Голубые дороги - Виктор Митрошенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, наконец, напоследок не мог не рассказать еще один забавный эпизод.
Летом 1964 года я сдавал государственные выпускные экзамены в институте. Большая светлая аудитория была убрана цветами. За порогом толпилась группа студентов, они перешептывались и листали страницы учебников. Увидав председателя государственной экзаменационной комиссии, выпускники как‑то сразу смолкли и растеклись в разные стороны коридора.
— Куда же вы? — обратился профессор Самойло к спешно удалявшимся студентам. — Смелее, друзья, смелее! Берите билеты.
Дверь захлопнулась, разделив студентов на две группы. По одну сторону остались томящиеся в мучительном ожидании, по другую — отважившиеся «перейти Рубикон». Но и тут, и там царила тягучая тишина.
Неожиданно дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась голова.
— Простите, профессор, можно… — начала голова, но договорить ей так и не дали. Александр Сергеевич решительным жестом прервал речь и поманил в аудиторию.
— Знаю, знаю. Прошу. — И когда молодой человек вошел, столь же решительно указал ему: — Берите билет и… вон за тот стол. Готовьтесь.
Молодой человек неуверенно подошел к столу. Он был явно смущен. Для чего‑то по–военному одернул и без того безукоризненно сидевший на нем темно–синий костюм.
— Вы понимаете, я пришел…
— Ищите счастливый билет, он перед вами.
Последние слова прозвучали совершенно категорически: мол, пришли сдавать, так сдавайте. Молодой человек пожал плечами, потоптался на месте, растерянно кивнул сидевшему за первым столом студенту и… решительно вытянул билет. «Номер 16!»
Члены государственной комиссии, занятые делами, не вникли в суть происходившего. Не обратили они внимания и на то, как состроил удивленную гримасу и фыркнул, давясь от смеха, сидевший за первым столом студент. Дальше все шло своим чередом.
— Кто готов? — спросил председатель экзаменационной комиссии.
— Разрешите мне?
Профессор повернул голову.
— Вы? — Кажется, он удивился немного. — Пожалуйста.
Обладатель шестнадцатого билета четко подошел к столу и сказал:
— Разрешите отвечать?
Старший преподаватель Алла Владимировна Дубровская остановила взгляд на отвечавшем и нервозно заерзала на стуле: «Неужели?»
Молодой человек тем временем отвечал на первый вопрос. Профессор внимательно слушал, покачивал головой. Потом, посоветовавшись с членами комиссии, председательствующий сказал: «Достаточно. Переходите ко второму вопросу».
Экзаменуемый прочитал вопрос: «Воспитание воли и характера».
В аудитории воцарилась тишина. Проректор института Валентина Федоровна Шепилова, растерянная и озадаченная, тихонько прошла и присела на краешек стула. Александр Сергеевич скорее почувствовал, чем понял, что происходит что‑то неладное. Без очков он плохо видел. Он ощущал на себе взгляды коллег, их волнение, напряженность. Но причины не понимал. Экзамен продолжался.
— Благодарю вас, молодой человек. Есть ли вопросы у членов комиссии? Нет. Ответ хороший. Очень удачны примеры из жизни космонавтов, — резюмировал профессор. — Неплохо знаете Макаренко. Простите, ваша фамилия?
— Быковский.
— Что?..
Руки плохо слушались профессора. Он достал очки, взгромоздил их на нос, только тогда увидел перед собой лицо, так хорошо знакомое всему миру. Да, это был космонавт, космический рекордсмен Валерий Федорович Быковский. На темно–синем пиджаке не была никаких знаков отличия: ни звезды Героя Советского Союза, ни знака летчика–космонавта СССР…
Александр Сергеевич все не мог прийти в себя.
Наконец, выговорил с трудом:
— Простите, Валерий Федорович…
— Это вы меня простите, профессор. Я зашел в институт поддержать однополчанина, а вот случилось самому сдавать экзамен…
— Вы его с честью выдержали. Поздравляю.
В аудитории захлопали, кто‑то из членов комиссии заметил:
— Валерий Федорович, если решите поступить в наш институт, то педагогику сдавать уже не будете.
Из аудитории мы вышли вместе. Внизу была Валя Быковская. Она захотела познакомиться с институтом. Я рассказал ей все, что знал.
— Я хочу здесь учиться, — сказала Валентина.
И добилась своего. Летом этого же года она успешно прошла испытания и поступила в институт.
