Указка - Алексей Кошкин

— Сейчас… Не побоюсь этого слова: один из самых умных поэтов. Серж Нелюдимов! Давай, Серж!

Длинный юноша в пиджаке до колен с мрачным видом разворачивал свои листки. Потом что-то сказал.

— Громче, громче! — закричали из зала.

— Я говорю, что мои стихи все равно никому не интересны, — огрызнулся Нелюдимов. — Но это неважно.

Мой дом стоит на дне колодца,

Закрыт на внутренний засов.

И три веселых змееборца

В меня стреляют из кустов.

В моем песке играют дети,

Мешают прах и лунный свет.

А я один живу на свете,

Хожу в кино и туалет.

Когда я выхожу за двери,

Не знаю, как с колодцем быть:

Одной линейкой не измерить,

Одной ладошкой не накрыть.

— О чем эти стихи? — спросил Сенечка.

— Наверное, о себе, — шепотом сказала Опахалова. — Об одиночестве. Не спрашивать же его… Все равно он гораздо лучше, чем эта Аллочка Небесинская. Умнее.

— А есть кто-нибудь такой же умный, как Нелюдимов?

Опахалова подумала.

— Было еще несколько. Но они уже в нормальные страны уехали. Кто в Монголию, кто в Китай. А один даже в Тувинскую Республику.

— Наверно, уже миллионером стал, — сказал Сенечка.

Тем временем в зале завозились. Располагались поудобнее. Нелюдимов разворачивал второй стих:

— А это… хотя всем все равно… Написано по мотивам русской народной песни. Но это неважно…

Манька дома, водки нет.

Ванька в коме видит свет.

За окном летят гробы.

Но мешают нам горбы.

Я бы тоже стал похожим

На верблюда, только позже.

Манька дома бьет посуду.

Покажите мне Иуду.

Ванька в коме видит свет,

Манька делает минет.

Полетели журавли,

Мы предвидеть не могли:

Прискакали два верблюда,

Манька хуже, чем Иуда.

Вот и дома, Ванька встал,

И всему конец настал.

— Снова понятно только одно. Это про минет, — хмыкнул Сенечка.

— Сексология у нас самая популярная тема, — сказала Опахалова. — С некоторых пор авторов, которые не пишут про минет, не воспринимают всерьез. Это называется «конъюнктура».

Вновь поднялся организатор Концов:

— А сейчас мой старинный друг Коля Кокошников выступит с небольшой лекцией на тему: «Как писать книги».

Пауза. Перед рядами появился Коля Кокошников. В зале раздались перешептывания, возгласы:

— Чего он нас учить вздумал?

— Сам-то он много написал?

— Да кто это вообще такой?

— И погоны у него какие-то непонятные…

— Это мой старинный друг, — повторил организатор Концов. — Автор литературоведческих и философских статей. «Как читать Пушкина», «Как поверить в Бога», «Как обходиться без спичек в походе» и многих других. Впрочем, пусть о себе расскажет он сам — встречайте!..

Жидкие хлопки. Говорил Коля очень быстро и потирал розовые детские ладошки.

— Знаю, что многие из вас мучаются, не в силах завершить начатое, — сказал Кокошников. — Столько замыслов, которые пропадают, не дождавшись воплощения! А все из-за нашей лени, нерадивости, инфантилизма. Например, мне мама говорит, что я ничего не довожу до конца. Но это неправда, доказательством чему я сам, то есть это мое выступление. Выступление-то готово, значит, мама моя не совсем права. Но это к слову…

Как быть? Как быстрее писать и не отвлекаться на мелочи? Некоторые счастливцы, у которых уже опубликованы одна-две книги, скажут: сила воли и терпение. И я с ними соглашусь. Но как воспитать силу воли и терпение?

Однажды мы с мамой были в Москве. Я читал свой художественный рассказ «Как научиться летать». Впереди сидела красивая девушка. Я все время смотрел на нее. А потом упал. Тоже на нее. Так я познакомился с девушкой…

Коля мечтательно улыбнулся. Казалось, на секунду он забыл читать. Но потом продолжал:

— Она рассказала мне, как ей удается писать по десять страниц в день. Вот один из способов: она съедает стакан грецких орехов, а иногда — два стакана. Затем бутылку кока-колы ставит поодаль, но чтобы ее видеть. Не пьет, пока не выполнит дневную норму.

