Загадка Алатырь-камня - Александр Черницкий

Следом счастливым папашей стал и Мельцет, затем детский смех зазвенел из соседнего сруба, после диким плачем отметил собственное рождение еще один человечек. В общем, что тут говорить? Отныне производство маленьких скуластых, кареглазых и темноволосых гуннов встало на широкую ногу. В мире лучин и свечей, без электрического света, радиоприемников и телевизоров, смартфонов и Интернета многие зачатия происходили просто так: от безделья и скуки.

Только Гарму одолевали мучительные сомнения. Уж взаправду любит ли ее Оянушка, если до сих пор не позвал замуж? В то же время Оян вволю налюбовался светловолосыми эрзянскими красавицами. Порой, сжимая в объятиях свою Гарму, парень воображал, что под ним задыхается от счастья какая-нибудь местная девушка.

Гарма ощущала это тем самым удивительным чутьем, каким природа в большой компании с богами одаривает всякую женщину. На глаза наворачивались слезы, но они нисколько не походили на те слезы наслаждения, которыми счастливая Бендзея каждодневно одаривала своего Мельцета.

И нисколько постельная бездарность Ояна не зависела от чистоты неба. Гарма засыпала неудовлетворенной и в дождь, и в град, и в снег, и жаркой летней ночью.

Глава 6. Позор юнократии

Слава о творящейся в Долине Ручьев – будущем Атяшеве – невообразимой и безграничной любви быстро раскатилась по окрестным мокшанским да эрзянским поселениям, что аккуратно расположились между реками Сурой и Мокшей, Белой и Волгой. Размеренная и тихая жизнь получила пробоину, о последствиях которой не мог знать никто.

Оттуда и отсюда на вечеринки в Долину Ручьев стали съезжаться финно-угры, которых русский язык спустя века объединит названием «мордва». По сей день мокшане называют себя (в том числе при переписях населения) мокшанами, эрзяне – эрзянами, но русские тех и других, вместе взятых, упорно зовут мордвинами.

Действительно, мокшане и эрзяне близки друг другу и внешностью, и общей историей, и местами расселения, и языками, и финно-угорской кровью, но, как ни крути, а народы это по сей день все равно разные. Другое дело – глубокая древность, когда мордвины еще не разделились на две этнические группы, а русских и вовсе не существовало.

Впрочем, к блистательной истории гуннов сей факт вряд ли имеет отношение. Светлокожие угорские хлопцы с энтузиазмом женились на плечистых кривоногих дивчинах племени хунну, а бронзоволицые парни-хунну брали в жены стройных блондинок – угорских девиц; это смешение желтой и белой рас стар и млад с обеих сторон воспринимал одобрительно, в качестве чудесной экзотики.

И никто в будущем Атяшеве не обратил внимания на местных мальчишек, которые о чем-то шептались по всей деревне и день, и другой, и третий. Между тем глазенки шептунов пылали предчувствием близких подвигов. Однажды, когда темнота полностью вступила в свои права, начала сбываться известная констатация одного современного ученого: «Изнывающие от скуки пацаны – враги человечества».

Едва деревня уснула мертвецким сном, над ручьями разнесся чей-то пронзительный короткий свист. То был сигнал к действию!

Дневную усталость пополам с сонливостью словно добрый волшебник унял, и пацанва принялась выбираться из тесных родительских срубов. Если вдруг кто-то из взрослых просыпался и спрашивал о цели поздней прогулки, отвечали все одинаково – точно так, как загодя условились: «До ветру приспичило». Труппками по пять-шесть человек лопающиеся от гормонов эрзянские пубертаты общим числом этак в сотню направились к стойбищу хунну.

Вооружены пацаны были будь здоров: уворованными у отцов луками, мечами, дротиками да вилами. Как-никак, по Долине Ручьев давно гулял слушок, будто степняки привезли в обозе несметные сокровища, награбленные у китайцев и племен неведомого Приаралья, а также в какой-то загадочной Сибири.

С точки зрения выпендривающихся друг перед другом несмышленышей это было, разумеется, несправедливо: экспроприаторов следовало незамедлительно экспроприировать. Правда, даже зачинщики заговора не могли внятно растолковать, как потом распорядиться сокровищами: главное, мол, – сделаем дело, а там посмотрим.

Собравшись единой стаей, похитители крадучись двинулись за околицу. Без дневного света приближающееся всхрапывание лошадей и перетаптывание верблюдов на бескрайней хуннской стоянке звучало зловеще. Но хуже всего стало тогда, когда приближение чужаков обнаружили хриплым лаем собаки. Правда, сорванцы не подкачали и принялись швырять псам куски мясных отходов, по большей части поросячьих кишок да копыт.

