Кто стрелял в урода? - Андрей Анисимов

– Я тебе не верю. Покажи мне, чего боялся муж. Если у тебя есть доказательства, я подумаю…

Беньковский встал, прошествовал в кабинет, прикрыл за собой дверь и полез в письменный стол. Выдвинув ящик, он запустил туда свою длинную костлявую руку и, ощутив пустоту, изменился в лице.

– Почему ты затих?

Беньковский судорожно выдвигал по очереди все ящики, но нужных бумаг не обнаружил.

– Ничего у тебя нет. Ты блефуешь, Андрон: – Жестко выкрикнула женщина и встала: – Можешь меня не провожать.

– Могу. – Безразличным тоном пробормотал Андрон Михайлович и уселся в кресло. Он слышал, как за Лилей хлопнула входная дверь, но не пошевелился. Так он просидел довольно долго, пока не раздался телефонный звонок. Беньковский снял трубку и услышал голос Светланы.

– Андрон, я решила, что теперь моя очередь пригласить вас на обед. Если не возражаете, завтра в любое удобное для вас время. Я же бездельничаю, мое время много не стоит.

Андрон Михайлович поблагодарил и назначил час и место встречи. После этого наполнил горячую ванную, добавил в нее хвойного экстракта, снял халат и, положив на мраморную тумбочку мобильную трубку, погрузил свои асимметричные члены в воду. Через полчаса позвонил Лаврентий и доложил, что спортивное «БМВ» принадлежит Тимофею Юрьевичу Загорскому, а доверенность выдана Светлане Андреевне Загорской, сроком на три года.

– Стольник за мной. – Пообещал хозяин, отключил связь и продолжил процедуру. Из благоухающей хвоей пены странно возвысилась его сухонькая головка с огромным костистым носом. Косые глубоко посаженые глазки Беньковского прикрылись. Андрон Михайлович думал, куда делись бумаги.

– И зачем, Маша, мы возвращаемся? – С пафосом воскликнул бородатый сосед с переднего кресла: – Опять этот ужасный город с толкотней и пробками на дорогах. Опять ненужные, пустые дела!

– И что бы ты делал в Турции? Издавал журнал о строительстве небоскребов в зоне вечной мерзлоты? – Не поворачивая головы, ответила сухонькая подруга бородача.

– Зачем!? Ушел бы в горы пасти овец. Так хочется слиться с природой!

– Будешь меньше пить, не захочется. И давай помолчим. Самолет садится, уши болят. – Прозаически оборвала мужа сухонькая Маша.

Огромный, словно дом с крыльями, лайнер плавно коснулся бетона летной полосы. Триста с лишним пассажиров встретили приземление овацией. Так они выражали свою признательность командиру экипажа за благополучное возвращение. Возбуждение от радости сохраненной жизни требовало действия, и как только воздушный гигант прекратил движение, люди вскочили со своих мест и устроили сутолоку в проходах.

– Давай посидим спокойно. – Предложил Ерожин: – Пока трап не подкатят, все равно не выпустят. Зачем зря толкаться?

На Надю аргумент мужа подействовал, но усадить обратно шестилетних Ванечку и Лену родителям не удалось. За несколько часов лету дети намаялись от вынужденного бездействия и теперь выплескивали фонтаны энергии.

– Ваня, Лена, куда вы? – Вопрошала Надя, но дети ее не слышали. Они носились по опустевшим креслам, прыгали на них, и мать, вздохнув, решила не обращать внимания.

– Пока самолет закрыт, никуда не денутся. – Успокоил Ерожин и, вынув из сумки впереди себя рекламный проспект, углубился в его изучение.

– Ты думаешь, это надолго? – С тоской в голосе обратилась к нему супруга.

– Есть вещи, которые от нас не зависят. Их надо принимать как данность и не дергаться. – Не отрываясь от проспекта, посоветовал Петр Григорьевич. И был прав. Трап подкатили только через полчаса. Бородатый мечтатель горных пастбищ, вскочивший вместе со всеми, успел сменить несколько платков, вытирая испарину… Но испытания пассажиров на этом не закончились. Из Турции за последний час приземлилось три гиганта. Около тысячи пассажиров скопилось в зале паспортного контроля.

– Ну, сделай что-нибудь. Тут можно проторчать до вечера… Дети не выдержат! – Взмолилась Надя. Ерожин развел руками и пошел в разведку. Через пятнадцать минут он вернулся и сообщил, что рядом имеется совершенно пустой зал, где паспортный контроль проходят иностранцы: – Пойдем, я спекульнул удостоверением, и нас пропустят, как иностранных господ.

Через несколько минут они вышли на площадь и сели в такси.

– Не могу понять? – Возмущалась Надя: – Толпа чиновников бездельничает, а рядом давятся люди. Ведь дети не только у нас! Почему мы сами себя не уважаем?! Ведь в Турции совсем наоборот. Там свои проходят без очереди.

