Остров Женщин - Расул Гамзатов

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Если засохнет дерево мужской судьбы, засохнет пять женских судеб.

В простой ладье скользим неторопливо,Пространство раздвигается — и вотСиянье Мексиканского заливаВтекает в синеву карибских вод.

Тут небо высоты необычайнойИ краски первозданной чистоты.Белы, как неразгаданная тайна,Моей поэмы будущей листы.

Здесь цвет воды, целебный запах моряМеня пьянят, как марки лучших вин.Здесь, нашим веслам безупречно вторя,Ритмично кувыркается дельфин.

Здесь, как стада на синей луговине,Пасутся корабли и катера.Светило на небесной половинеУже вовсю работает с утра.

Лучи, водой отражены, струятсяИ солнечный вычерчивают путь,А чайки, лихо падая, стремятсяКрылом сверканье это зачерпнуть.

Меж тем челны по блесткам непрестанно,Как челноки, снуют туда-сюда,В одном из них — сеньор из Дагестана,Из горного селения Цада.

О нет, не спрашивает он заране,Когда вдали появится земля.Но он хотел бы разглядеть названьеИдущего навстречу корабля.

Умеющий угадывать желанья.Бинокль ему протягивает гид:— Читайте… Здесь такое расстоянье,Что и стрела любая долетит.

Я регулятор подвернул, примерясьК своим глазам, — и в тот же самый мигОбрывок надписи: «…de las Mujeres»Передо мною явственно возник.

— Вот остров наш, — сказал индеец просто,Сейчас прибудем… Близится причал. —Да, это был не парусник, а остров.От радости я чуть не закричал.

Но радость вдруг сменилась огорченьем.О, как он мал, как тих и одинок!Обширным омываемый теченьем,В хурджине он бы уместиться мог.

Открывшийся в конце дороги длинной,Оазис тот, который я искал,Схож с валуном, скатившимся в долину,Негаданно оторванным от скал.

Он высится, как сноп, забытый в поле,Когда уж сено сложено в скирды.(Прости меня, мой гид, я поневолеСравнения ищу на все лады.)

Пришвартовались. Я из лодки вышелИ сразу — словно вихрь меня увлек, —Быстрей, чем голубь отчей сакли крышу,Я обошел желанный островок.

Ну, пусть не крыша… Весь он, предположим,С отелем скромным, с россыпью хибарЧуть больше, чем аул Цада, но все жеУступит он аулу Цудахар.

Ах, в том ли суть? Уж я-то с детства знаю,Что тесный, чуть приметный уголокВ себя вбирает все, как ширь земная,Когда он душу чем-нибудь привлек.

Чего ты здесь искал? Благополучья?Величия?Прибоя мерный гулКо мне взывает! — Приглядись получшеИ ко всему прислушайся, Расул.

Я слушаю, смотрю, хожу по пляжу,По улочкам разбросанным брожу,Свое воображенье будоражу,Подробностью любою дорожу.

Туристы жаждут здешнего загара,Скучающие баловни судьбы.Не видно лиц. Темнеют окуляры —Стекло размером с колесо арбы.

Американки пожилые в шортах,Хоть о душе подумать им пора,Среди юнцов приезжих, дошлых, тертых,Резвятся в баре с самого утра.

За этой стойкой, под зонтами пляжа,В углу укромном, в островной глуши,Идет все та же купля и продажаВоды и неба, тела и души.

Но музыки развязному звучаньюИ выкрикам подвыпивших гостейЗдесь противопоставлено молчаньеЛачуг, рыбачьих лодок и сетей.

Индейских песен, девичьего смеха,Мужской гортанной речи не слыхать.Заглохло в роще вековое эхо,Лишь рокот волн доносится опять.

…Воображенье складывает крылья.Я думаю об острове моем.Зачем его загадкой окружили,Зачем назвали овода орлом?

Зачем, зачем… Ведь сам нашел я поводРвануться в этот полусонный зной.А тут меня и впрямь ужалил овод,Москиты зазвенели надо мной.

Сижу в раздумье на песке нагретом,Экзотику увидев без прикрас.Не зря меня предупреждал об этомСоветчик мой, обозреватель ТАСС.

Мне кажется, он вновь со мною рядомВозник незримо, в ухо мне гудит;«Скажи, своим придуманным БагдадомДоволен ты, восторженный пиит?

