Солнце в день морозный (Кустодиев) - Адель Алексеева

Секретарь в раздумье сдвинул брови и, поджав губы, направился к выходу.

В академической мастерской Репина работали его ученики, которые не имели еще своих мастерских. День был именно такой, какого ждут художники: ни яркого солнца, ни дождя. Ровный рассеянный свет падал через большие застекленные рамы.

Посреди мастерской на венском стуле сидел худощавый молодой человек в белой сорочке, с бантом, в длинном сюртуке времен Онегина. У него было тонкое бледное лицо, высокий лоб. Это "натура", художник Иван Билибин. За мольбертом стоял Кустодиев. Впрочем, вряд ли можно сказать "стоял". Он непрерывно двигался, переступал с ноги на ногу, отходил назад, прищурившись, рассматривал своего товарища.

"Что за лицо! Красивое, одухотворенное, недоверчивое. Как идут ему эта темная бородка и усы, - думал он про себя. - Всем хорош натурщик, но поза?! Как неудачно я его посадил. Какая-то скованность, вымученность, как в фотографии". Художник снова отошел назад, наткнулся на что-то ногой - это была скамеечка, - встал на нее. Отсюда совсем иная точка зрения.

– Ну-ка, Иван Яковлевич, встань, обойди вокруг стола да и сядь просто, как ты садишься обычно...

Билибин сел нога на ногу, скрестив руки, взглянул исподлобья.

– Вот-вот! Иван Яковлевич. Это то, что надо! - вскричал Кустодиев. Свободная поза знающего себе цену независимого человека!

Билибин позировал терпеливо, не меняя положе ния. Громко отбивали время висевшие на стене часы, и больше ничто не нарушало тишину мастерской.

Борису Кустодиеву уже 22 года. Сбылась мечта учиться в Петербурге. Академические классы, антики, обнаженная натура, рисунок на холсте углем, работа масляными красками, мастерская Ильи Ефимовича Репина - все, что виделось лишь в далеких мечтах, свершилось. Однако как далеко еще до подлинного мастерства! Как мучает его несовершенство выражения!

Вот и сегодня, закончив работу, он говорит своему товарищу:

– Что получается, Иван? Понимаю, что главное - это рисунок, форма. Прорисовал контур, нашел форму, А дальше что? Начинается второй этап живописный, и тут попадаешь во власть иных законов. Краски тебя захватывают, и уже как будто забываешь о рисунке. Как удавалось это сочетать Рембрандту, Ван-Дейку? Ломаю голову ночами, стою столбом в Эрмитаже и решить ничего не могу. А ведь именно этому мы должны научиться в Академии. Сюжету, содержанию нас нечего учить. Голова должна быть, и все. А вот как?! Как рисовать, технику отрабатывать?.,

Билибин молчал, не спеша с ответом. Он был склонен про себя держать свей поиски. Билибин-художник как будто отдал уже предпочтение рисунку, решил стать графиком, а не живописцем. У него уже вырабатывается особый стиль "проволочного" рисунка, и товарищи шутя называют его "Иван - железная рука".

Наконец он заговорил, слегка заикаясь. Но не успел он произнести и нескольких слов: "Да-а, тт-ы знаешь, мне ка-ка-жется..." - как дверь распахнулась, и вошел Репин.

Молодые художники с некоторым смущением смотрели на учителя. А тот, чем-то озабоченный, сунул каждому руку, остановился посредине, недовольно оглянулся. Тут его взгляд упал на мольберт, где стоял холст с подмалеванным рисунком.

Он вскинул брови, тряхнул головой, отбросив волосы, заложил руки за спину, отошел.

– Гм... Откуда взято? На табуретку становились?

Волнуясь, как и три года назад при поступлении к Репину, Кустодиев заговорил о том, как искал точку, с которой решился рисовать.

Репин рассеянно выслушал, буркнул то ли одобряюще, то ли безразлично: "Ну-ну", - и опять ушел в себя.

Молодые художники переглянулись. Учитель был сегодня непохож на себя. Он смотрел уже не на мольберт, не на рисунок, а на свой ботинок. Узким носком поцарапал пол, заложил руки за спину, снова буркнул: "Ну-ну", - и пошел к двери. Там, стоя уже спиной к ним, обронил:

– Был у князя Бобринского. Государственный Совет писать велят.

– С-совет? - переспросил Билибин. - Там же, если н-не ошибаюсь, человек сто.

Репин отшвырнул носком валявшийся на полу тюбик краски.

– А вы как думали? - с вызовом ответил он. - Позолота, красный бархат, мундиры. Уйма народу, а все одинаковые, - он толкнул ногой дверь и, так же сцепив за спиной руки, вышел.

От высокого предложения Репин сначала решил отказаться.

– Не торопитесь, Илья Ефимович, - Стал уговаривать его граф Толстой, заказ стоит того, чтобы подумать... Гонорар немалый. А какова натура?

Действительно, когда Репин попал на заседание Государственного Совета, в нем заговорило профессиональное чувство художника, увлекла сложность задачи. Широким мазком, в один сеанс, он сделал эскиз.

Увидев эскиз, Кустодиев восхитился. Красное, желтое, голубое сверкало и радовало глаз. Колорит увлек Репина, он живо передал первое впечатление, совсем как те самые французские импрессионисты, которых он поругивал.

А через несколько дней Репин сказал Кустодиеву :

– Я хочу, чтобы вы помогли мне сделать "Совет". Рука моя правая болит и болит. Без помощников не справиться. Вы и Куликов.

...В глубине зала Мариинского дворца художникам выделили место. Здесь же Репин установил тяжелый фотоаппарат на широком треножнике, предварительно получив инструкции от академического фотографа.

Куликов и Кустодиев держали наготове карандаши. Большие листы уже были прикреплены к мольбертам. Все было как перед боем. А их "фельдмаршал", такой торжественный сегодня, в черном фраке с бабочкой, бледнел и нервничал.

В 12 часов дня открылись высокие двери, и с двух сторон вошли сановники, члены Совета. Каждый занял свое место. В центре - царь и члены царской фамилии.

Колонны из мрамора, хрустальные люстры, кресла красного бархата, золотые эполеты, голубые андреевские ленты, красные - Александра Невского, белая бумага на красном бархате, мраморные серые чернильницы, шитые золотом так называемые "большие" мундиры, которые надевались лишь в особо торжественных случаях.

Репин стоял, дергая бородку.

Запомнится ли кто с первого раза? Как разобраться в этом множестве орденов и регалий? Внешняя безликость, чиновность, печать государственной машины, бездушие - как пробиться сквозь все это? Как решить композицию? С чего начать?

Репин спустился в зал. Вот он в своем черном костюме осторожно передвигается среди красного бархата. Его маленькая фигура в черном фраке странно выделяется среди "больших" мундиров; сановники недоуменно взглядывают, шепчутся: "Кто это?" И, услышав ответ: "Репин", - оживляются.

Куликов и Кустодиев сидят подавленные, озадаченные. Сегодня им нужно наметить расположение фигур, выделить нескольких, начать прорисовку хотя бы двух-трех. Работа над общей композицией будет позднее, тут, конечно, слово Репину.