Кто стрелял в урода? - Андрей Анисимов

– Продолжайте, пожалуйста. – Торопил Волков.

– Я услышала щелчок, но не придала значения. Закончила с прической, и пошла в спальню одеваться.

– Сколько времени вы провели в ванной, после того как услышали этот щелчок? – Тимофей что-то записал на листке, вышел из-за стола, и передал его Ерожину. После чего вернулся и повторил вопрос.

– Могу точно сказать. Тридцать семь минут. Я смотрела на часы, чтобы не опоздать на свидание. В кабинет Арнольда я заглянула перед выходом. Это было около шести.

– Сколько же, в общей сложности, вы провели времени в квартире после того как услышали выстрел?

– Немногим больше часа.

Итак, вы заглянули перед выходом в кабинет…

– И увидела мужа, сидящего за столом. Я с ним попрощалась, он не пошевелился. Я решила, что муж на меня дуется из-за Андрона…

– Кто такой Андрон? – Петр Григорьевич поднялся, подошел к столу и вернул Волкову листок. Тот проглядел его и положил под стекло текстом вниз:

– Это мой приятель. – Не поворачивая головы к подполковнику, ответила Лиля.

– Какие у него были отношение с вашим мужем? Он вас ревновал к мужу?

– Андрон Хромова едва знал. Вы не думайте, Беньковский замечательный человек, он и кошки не обидит…

Ерожин переглянулся с Тимофеем, едва сдерживая улыбку.

– Ваши действия после того, как вы покинули квартиру? – Поспешил с вопросом Волков.

– Дальше я вышла на улицу и села в машину к Андрону.

– Вы рассказали своему приятелю о случившимся?

– О чем? О том, что я слышала странный щелчок? Но мне тогда в голову не пришло, что это был выстрел… И лишь на обратном пути у меня вдруг кольнуло сердце. Поэтому я попросила Андрона сразу не уезжать.

– Когда это было? Назовите время. – Попросил Тимофей.

– Это было в половине одиннадцатого.

– По вашим словам, вы с тяжелым предчувствием вышли из машины и поднялись к себе?

– Да, поднялась и застала мужа в той же позе. Мне это показалось странным, и я вошла в кабинет.

– И пробыли с трупом ровно десять минут?

– При виде крови, мне стало плохо. Я присела на диван. Сколько прошло времени, не знала. Мне было не до часов. Как только смогла, побежала на улицу.

– Выходит, вы весь вечер предавались блаженству любви, а труп мужа тем временем коченел в кабинете. – Усмехнулся Ерожин.

– Я же не знала. Теперь мой поступок выглядит аморально.

– А при живом муже, естественно, встреча с любовником – акт высокой морали… – Не сдержался подполковник.

– Если вам так хочется, господин начальник отдела, можете думать, что я гадина…

Майор выключил магнитофон:

– На сегодня достаточно. Если товарищ подполковник не возражает, закончим. Я вызываю вас, гражданка Хромова, для продолжения нашей беседы завтра на десять утра.

Ерожин не возражал. Волков подписал Хромовой пропуск и проводил ее до двери.

– Ну, какое у вас впечатление? – Тимофей подсел на диван к шефу.

– Два дня готовила линию защиты и сегодня явилась нам это продемонстрировать. Интересно, кто режиссер? Сама бы она до этого не додумалась. Проверь, не летала ли вдовушку за прошедшие два дня, куда-нибудь на самолете? Первым делом ростовское направление. – Ерожин снова подошел к окну и молча посмотрел на улицу: – Скучно, коллега, в Эрмитаже уже все деревья желтые. Осень проходит, жизнь проходит… Может, бросим все это и уедем в горы пасти овец?

– Вы о чем, Петр Григорьевич? Каких овец? – Вытаращился Волков.

– Один мужик в самолете не желал к делам возвращаться. Мечтал в горы к туркам, овец пасти. Кажется, сейчас я его понял… – И, заметив удивленный взгляд майора, пояснил: – Шутка. Что ты хотел сказать?

– Вы помните последнюю фразу Хромовой? – Волков отмотал немного пленки и включил магнитофон. «Если вам так хочется, господин начальник отдела, можете думать, что я гадина…» – Повторил Лилин голос.

– Только не думайте, что я убийца. – Добавил за нее Ерожин и попрощался: – До завтра, Тимофей.

Оставшись в одиночестве, Волков подошел к столу, вынул из под стекла листок, и перечитал свой текст: «Не кажется ли вам, что Хромова прекрасная актриса?» и ответ Ерожина: «Уверен, что она знакома с данными медицинской экспертизы. Слишком четко подгоняет время».

