Трень - брень - Радий Погодин

Ольга сжалась в комок. Аркашка развалился на скамейке, задрал ногу на ногу и принялся спокойно свистеть песни.

Старухи высыпали из парадной - Маша за Клашей, Даша за Машей.

- И не отказывайся. Твой деверь Варфоломей был форменный рыжий.

- Нет, каштановый... Ольга! - позвала бабушка. - Ольга!

- Форменный рыжий. Его так и дразнили: Красный Варфоломей. Его кулаки вилами закололи, когда он по продразверстке ходил.

- Каштановый!

- Рыжий!

Дворничиха схватила метлу. Крикнула:

- Хватит!

- А я говорю - рыжий.

- А я говорю - каштановый.

- А я говорю - хватит!

Аркашка соскочил со скамейки, встал между старухами.

- Оттаскайте меня за уши. Кто желает? Ну, оттаскайте меня за уши.

Старухи опешили.

- Ольгу не видел? - спросила бабушка.

- На улицу побежала.

- Она тебе ничего не говорила?

- Сейчас вспомню. Ага, сказала, что больше не вернется, больше к вам не придет, потому что утопится.

- Что?

- Утопится.

Ольгина бабушка закачалась.

- И ты ее не схватил, не остановил за руку?

- Я не успел. А потом, для чего? Одной рыжей меньше.

- Ох ты... Ох ты... - сказала Ольгина бабушка и, как слепая, стала шарить рукой, куда бы ей сесть. - Уши оторвать тебе мало. Гений сырой!

Аркашка подставил ей ухо.

- Рвите, отрывайте. Я их вазелином смазал. Теперь не ухватите.

Старухи посадили Ольгину бабушку на скамейку. Маша напустилась на внука:

- Я тебе что велела? Я тебе велела вальс играть.

- Оттаскай меня за уши.

Старуха попыталась это сделать, но скользкие Аркашкины уши тут же выскользнули из ее пальцев.

- Рвите! Отрывайте! - крикнул Аркашка. - Что, не можете?

Воробьи на дереве тихо сидели. Они не понимали, что происходит, потому что такого во дворе никогда не бывало. Еще никто не отказывался Аркашке уши нарвать.

- Оленька, - всхлипывала Ольгина бабушка.

Дворничиха ее утешала:

- Ну, не рыдай, Клаша. Ну, не рыдай. Не такая она дурочка, чтобы с жизнью попрощаться.

- Оленька и пирогов не покушала.

- В милицию заявить нужно, - сказала старуха Маша. - Непременно. Ее по цвету разыщут... Ты мой вазелин взял? - спросила она Аркашку. - Тебе кто велел?

Аркашка снова подставил ухо.

- Тьфу ты, бес. Ну ладно, я найду к тебе другой ключ. Басовый. Я тебе что велела?

- Я музыку с пеленок ненавижу, - вкрадчиво сказал Аркашка. - Рвите мне уши. Отрывайте. Я слух потеряю. - Он сам взял себя за ухо и сам от себя вырвался.

- Вот и свихнулся мальчик, - покачала головой дворничиха.

Воробьи на дереве забеспокоились, принялись обсуждать, что сулит им в дальнейшем такое Аркашкино поведение.

- Оленька... - Ольгина бабушка вдруг вскочила. - Я тебя отыщу. - Она ринулась в подворотню. - Я тебя из-под воды спасу.

Старуха Даша устремилась за ней.

- Куда ты, Клаша?! Ты же плавать не умеешь.

- Все из-за твоей Марфы, - сказал Аркашка.

- Господи, воля твоя. Что же я такого сказала? Если Марфа была рыжая, так ведь ее зеленой не назовешь. Уж какая есть. Господи, я ж говорила, что от рыжей Марфы одно несчастье. Недаром я сегодня корову во сне видела. Черную комолую корову... Оленька. Морковочка. Подосиновичек. Рыженькая ты наша... - Старуха побежала догонять подруг.

Когда она скрылась, Аркашка сказал:

- Вылазь.

Ольга вылезла из-за цоколя.

- Так нельзя. У тебя сердца нет.

- Целый час про какую-то Марфу говорить можно? - спросил Аркашка. Меня каждый день за уши дергать можно? Уши ведь не для того человеку, чтобы их дергали.

Ольга села на краешек скамьи.

- Но ведь они старенькие - бабушки. Их уважать нужно.

- Бабушки - бич педагогики. Это наш директор сказал на собрании. Наш директор сам старик, он точно знает. - Вдруг Аркашка шлепнул кепкой по скамейке. - Придумал. Давай мы тебя перекрасим.

- Это зачем?

- Тогда тебя никто не будет рыжей дразнить.

- Пусть лучше дразнят. Я останусь как есть. А зачем это ты обо мне заботишься? Ты ненавидишь рыжих.

Аркашка снова сел. Вздохнул тяжело-тяжело.

- Я переменил взгляды. Слышишь, давай мы тебя перекрасим. Ты ведь в душе будешь знать, что ты рыжая, а другие не будут.

- Зачем? Пусть знают... Мне эту Марфу жалко. Она, наверно, красивая была и несчастная.

- Ты тоже красивая, - сказал Аркашка. Он застеснялся своих слов и, наверно, поэтому рассердился. - Не хочешь перекрашиваться? Как хочешь. Пусть тебе говорят: "Рыжий бес, куда полез?" Пусть кричат: "На рыжих облава!" - Аркашка прокричал эту фразу, после чего добавил: - Рыжая ведьма.