Тут-то и пришел конец всей затее. Кругом выросли молчаливые большие фигуры, и засвистели арканы. Хунну из боевого охранения видели в темноте, словно волки, и скоро надежно повязаны были все, абсолютно все горе-предприниматели: уйти из пубертатов не удалось никому. Так и пришлось им проваляться на холодной земле до утра в ожидании своего позора, связанными по рукам и ногам.

Ранним утром Юйчугянь отправил гонца к своему родичу (дочка шаньюя была замужем за племянником каназора, а их сыну, первому на свете гунну Тумаю оба правителя приходились дедушками) Арсяну с соответствующим устным донесением. Тем временем к домику Арсяна потянулись и родители исчезнувших в начале ночи бедолаг.

Излишне говорить, что и у эрзи, и у хунну тут же были заброшены все хозяйственные дела – лишь женщины на скорую руку поили и кормили скотину. От мала до велика все разглядывали эту невидаль – связанных попарно недоумков. Каназор Арсян сквозь землю готов был провалиться со стыда и повторял, словно заведенный расхаживая перед «лежачим строем»:

– Как вы додумались ограбить гостей, с которыми нас связывают родственные узы? Как только додумались до подобной гадости? Все зачинщики будут найдены и примерно наказаны. Впрочем, каждый из вас получит свою долю позора и боли. Так и запомните: все до единого, мерзавцы! Все!

Наругавшись вволю, каназор поплелся приносить извинения шаньюю Юйчугяню. Тот сидел на циновке в окружении целой свиты и приветствовал Арсяна как ни в чем ни бывало, в чем можно было усмотреть весьма тонкую иронию:

– Хорошо ли спалось, хозяин? Надеюсь, комары не сумели вырвать тебя из крепких объятий сна?

– Вот эти комары?! – крикнул чиряз Арсян, указывая плетью на кучки жмущихся друг к другу незадачливых воришек. – Они дорого заплатят за наш общий позор. Я принял трудное решение: зачинщики, придумавшие напасть на гостей, будут казнены. Мы принесем их в жертву, словно лошадей, – на камне, посвященном великому Нишке. Всех до единого!

Толмачи Нуят и Парамза старательно переводили с эрзянского на язык хунну.

Суровый вождь страшных кочевников ужаснулся:

– Даже если бы мальчики преуспели и стащили по куску золота, бесполезного в практической деятельности металла, это не повод лишать их жизни. Просто юных балбесов надо растить в строгости и дисциплине, ведь это будущие воины, им предстоит беспрекословно исполнять приказы командиров!

Мальчики дрожали от холода и страха, но от страха дрожь была гораздо сильнее. Вообразив на поляне перед шатром Юйчугяня телеведущего Владимира Соловьева, мы бы услышали, как он цитирует самого себя: «Если представить на мгновение, что все существующие политики исчезли и власть перешла в руки шестнадцатилетних, то можно с уверенностью сказать, что через три дня будет кровавая бойня. Яркий пример – Гайдар, который командовал полком и прославился феноменальными зверствами».

Шаньюй принялся со всей силой своего скудного степняцкого красноречия отговаривать Арсяна от его ужасной затеи. Демонстративно упираясь, каназор продолжал обрушивать на пацанов громы и молнии. Правда, при этом он не забыл послать крепких парней в ближайший лесок за березовыми розгами, а из разделочного «цеха», где под растянутым меж сосен навесом били поросят, к жертвеннику великого Нишке доставили длинные полосы свиных шкур.

В общем, пороли злодеев так, что мало никому не показалось; да и орали пацаны соответственно – искренне, от сильнейшей боли. Две недели потом ни один не мог ни присесть, ни уснуть на спине. И «погоняла» прилипли к воришкам на долгие годы: «золотоискатели». Так эрзяне оперативно спрофилактировали появление шпаны, которая очень скоро терроризировала бы весь народ.

Не можем удержаться здесь от отступления. Сравните-ка, читатель, угорское воспитание II века новой эры с современным. По всему белу свету прохожие пугливо жмутся ближе к освещенным местам и полицейским мундирам, а изнывающие пацаны так и норовят оскорбить, ударить, обокрасть, поджечь, сломать. Неслучайно в Соединенном Королевстве Великобритании и Северной Ирландии телесные наказания в школах (главным образом порка гибкой тростью, кожаной лентой, удары снятой легкой обувью) были постепенно отменены лишь на протяжении 1987–2003 годов.

Переход от традиционного типа общества к современному (низкая смертность, низкая рождаемость) начался в конце XVIII века в наиболее «продвинутых» странах Западной Европы и к середине XX века охватил всю грамотную часть человечества. Исключением стали самые отсталые регионы Азии, Африки, Латинской Америки.