Письмо из-за гроба - Виталий Владимиров

А вершиной, зияющей высотой нашего развала стало мое сорокалетие. По простой логике события я попросил Полину освободить на время мою квартиру, а она съехала совсем, из стола обеденного и кухонного, из стульев, табуреток и досок, из скатертей и клеенок, из тарелок, вилок и ножей, из стопочек, фужеров и стаканов, из закусок и салатов, из бутылок и графинов соорудил я то, что могло так хорошо сослужить и юбилею и тризне. Но взрывоопасность ситуации состояла в том, что я никого, по своей традиции на день рождения не пригласил, кроме тебя и Полины. Мои любовницы и симпатии, друзья и приятели, их жены, их любовницы и симпатии, слетелись полным составом за стол, памятуя мою холостяцкую гостеприимность еще по прошлым временам. Полина приземлилась на площадку молодняка, где скромно тупила глазки и моя последняя пассия, твоя ученица Анюта Федорова, остальная компания тоже годилась тебе, в крайнем случае, в племянники. Все были друг с другом и со мной на "ты", только с тобою на "Вы". Мы сидели рядом, но я то вздрагивал от очередного звонка в дверь, то вскакивал, чтобы что-то кому-то подать. Тосты следовали один за другим, каждый считал своим долгом объяснить мне, неразумному, что сорок - это не два по двадцать, пора бы и образумиться, хватит писать в стол, как будто нет у меня высоких покровителей, ведь жизнь короткая такая... Высказав свое, тостующий терял всякий интерес к речи следующего оратора - только я был связующим звеном этих по сути очень разных людей. Я был нужен каждому и то на какое-то время и не нужен всем. По обязанности пил, не успевая толком закусить, но не пьянел, а только наливался тяжестью спиртного, я был чужой на этом празднике жизни. Кончилось тем, что в разгаре веселья ты ушла, а я еще долго, в ночи уже, выпроваживал последнего гостя, который никак не желал расстаться с растерзанным столом в окурках и объедках и с ним Анюту, которая попыталась по старой памяти остаться, чему я воспротивился, но тебе все равно донесли, что она, конечно же, забралась ко мне в постель. Черная пятница - так было тяжело, так безжалостно горько мне, казалось, что ночь никогда не кончится... Кончилась, все проходит, так было написано на кольце царя Соломона и это правда, может единственно истинная до самого донышка.

Думаешь, закрылась за тобой дверь и мир окончательно погрузился во тьму отчаянья? Нет, вершители наших судеб вплетают то черную, то светлую нить в серость буден, так же было и на то же сорокалетие.

Паруса... Любите ли вы театр, кто это спросил - Белинский? Любители вы паруса, спрашиваю я?.. Ах, любите... Ах, как это красиво, когда они белеют в тумане моря голубом. И белые с красным, и красные с синим, и синие с белым спинакеры... Вы не знаете, что такое спинакер? Ну, это просто. Спинакер - самый большой парус, который на спинакер-фале поднимается до топа мачты за фаловый угол, растягивается спинакер-гиком и управляется брассами через киповые планки... Ах, вы не знаете, что такое... Да, это все надо знать, уметь вязать узлы, вытаскивать якоря и швартоваться, быстро исполнять команду, верить своему товарищу и капитану, терпеть тяготы ночной вахты и засыпать в качку... Тогда, вы действительно, любите паруса...