– Помнишь анекдот про нашу Родину? – Философски напомнил Ерожин.

Надя помнила и больше вопросов не задавала.

Петр усмехнулся и достал мобильный телефон:

– Привет, Тимофей, я в Москве. Запарился без начальства? – Надя не слышала, что ответил мужу Волков, но по изменившемуся лицу Ерожина поняла, что отдых закончился.

– Что там у вас опять стряслось? – Спросила она, пристраивая головки детей себе на колени. Выдав все, что у них скопилось за часы полета и ожиданий, в такси дети уснули. Ерожин не отвечал, молча поглядывая в окно.

– Петя, я же тебя спросила. Почему молчишь?

– Ты мне? – Опомнился встревоженный супруг.

– Что там у вас произошло, почему ты сразу ушел в себя?

– Глеб исчез.

– Куда исчез?

– Пока не знаю. Сейчас позвоню Ивану Григорьевичу. – Но позвонить не получилось. Мобильник разрядился, и служить больше не желал: – Надюх, давай сразу в офис, на Чистые пруды. Переговорю с батей, пойму в чем дело и тогда отвезу вас домой. – И заметив материнский взгляд, обращенный на спящих детей, добавил: – Мы их там на креслах уложим. Они выспятся…

В ответ Надя только вздохнула.

Иван Григорьевич вторжению целого семейства не удивился. Он ждал Ерожина и, не случись истории с Глебом, выразил бы радость от встречи менее сдержано. Мужчины оставили маму с детьми в директорском кабинете, а сами уединились в комнатке Грыжина. Узнав от отставного генерала о перипетиях расследования Михеева и его последнем звонке с трассы, Ерожин решил ехать на Петровку и изучить дело о самоубийстве Хромова.

– Ты уж, батя, помоги Надюхе. Я постараюсь недолго. – Попросил он старшего друга и тихо вышел из офиса. Оставшись один, Грыжин осторожно приоткрыл дверь в директорский кабинет и застал все семейство спящим. Надя, пристроив детей на диван, втиснулась рядом и, свесив голову, уснула. Грыжин подвинул к дивану стул, свернул свой плащ, создав нечто вроде подушки, и положил ей под щеку. После чего на цыпочках направился к двери.

– Спасибо, дядя Ваня… – Сквозь сон пробормотала Надя. И когда он уже намеревался закрыть за собой дверь, тихо добавила: – Купи ребятам йогурта. Проснутся, есть запросят.

Иван Григорьевич добыл из шкафа пакет, стараясь не шуметь, защелкнул за собой дверь и отправился в ближайший магазин на Сретенку.

Наде снились пляжи Анталии. Она хотела войти в море, но что-то ей все время мешало. Перезвон селектора заставил спящую женщину подняться, но понять, где она и что происходит, Надя сразу не сумела. Оглядев стены и окно, она, наконец, вспомнила, что находится в офисе сыскного бюро, а мелодичный перезвон – не что иное как сигнал о приходе клиента. Надя сама здесь несколько лет проработала и не раз принимала заказчиков. Она протерла глаза и тихо, чтобы не будить детей, направилась к двери. Открыла и невольно отшатнулась. Перед ней стоял сутулый долговязый мужчина с огромным костистым носом и маленькими глубоко посажеными глазками, которые смотрели в разные стороны. Поймать взгляд незнакомца Наде не удалось.

Оба замерли друг перед другом. Надя, борясь с отвращением, которое внушал визитер, он же, наоборот, онемел от красоты молодой женщины. Смуглая загорелая красавица с пепельно-белыми волосами могла поразить воображение даже Андрона Михайловича Беньковского.

Вернувшись с покупками, Иван Григорьевич в офисе никого не застал. На директорском столе лежала записка. Надя сообщала, что очень милый клиент предложил отвезти их на своей машине домой. Она благодарила Грыжина за заботу и просила не волноваться. Грыжин пожал плечами и убрал купленные продукты в холодильник.

Увидев загорелого шефа, входящего в свой кабинет, майор Волков с облегчением вздохнул и расплылся в улыбке: – С приездом, Петр Григорьевич…

Волков улыбался редко, и Ерожин невольно отметил, что улыбка превращает майора совсем в другого человека. Они пожали друг другу руки.

– Выкладывай, Тимофей, что натворил мой свояк? – Сходу потребовал Ерожин, указывая заместителю на кресло. Тимофей садиться не стал:

– Не знаю, с чего начать, но все это мне очень не нравится.

– Мне тоже. Я успел поговорить с Иван Григорьевичем Грыжиным. Глеб запутался, но зачем он ушел в бега, я пока не просек. Тащи сюда дело Хромова.

– В деле еще не так много документов. Я могу доложить устно, а потом захотите, знакомьтесь с бумагами.