Мы с мамой много думали об этом. Мама говорит, что это пригодно лишь для Москвы, а у нас люди вообще лишены выдержки, и бутылка долго не простоит — неважно, что там с текстом. Я не стал проверять, насколько права мама, а придумал вот что: если есть (а у кого из нас их нет, если честно!) вредная жена или ребенок, или вредные родители, или кто-нибудь еще более вредный, отдайте им бутылку. Вы должны быть уверены, что они не дадут вам пить, пока вы не выполните дневную норму. Нужна лишь минимальная выдержка, чтобы не наброситься на родственников. Но это так, к слову…

Если вы пишете что-то судьбоносное, способное перевернуть представления людей об искусстве, космосе, боге, то есть если вы взвалили на себя ответственность мессии, то приготовьтесь искусить себя смертью. Выпейте яд, действующий через несколько часов. Противоядие спрячьте. Опять-таки запретите себе прикасаться к нему, пока не выполните норму на день…

Руку Сенечки снова сжали.

— Пойдемте в курительную комнату, — предложила Галина Опахалова.

— Я не курю, но с удовольствием составлю вам компанию, — отозвался Сенечка.

Перед курительной комнатой стоял милиционер.

— Простите, сударь и сударыня, — сказал он. — Но согласно указу президента в курительную комнату разрешено входить только с одной сигаретой и не чаще одного раза за вечер. Надо беречь организм от никотинового отравления. Позвольте вас попросить: отдайте мне лишние сигареты. И распишитесь в журнале посещения курительной комнаты. Ваши фамилии внесут в компьютер.

Галина Опахалова отдала ему пачку. Милиционер извинился за задержку.

Галина была стройна, высока. Тяжеловата походкой. Наверно, жали черные туфельки. Взмах руки: закурила; выдохнула, повернулась анфас.

— Вы предлагали мне вечер в ресторане, — сказала она. — Согласитесь, лекция Кокошникова не слишком интересна… Не хотите ли пойти прямо сейчас?

— Не раньше, чем я закончу свои дела здесь… Мне ведь надо написать о ком-нибудь из молодых авторов…

Галина подумала:

— Я могу вам порекомендовать одного. Толя Горшков. Вы его видели. В желтом пиджаке, книжки раздавал. Раньше пил много и бездельничал. Теперь совершенно переменился. Берется за всякую работу.

Назавтра Сенечка принес Андрею Ивановичу такой текст: «Мы даем краткий обзор творчества молодого прозаика Анатолия Горшкова.

Анатолий Горшков прославился первым же рассказом. Рассказ назывался «Она не звонит» и, как утверждает автор, был написан за один день в «довольно унылом настроении». «Она не звонит» вызвал небывалое оживление на очередном собрании городского литературного клуба.

Второй рассказ «Голубая звезда» имел еще больший успех, особенно его дополненное Интернет-издание, имевшее окончательное название «Когда она не нужна». В редакцию пришло много отзывов, как позитивных, так и негативных. На нашем сайте развернулась настоящая дискуссия, не затухавшая много месяцев. Сам автор уверял, что он не придавал большого значения своему творению, заявляя, что во время написания «Голубой звезды» был занят решением серьезных личных проблем.

Далее ожидание читателей было вознаграждено появлением повести «Женский сюрприз». Повесть вызвала массу откликов в критической прессе. В одном из интервью автор признался, что «Женский сюрприз» написан в состоянии депрессии. Повесть, пронизанная болью и тоской о несбывшихся мечтах, вышла отдельной книгой и выдвигалась на областную литературную премию «Рост».

Затем последовала повесть «Коррозия» (Интернет-название «Эрозия»), о которой автор говорил, что она явилась плодом личных переживаний. Это был своего рода прорыв на новый качественный уровень. С небывалой силой убеждения Горшков рассказал нам историю несостоявшейся любви нищего юноши-иммигранта и дочери преуспевающего майора милиции. Свежесть темы, непредсказуемость сюжета, красочные образы и легкий, доступный язык покорили множество читателей и поставили автора в один ряд с маститыми писателями.

На фоне «Коррозии» не остался незамеченным рассказ «Упадок». По мнению Анатолия Горшкова, этот рассказ является вершиной его творческих достижений, несмотря на то, что работе над ним мешала тяжелая болезнь.

Анатолий Горшков признается, что над следующим рассказом «Черный витамин» он работал в состоянии глубокой депрессии, выйти из которой помогли занятия нейролингвистическим программированием.

Последнее произведение нашего нового сотрудника называется «Солнечная мурава». «Наконец-то я обрел почву под ногами, — делится Анатолий Горшков. — Различил впереди свет, почувствовал, что жизнь ждет от меня признания в любви. Это мой скромный вклад в литературу Обновленной России». Отрывки из «Солнечной муравы» выйдут в наших ближайших номерах.