Я перешел по деревянному трапу на пирс, и привстав на колено, постучал костяшками пальцев по гулкому пластмассовому корпусу белой яхты. Саня принял от меня рюкзак, и скрылся в люке. За ним полез и я. - Тяжело после вчерашнего? - сочувственно спросил Саня, глянув в мои полумертвые глаза. Я не успел ответить - в яхту спустился капитан Валера. - Значит, так, слушай мою команду! - ответил он на мое рукопожатие. - Равнение на стол! От имени Спортивного комитета министерства обороны и лично контр-адмирала Шашкова Николая Александровича поздравляю старшего помощника нашей каравеллы с началом пятого десятка. Желаю здоровья, творческих успехов и счастья в личной и семейной жизни! Объявляю следующие два дня аврально-банкетными за счет юбиляра. Он же назначается ответственным исполнителем и вечным дежурным по камбузу, посудомойке и бару. Ему же вручается приз. Капитан вытащил из "гроба", не подумай плохого, рано еще, так называют нишу-койку, модель небольшой яхты. Синий прозрачный корпус с деревянным бушпритом и мачтой с алыми парусами на металлической спирали делал виток вокруг аметистовой друзы. Речь капитана подтверждала металлическая табличка в основании приза. Пересекли акваторию порта, за это время я нашинковал бутербродов и разлил по стопарю, а когда яхта нырнула меж быками моста, капитан задрал голову, махнул рукой, и вместе с ним мы по традиции дружно рявкнули: - Мо-о-ост! Стропила моста отразили пушечный залп крика, мы расхохотались и под следующим мостом повторили забаву в три глотки. После рюмки полегчало в голове, после теплой встречи - на душе. Никто не заставлял меня мыть посуду или готовить жратву, наоборот, эти два дня я был молчаливо избавлен от всех рутинных работ по яхте - еще один подарок. Но главный был впереди. Саня, как только оказывался рядом со мной, спрашивал как бы невзначай: - А как ты относишься к животным? Поначалу я не врубился, но после очередной его многозначительной паузы, до меня дошло: - Ты что задумал, малыш? Саня осторожно положил тяжелую, как якорь, руку мне на плечо: - Понимаешь, мы с Наташкой думали-думали, плохо ты живешь. Одиноко тебе... - Еще один доброжелатель, вчера мне их не хватило... - пробурчал я. - Оно, конечно, Дарья Сергеевна - птица высокого полета, но у тебя должен быть друг, ты мне тоже друг, но настоящий друг - с которым ты гуляешь каждый день... - Ты имеешь ввиду собаку? - наконец-то догадался я. - Ты спятил, Саня, вот именно каждый день, вспомни, ты же сам у меня как-то попросил ключ, а? - Этот друг у тебя не попросит ключ, он лучше, чем женщина, для него любая женщина - сука, понял? Наташка сегодня на "Ракете" привезет, как раз гонки кончатся... Кобелек попался по случаю. Дворянской породы. Они смышленые - не то что со всякими там родословными... Саня продолжал рассуждать, словно клал кирпичи в только проявившийся просвет в стене моего отчаяния, что беды кончились. А тут еще перед стартом всеми уважаемый Евграф Ефграфович Смирнов, капитан яхты "Былина", попросил Валеру в долг на одну гонку матроса. Кинули жребий - выпало мне. Евграф угадал мое состояние сразу. - Ты чего такой кислый, именинник? Я коротко поведал ему о своих проблемах, а он - классный мужик! - обещал взять щенка. Солнце, уходя, уже искоса оглядывалось на акваторию залива, куда с вечерним бризом подходили яхты на ночную стоянку. Наша белокожая "Ариадна" уже была ошвартована у пирса. Подошли к ней, загодя выбросив кранцы, и мы. В кокпите и на палубе торчал весь экипаж "Ариадны", в том числе и Наташка. Приехала все-таки. Валера гаркнул на весь пирс: - Будешь возвращаться, ведро песка прихвати, твой пес тут все обмочил, это что за порода такая, моченосец? Пес сидел на столе. Пудель. Шерстяной. Блестел медными пуговками глазенок. И чуть ли не вилял шнурком хвоста с пампушечкой на кончике. Я взял его в руки и ощутил цилиндр вместо тела - под вязанной оболочкой таилась бутылка. Коньяка. Армянского. Пять звездочек. Вечером под этими звездами с моими друзьями и оттаяла душа...