Ну, какова она, твоя Гренада?Нашел Джульетту? Понял суть любви?Как видишь, брат, невелика наградаЗа все мечты и поиски твои.

Эй, Золушка! Ау, откликнись, где ты?К тебе сюда, за тридевять земель,Летел чудак. Но грязь с лица планетыСтереть не удалось тебе досель».

Так говорит корреспондент бывалый.Он знает все, полмира облетав,И трудно возразить ему, пожалуй,Он дело говорит. Он прав, он прав…

Я слушаю с вниманьем и почтеньем.Но давний замысел необорим.Мы трезвость журналистскую оценим,Но слово и Поэзии дадим.

К Истории прислушаемся тоже,Тем более, что к нам уже спешит,С Абуталибом незабвенным схожий,Мой многомудрый, меднокожий гид.

Старик — нас двое на пустынном пляжеВ мои глаза тревожно заглянул:— Я понимаю состоянье ваше.Так слушайте меня, сеньор Расул.

На исповедь прекрасную надеясь,Я достаю дорожную тетрадь…Все, что поведал мне седой индеец,Читателям хочу пересказать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Женитьба, рождение детей, семья — источник наших радостей. Он кажется неисчерпаемым. Но однажды приходит беда — и она убивает радость.

— …Колумб, увидев этот скудный остров,Причаливать не стал — пустое дело!Пираты из флотилии КортесаКлочок безводной суши обошли:

«Пусть эта кость достанется собакам,А нам и без того хватает мяса.Пусть этот глаз выклевывают птицы,Чьи гнезда мы успели разорить».

Мы были теми птицами, которыхСвинцом и пламенем искореняли,Сгоняли с мест насиженных, топили,Сажали в клетку, втаптывали в грязь.

Частица стаи, от врагов скрываясь,Нашла приют на острове пустынном.Сюда свезли мы все, что уцелелоОт ядер, пуль и от разбойных лап.

Чем в плен идти, рабами становиться,Уж лучше жить в соседстве с комарами.Тех, кто познал насилие Кортеса,Засилие москитов не страшит.

Мы высадились тут. Ревели волны,Звенела мошкара, клубились тучи.А мы ко всем богам без исключеньяТогда взывали: — Пощадите нас!

Пускай никто на свете не заметит,Что мы сюда бежали от погони.Пускай и солнце, и вода, и тучиНас от беды и голода спасут.

Мы осушили гиблые болота,Чтобы избавиться от малярии.Взрыхлили неподатливую почвуИ на полях посеяли маис.

Вы видите кокосовые пальмы?Вот падают плоды — поберегитесь!Мы эти пальмы некогда сажали,Чтобы детей и женщин прокормить.

Мы высекли живой огонь из камня,Из камня возвели дома и башни,Вокруг строений наших постепенноБанановые рощи поднялись.

И вот настало время первых свадеб.На берегу, как повелел обычай,В канун обряда женихи искусноКартины рисовали на песке.

Невесты обрамляли те картиныУзорами, в густой песок вкрапляяМорскую гальку, черепашьи яйца,Втыкая перья чаек по углам.

Ракушки, собранные на прибрежьеРуками девственниц — так полагалось,Ссыпались воедино, образуяОстроконечных холмиков гряду.

Так перед новым бракосочетаньемЗадабривался нами покровительСемьи грядущей, очага блюститель,Незримый охранитель — Бог Любви.

И появлялись на песчаном пляже,Как будто птичьих лапок отпечатки,Следы, украсившие побережье,Босых младенцев нежные следы.

Чтоб сыновья достойные рождались,Чтоб новые красавицы сияли,Воздвигли мы особую молельнюИ Храмом Кукол нарекли ее.

Рождалась дочь — мы ели птичье мясо,Сын подрастал — мы ели мясо тура,А если близнецы на свет являлись,Мы рыбой щедро потчевали всех.

Мужчины уходили на охоту,Подруги шили, стряпали, вязали,На утлых лодках шли мужчины в море,В тревоге жены ожидали их.

Так, обретая мир вдали от мира,Мы с морем ладили и небесами.Мы обживали крохотную сушу,Детей растили, старцев берегли.

Так время шло на острове, покудаСтихия нами не распорядилась.На нас, безгрешных и многострадальных,Разгневался безумный Бог Ветров.

Все началось, пожалуй, как обычно.Все совершеннолетние мужчиныОтчалили в карибские просторы,Отправились на промысел ночной.

Их было сто умелых мореходовНа восемнадцати ладьях рыбачьих.И, на колени пав, островитянкиСвои молитвы к небу вознесли.

Все началось, пожалуй, как обычно.Звучали песни, и взлетали весла.И постепенно уменьшался остров,Маячивший за спинами гребцов.

Сперва напоминал он турью шкуру,Потом казался шкуркою овечьей,Потом напомнил силуэтик чайки,А там и вовсе из виду исчез.

Обильный лов, отличная добыча!Удачливые рыбаки мечталиО возвращенье к очагам и женам,Когда под утро грянул ураган.

Армады туч, нависших над Карибом,В атаку шли в сопровожденье молний,Вздымались волны, небо накренилось,И отовсюду надвигался гром.

Двенадцать баллов, штормовая качка…Трещали лодки, то взмывая в гору,То рушась в оглушительную бездну,То заново вздымаясь на дыбы.

Гадали рыбаки — за что караетИх Бог Ветров, какая их провинность?Быть может, забрели в чужие воды,Нарушив моря вековой закон?

Три дня, три ночи продолжалась буря,Три дня, три ночи рыбаки боролись,Три дня, три ночи рыбаки молились,Не вняли боги слезной их мольбе.

За лодкой лодка шла на дно морское,Трещали снасти, расползался невод,И те, что прежде рыбу добывали,Тонули, становясь добычей рыб.

А волны, как разбойники Кортеса,Теснили их, громили, удушали,И небо раскаленными клинкамиДобить спешило тех, кто уцелел.

Когда беда случается, причинуОбычно ищут… Говорят, что нищий,Отчаявшись, воззвал к морской пучине:— Разверзнись, поглоти безумный мир!

Другие говорят, что мать больнаяПросила сына, мучимая жаждой,Дать ей попить, а он воды ей не дал,И все на свете прокляла она.

Беда еще бывает, оттого чтоБогатый родич сироту ограбил,У нищего отняв кусок последний,Разгневал бога алчностью своей.

И то твердят и это, утешаясь,Какая притча тут верней, не знаю,Одно лишь знаю — рыбаки погибли,На сушу не вернулся ни один.

А женщины в дверях стояли молча,На берегу безмолвно собирались,Под тяжестью тревог и ожиданийОсиротевший остров оседал.

А волны лихо, как мюриды ваши,На белых скакунах летели мимо.— Опомнитесь! — их женщины просили.Верните нам мужей и сыновей!

С той ночи утекло воды немало.Но бесконечно длилось ожиданье.Тускнели краски, угасали взорыПоникших вдов, невест и дочерей.

Зато костры на берегу не гаслиВ ночи, подобно маякам бессонным.А вдруг мужчины вздумают вернуться —Им нужен путеводный огонек.

Здесь девушки испытывали зависть.Но вдовы — те хоть радость материнстваПознать успели, сохранили памятьО днях пускай короткой, но любви.

О непорочные островитяне,Готовые до капли выпить море,Чтоб хоть на дне на краткий миг увидетьСвоих давно ушедших женихов.

Сестра мечтала обернуться рыбой,Уйти в зеленоватые глубины,В надежде брата повстречать однажды,Держащего разбитое весло.

Гласит молва, что женщины иныеОкаменели от печали долгойИ постепенно превратились в скалы,Стоящие над бездною морской.

Что галька разноцветная на пляже —Их слезы, отвердевшие навеки,Что здесь вода намного солонееИ чуть плотнее, чем в других морях.

Теперь понятно вам, сеньор Гамзатов,Откуда это имя — Остров Женщин.Какая горечь в имени красивом!Есть у него синоним — Остров Бед.

Прошли столетья. Но далекий отзвукБылой утраты душу обжигает.Увы, от жизни, что волнами смыта,Здесь не осталось никаких следов.

Всё перед нами — горсточка приезжих,Отель, таверна, лавка сувениров,Лачуга местных жителей — метисов —Да вывеска с названьем островка.

Судьба такая выпала индейцам —Быть жертвами извечных потрясений,Нести невосполнимые утраты…Неведомо — кого нам тут винить?

Стихию? Ею управляют боги.Богов? Они везде несправедливы.Историю! Она неумолима.Где истина? Кто может нам сказать?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