Ольга вскочила.

- Опять? Это ты зачем же опять?

- Я же не дразню тебя. Я просто напоминаю и предупреждаю: "Рыжая карга. Рыжая нахалка. Черный рыжего спросил: "Где ты бороду красил?" Рыжий мерин, куда бегал?"

- Замолчи! - Ольга двинулась на Аркашку с кулаками.

- Что ты? Что ты наскакиваешь? - Аркашка прикрылся. - Я же просто говорю, как тебя будут дразнить, если ты не перекрасишься. "Рыжий, да красный - человек опасный. С рыжим дружбу не води, с рыжим в лес не ходи". Рыжуха.

- Я тебя убью.

- "Рыжих и во святых нету".

- Я тебя в самом деле убью.

- "Рыжий вор украл топор".

Ольга бросилась на Аркашку. Но он упал на землю и спрятался под скамейку.

- Какая рыжесть, - сказал он оттуда.

Ольга полезла было за ним, но Аркашка отбежал на четвереньках к вазе.

- Иди сюда, я тебе покажу что-то, - позвал он. - Отвалил каменную плиту от цоколя. Открыл тайник. Аркашка вытащил оттуда толстую пачку растрепанных книжек. - Вот. Детективы и другие ценные книги. Конан-Дойль. "Лига красноголовых". "Инесса, рыжий дьявол". А вот еще заграничный автор: "В когтях Барбароссы". Барбаросса - рыжебородый пират, гроза Средиземного моря. Мне эти книжки дома читать не разрешают. Дома я читаю по специальной программе. Только классику и биографии великих людей. Бабушка настаивает. Кстати, у классиков тоже рыжие навалом - и почти все как есть злодеи.

- Разорви эти книги.

- Скажешь! Книга - друг человека.

- Собака - друг человека.

- Книжки тоже. Всему хорошему в нас мы обязаны книгам. Видала, какие растрепанные? Их уже, наверно, миллион людей прочитали. Я их берегу, подклеиваю. Кстати, в "Трех мушкетерах" миледи - рыжая. - Аркашка хихикнул, запустил обе руки в свою надерганную челку. - Я иногда читаю и задумываюсь. Что мешает людям спокойно жить? Все говорят: подлецы мешают. И в книжках тоже. Какой-нибудь подлец всем кровь портит. Тысячи людей его ищут, не могут найти: он - как блоха в темноте. Я, значит, задумался: кто же эти подлецы все-таки? Как бы их сразу узнавать, ну, как лошадь или кошку, уже при рождении. Родился подлец - сразу на него карточку заводить спецучета и глаз с него не спускать. - Аркашка посмотрел на Ольгу с опаской.

- А ведь действительно, - сказала Ольга. - Подлецы, подлецы, кто же они по природе? Откуда берутся?

Аркашка вытащил из тайника еще пачку книжек, поновее.

- Про шпионов, "Волчье логово". Здесь рыжих штук двадцать. Все самые кровососы фашисты - рыжие. Русский изменник, в прошлом вор, - рыжий. Шпион-диверсант тоже рыжий. Хочешь, дам почитать? Не оторвешься.

- Не хочу.

- А вот эту хочешь? "Оливы, оливы". Про нашего разведчика в Италии, во время войны.

Ольгой овладело беспокойство, она напряглась вся.

- В ней тоже есть... эти?

- Полно, - грустно сказал Аркашка. - Фашистский фельдфебель, женщина-предательница и целый взвод карателей. Этот взвод так и назывался - "Рыжая банда".

- Значит, ты думаешь... Значит, вот ты как думаешь!

- Ну да, а как же мне было иначе думать? Если в книжках как подлец, так обязательно рыжий. Я даже рацпредложение написал: если все рыжие подлецы, то почему милиции не переловить их всех и не упрятать куда-нибудь подальше? Я это сочинение дяде Шуре отдал, который разнимал нас. Он всех знает, даже главного комиссара милиции.

- Ну и что?

Аркашка посмотрел на Ольгу, хмыкнул.

- Он тоже спросил: "Ну и что?" А я ему афоризм: "Я мыслю, - значит, живу". А он говорит: "Не тем местом мыслишь". Взял с меня слово, что буду молчать до гроба жизни, потом снял с себя ремень, а с меня снял штаны. - В этом месте повествования Аркашка хлюпнул носом и возмущенно бровями двинул. - Еще лупит, да еще и приговаривает: "Мелкие мысли назойливее насекомых. К тому же от них труднее избавиться. Избавляйся и меня за помощь благодари". А потом говорит: "Если живешь, научись мыслить шире". А еще родной дядя. Я два дня не мог за роялем сидеть. Мне еще и от бабушки попало за то, что плохо играл. Короче, мы друг друга не поняли. Короче, я решил действовать самостоятельно... Ты была первая.

- Но это же хамство, - сказала Ольга.

- Что хамство?

- Хамство так думать. И эти книжки хамские.

Они помолчали оба, в грусти и в недоумении. Аркашка еще посопел вдобавок, потер свои горемычные уши.

- Зачем ты уехала с Севера? Там тебя, наверное, меньше дразнили.

- Одинаково. Просто там меньше народу. А уехала потому, что в школу. Где мы раньше жили, там школа была, там большой поселок. Сейчас моих папу и маму перевели в океан. А мне либо на Диксон, в интернат, либо сюда, к бабушке. Мы решили - пусть я лучше сюда поеду.