Энергия души - Алексей В. Мошков

— Да, как? Я не понимаю.

— На самом деле это очень просто, Симур.

— Тогда объясни!

— Как я уже сказал, это очень просто. Древолюдами управляют страхи, привычки, закостенелые обычаи, ну и насущная необходимость, конечно. Предыдущее поколение передает все это гнилье следующему, и на этом держится так называемый Город. Вот скажи, Симур, почему ты раз в седмицу скоблишь стены этой колоды?

— Потому что так надо! Так установлено Старейшинами.

— Возможно. Я хочу сказать, возможно, когда-то так и было установлено ими, но теперь ты берешь скребок и копаешься в этом дерьме, от которого у тебя распухают руки, просто потому, что так принято.

— А как же новые табу? Их-то кто устанавливает?

— Вот этим ты мне и нравишься, Симур. Ты умеешь задавать вопросы и умеешь добиваться ответов. Отвечаю. Новые табу ведь не возникают на пустом месте, они произрастают из той же необходимости, или из старых табу, или из страха перед чем-то. Например, Сигнальщик, охраняющий ворота, боится, что кто-нибудь из водоносцев не вернется из Леса. Не потому, что жалеет молодняк, а просто не хочет отвечать за это. Еще сильнее он боится обращаться к Старейшинам, которых никогда не видел, и поэтому решает, что будет лучше, если при случае он попросту сошлется на них, а пока что пересчитает водоносцев по головам и поставит на столбе зарубку. Со временем страж забыл, что сам придумал такой способ учета покидающих Город водоносцев, и постепенно это превратилось в обычай.

— Может, с водоносцами так и было, — как будто пошел на попятную Симур. — А что ты скажешь вот о таком случае? У меня был брат-близнец. Мы были еще младенцами, когда его похитили пауки-людоеды. И тогда моей матери запретили иметь других детей. Кто сделал это, если не Старейшины?

— Никто, любознательный ты мой. Никто, кроме страха и сплетен. Старухи упрекали твою мать в том, что она проворонила новорожденного, и разносили о ней по Городу грязные сплетни. И тогда она сама себе запретила отпочковывать новых детей. А если ее домогались мужчины, объясняла свой отказ запретом Старейшин. Так ей было проще всего соблюсти данный самой себе обет.

— Хорошо! Допустим! — не сдавался Симур. — Тогда объясни, с кем встречаются взрослые, когда их требуют к себе Старейшины?

— А ты знаешь хотя бы одного взрослого, которого бы вызывали в Кокон Совета?

— Не знаю. При мне такого не случалось.

— Такого не случалось уже давно, Симур! — сказал чужак. — Однако древолюдам очень хотелось бы, чтобы им оказали такую честь. Это желание и порождает слухи.

— Кто же тогда велел явиться в Кокон мне? Ты?

— Я, — не стал отрицать чужак. — И знаешь, Сигнальщик, охраняющий вход, не слишком-то удивился, услышав мой приказ.

— Потому что он верит в существование Старейшин.

— Молодец, Симур! — похвалил его чужак. — Вижу, что общий смысл ты уловил. Пока с тебя хватит. Я дал тебе пищу для размышлений, остальное зависит от твоей наблюдательности и способности переваривать увиденное и услышанное. А когда переваришь, у тебя возникнет много других вопросов. Тогда мы с тобою снова встретимся.

— Прощай, чужак!

— Зови меня Осгутом.

— Прощай, Осгут!

— До встречи, Симур!

Чужак нырнул в нишу, прихватив с собой мешок с останками Старейшины. Симуру не осталось ничего другого, как покинуть затхлое обиталище мертвецов. Он шагнул к выходу, и Сигнальщик опять отогнул перед ним занавеску. Страж и не подозревал, что вошел в Кокон один древолюд, а вышел другой. Да и сам Симур не подозревал об этом. Он думал о том, что хорошо было бы сказать этому надменному болвану с плеткой, что тот охраняет только мешки с костями, и посмотреть, как вытягивается его тупая морда. Да нельзя, запорет до смерти. И не потому, что так повелели Старейшины, а от страха. Неужели даже грозные Сигнальщики все время чего-то боятся?

Нельзя сказать, что услышанное так уж потрясло Симура. Старейшины всегда были для него пустым местом, словом, за которым не сквозило живого образа. Как выглядят младенцы, молодняк, мужчины, женщины, старухи, он знал, а на кого похожи Старейшины — нет. Порою Симур мечтал о том, как однажды сам станет Старейшиной и велит Сигнальщикам проучить старух, но ему казалось, что тогда он должен перестать быть обычным древолюдом. Что сейчас он лишь куколка, из которой может вылупиться и прекрасная трехкрылка, и омерзительная мухля.

Стать трехкрылкой Симуру хотелось, а мухлей — нет. Похоже, сегодня он сделал решительный шаг. Вот только в какую сторону? Чужак был не прав, когда утверждал, что вопросы у Симура появятся лишь тогда, когда он переварит все услышанное и увиденное. У него уже сейчас была целая куча вопросов. Жаль, нельзя было вернуться в Кокон Совета. Стражи не пустят. Пойти, что ли, к Лиме? Только как с ним разговаривать, если он позабыл их вчерашние похождения? А почему он забыл, это тоже вопрос, который не мешало бы задать этому Осгуту. Нет ли здесь вины чужака?

Да и кто он такой, этот Осгут? Раньше, когда чужак был для Симура просто чужаком, этот вопрос у юного древолюда не возникал. Лима рассказывал, что пришлого поймали в Лесу охотники. Вернее, тот сам на них вышел. А после по приказу Старейшин его заключили в узилище в Комле. Но ведь Старейшин не существует. Видимо, Сигнальщики по собственному почину сунули чужака за решетку. А что потом? Сами же и освободили? И не просто освободили, а привели в Кокон Совета! Здесь что-то не сходилось. Единственное правдоподобное объяснение заключается в том, что Осгут… колдун.

Настоящего колдуна Симур никогда не видел. Он знал, что старухи умеют насылать проклятия, от которых на несколько мгновений отнимаются руки и ноги и мутится в голове. А вот о подлинном черном колдовстве, способном поработить древолюда, превратив его в ходячую куклу, покорно исполняющую волю своего хозяина, в Городе ходили только слухи. Если честно, Симур считал, что их распускают те же самые старухи, видимо, для того, чтобы усилить страх, который перед ними и так многие испытывают. Дескать, не будете нас слушаться, и на Город обрушится другое, куда более страшное проклятие. Не Осгут ли принес его древолюдам?

— Ну, что они тебе сказали? — спросил Лима, дернув его за руку.

Симур и не заметил, как толстяк подошел к нему.

— Кто? — буркнул он.

— Ну как кто? — удивился приятель. — Старейшины, конечно!

— Сказали, чтобы ты поменьше трепал языком, а то они велят Сигнальщикам его отрезать.

Лима обиделся на него и отвязался. Симур печально посмотрел ему вслед. Вот, был у него один-единственный приятель среди молодняка, да и