В семь часов вечера Ерожин уже доставал ключи, намереваясь войти в собственную квартиру. Обе руки Петра Григорьевича были заняты. В одной он держал торт, в другой пакет с провизией. Хоть Надя и сказала по телефону, что доброжелательный клиент сыскного бюро завез ее на рынок, он все же по дороге заглянул в гастроном. Чтобы извлечь из кармана ключи, торт пришлось поставить на коврик у двери. Проделывая манипуляции с ношей, Ерожин услышал жуткий шум, доносившийся из квартиры. Тон и частоты звука говорили о детском присутствии. Но два его чада, обладая недюжинными способностями в этом искусстве, поднять такой крик не могли. Войдя в гостиную, изумленный супруг увидел на диване шевелящуюся и орущую гору. Основу горы составлял Глеб, на которого карабкались Ванечка и Леночка, с дикими воплями стягивая Фоню. Тот успел забраться отцу на плечи, вопил и пытался не пустить туда юных Ерожиных. Петру Григорьевичу зажать уши не удалось, руки у него были заняты покупками. Он кивнул Глебу, и чуть не бегом, отправился на кухню, где застал жену с Любой. Сестры оживленно беседовали, и Ерожин понял, что крики детей мамашам не помеха.

– Ой, ты пришел? – Воскликнула Надя: – А мы так увлеклись разговорами, что я даже не услышала, как ты дверь открывал.

Петр только покачал головой. Люба первой сообразила, что для разговора с мужчиной надо создать более спокойный фон и закрыла дверь. Сразу стало тише.

– Мы к вам прямо с Ярославского Вокзала. – Пояснила свояченица: – Вы уж нас извините, Петр Григорьевич. Глеб сказал, что, не поговорив с вами, домой не поедет. Вы не очень огорчены нашим нашествием?

– Не очень. – Ответил Ерожин: – Только немного оглох…

– Петь, ты не волнуйся. Дети возбуждены встречей. Они друг к другу привыкнут, и все встанет на место… – Успокоила Надя мужа.

– Ну, ну… – Ответил Ерожин.

– Иди помой руки. Мы сейчас тебя накормим и погуляем с ребятами, а вы с Глебом спокойно пообщаетесь. – Надя поставила на стол тарелку с супом и повернулась к плите, где на сковородке что-то шкварчало. Ерожин послушно направился в ванную, отметив краем глаза на подоконнике в гостиной роскошный букет роз. Он быстро проглотил поздний обед и по наступившей тишине понял, что детей вывели.

– Приятного аппетита, Петр Григорьевич. – Михеев явился на кухню, по привычке высоких людей, пригибая голову в дверном проеме.

– Привет, родственничек. Составишь компанию? – указав на свободный стул рядом, предложил хозяин.

– Спасибо. Я с дороги сильно проголодался, и Надя нас накормила… Ел я много. Больше не могу.

– Тогда вываливай. Я, честно говоря, не ожидал, что ты дашь деру. С каких пор ты стал трусом?

– Я, Петр Григорьевич, никуда не бегал. – Улыбнулся Глеб.

– А где же ты был?

– Под Москвой. До звонка Коли Маслова с Петровки, мне и впрямь было не по себе. Я подумал, что Хромов заказал Урода киллерам, а меня использует для прикрытия. И растерялся. Сами подумайте, я слежу, за мной следят. Хромов платил мне за странные услуги. Просил держать в курсе местонахождения Урода.

– А почему ты не пошел к Волкову?

Михеев рассказал, как возле ворот Петровки ему сунули под нос записку:

– Я понял – меня хотят сплавить. И еще понял – зеленый «Опель» от Урода, и успокоился.

– С чего ты взял?

– Пигмей, показавший записку, и катал на «Опеле».

– Дальше? – Ерожин встал, порылся в буфете, нашел пачку сигарет, приоткрыл окно и затянулся: – Продолжай, я слушаю.

– Первый раз вижу, как вы курите?

– Считай, что тебе повезло: – Усмехнулся Петр Григорьевич: – Не отвлекайся.

– Я решил Уроду подыграть. Выехал на Ярославское шоссе, заметил, как пигмей катит за мной. Прошел километров за тридцать и отзвонил Грыжину. Мой разговор пигмей, наверное, перехватил.

– С чего ты взял?

– После разговора он отстал. Я придавил еще километров двадцать, спрятал машину, подождал час – никого. Вернулся в Москву по Дмитровскому шоссе и снял номер в отельчике у автовокзала. У меня там хозяйка знакомая. Однажды ее постояльца разыскал…

– Что тебе известно о Хромове? – Перебил подполковник.

– Время, когда он застрелился, я вычислил. В тот день я говорил с клиентом в шестнадцать тридцать. А в семнадцать его мобильный уже не отвечал. В семнадцать ноль пять я поднялся к ним в квартиру и позвонил. Хромов не открыл. Уверен, что он уже имел дырку в голове.

– Мадам Хромова нам с Волковым сегодня много лапши на уши повесила. Утверждает, что была в ванной, когда муж свел счеты с жизнью. Слышала щелчок, да не обратила внимания. Странная дамочка. – Задумчиво изрек Ерожин.

– Женщина любопытная и актерка первый класс. – Подхватил Глеб.