…В этот вечер мы вопоминали Качу. Качинокое училище — старейшая кузница летных кадров нашей страны. С его историей связано развитие нашей авиации. Среди воспитанников училища 250 Героев Советского Союза, 11 дважды Героев Советского Союза. Из стен этого Училища вышли главные маршалы авиации Вершинин К. А. и Жигарев П. Ф., маршалы авиации Руденко С. И., Судец В. А., С крип к о Н. С., Агальцов Ф. А., Астахов ф. А., Жаворонков С. Ф. и 150 генералов авиации.
Никогда нельзя забыть школу, училище и свой первый полк. — Мечтательность не свойственна Быковскому, скорее — задумчивость. Он может мгновенно выйти из разговора и углубиться в свои мысли. Может стать вдруг резким и так же внезапно вернуться к своей обычной вежливости; может часами читать, не выдавая своего присутствия в обществе. Иногда кажется, что он — дичок, необщителен, самовлюблен. Случалось, так иногда подумывали даже мы, его друзья.
Мы завидовали его памяти, его точным глубоким ответам на зачетах, но мы не знали, что за этим кроется огромный труд, непрерывное напряжение ума. Наблюдательный человек может понять по одним его глазам, как активно работает этот мозг.
…Еще одно утро.
«Ну уж теперь встану первым», — решил подполковник Рябдев. Чтобы не побеспокоить нас, он прошел мимо нашей комнаты на цыпочках, распахнул дверь в холл — и увидел Быковского за книгой.
— Валерий Федорович?! — Рябцев от удивления не знал, что говорить.
— Доброе утро, Михаил Евсеевич. Вот‑за суетой дневных дел почти не осталось времени для чтения.
— А вы сегодня спали?
— Да.
Вошел полковник Подчерняев.
— Валерий Федорович, вас здесь слишком загрузили. Так нельзя. Надо что‑то ломать.
— Алексей Николаевич, прошу вас, ничего не изменяйте в программе.
— К сожалению, придется. Смотрите сами. — Подчерняев достал лист бумаги, надел очки. — Восемь сорок пять — осмотр казармы и классных комнат. В десять ноль-ноль встреча с личным составом. А где время на завтрак?
Подчерняев перевернул лист бумаги, словно надеялся там найти ответ на вопрос. Но обратная сторона бумаги была чиста.
— Вчера не предусмотрели обед, сегодня забыли о завтраке, — по–стариковски бубнил Подчерняев. — От чего‑то надо отказаться. Скажем, от полетов. Валерий Федорович, а что, если в самом деле вы не поедете на полеты?
— Нет. На полеты надо обязательно съездить.
Личный состав гарнизона собрался в солдатской столовой. Огромный зал с колоннадой полон до отказа. Тишина. Но стоило появиться космонавту, как все взорвалось ликованием, аплодисментами. Быковский обвел зал глазами. Сколько раз он бывал здесь! Проверял порядок, снимал пробу пищи, разрешая к выдаче. Сюда он приходил лейтенантом, потом старшим…
Бывают обстоятельства, при которых человеческое сознание перемалывает огромный поток информации, в тайниках мозга отыскиваются необходимые данные.
Сейчас Быковский должен рассказать своим однополчанам о своей жизни, боевой учебе. Рассказать… Все старое, прошлое становилось сейчас дорогим, принимало особую значимость. Заслуги последних лет остались там, за порогом; перед сотнями глаз, один на один с залом был не космонавт, в прошлом их однополчанин, а летчик этого полка.
В этот гарнизон он приехал лейтенантом. С маленьким чемоданчиком прошел мимо остова разрушенного Дома Красной Армии, постоял возле его обгорелой коробки, задумчиво смотрел на следы снарядов и пуль.
Здесь прошла война. Гарнизон поднимался, отстраивался, залечивал раны.
В этом гарнизоне учили молодых летчиков искусству воевать Покрышкин и Холодов, Голубев и Воронович и Другие прославленные летчики страны. И полеты были главной школой формирования воздушных бойцов.
Самолеты с высокими килями, с бомбами под скошенными назад плоскостями, выстроенные на линии предварительного старта, не могут не вызвать восхищение.
Зеленая ракета, шипя, описывает дугу: «Дежурным самолетам — взлет». Закрутил антенну локатор, командные пункты приведены в боевую готовность. Там, где‑то очень далеко, — цель. Противник идет в зону охраняемого объекта. Летчики в специальных костюмах, в тяжелых меховых ботинках исчезли в кабинах. Техники все еще на стремянках у самолетных бортов — помогают подготовиться к взлету.
На СКП за огромными аквариумными стеклами не слышно шума ревущих двигателей. Самолет побежал по ВПП и круто пошел вверх, буквально вонзился в лазурную высь. Через две минуты доклад: