие дни работать вместе персоны. Не возражаете?

Никита кивнул и усмехнулся.

Он, разумеется, слышал об этом ресторане.

В том числе и о некоторых особенностях его акустики, не позволяющей подслушивать отдельные столики даже при применении самых современных технических средств. Берия звал его туда не столько пообедать, сколько поговорить.

Ну, и отобедать тоже: кухня в ресторане была отменная и, несмотря на относительную новизну заведения, уже славилась далеко за пределами Москвы.

Ну, и отчего ж не воздать ей должное?

Говорят, там дивно готовят какой-то особый рисовый суп с бараниной, томатами и базиликом, – густой, ароматный, даже обладающий целебными свойствами.