Исэ моногатари - Unknown
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8
В давние времена жил кавалер. Тот кавалер стал думать, что больше он не нужен никому, и, сказав себе: «Не буду больше в столице я, пойду искать такое место, где мог бы жить», — уехал.
В провинции Синано видит он, как дым вздымается с вершины горы Асама, и…
«О дым, что встаетна вершине Асамав Синано.Не дивиться ли долженпутник далекий, видя тебя?»
С самого начала с ним ехали друзья — один или двое. Знающих дорогу не было никого, и они блуждали. Вот достигли они провинции Микава, того места, что зовут «восемь мостов». Зовут то место «восемь мостов» потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них; вот и называют оттого «восемь мостов». У этого болота в тени дерев они сошли с коней и стали есть сушеный рис свой. На болоте во всей красе цвели цветы лилий. Видя это, один из них сказал: «Вот, слово „лилия“ возьмем и, букву каждую началом строчки сделав, воспоем в стихах настроение нашего пути». Сказал он так, и кавалер стихи сложил.
«Любимую мою в одеждахИзящных там, в столице,Любя оставил…И думаю с тоской, насколькоЯ от нее далек…»
Так сложил он, и все пролили слезы на свой сушеный рис, так что тот разбух от влаги.
Шли, шли они и вот достигли провинции Суруга. Дошли до «Яви» гор, и та тропа, идти которою им надлежало, была темна, узка ужасно, вся в зарослях. Все в замешательстве, и в мыслях: «В беду нежданно не попасть бы нам…» — И вот подвижник[9] им навстречу. «Каким образом вы здесь, на дороге этой?» — воскликнул он, и видят — знакомец их… Тогда в столицу ей — той даме — письмо кавалер с подвижником послал:
«Ни наяву,Этих гор в Суруга,что „Явью“ зовут,ни во сне я с тобойуже не встречусь.»
Увидели они гору Фудзи: был конец мая, снег же ярко белел на ней.
«О ты, гора,не знающая времени, пик Фудзи.Что за пора, по-твоему, теперь,что снег лежит, как шкурапятнистая оленя, на тебе?»
Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет, — как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском. И опять они шли, шли, и вот, промеж двух провинций: Мусаси и Симоса — была река очень большая. Называют ее река Сумида. На берегу ее они столпились и, размышляя: «Ах, как далеко зашли мы», отчаянию предались, но перевозчик закричал: «Скорей садись в лодку. Уж темнеет…» и, усевшись, стали переезжать. В унынии все, ведь не было ни одного из них, у кого б не оставалась в столице та, кого любил он. И вот в это время белые птицы с клювом и ножками красными, величиной с бекаса, носились над водой и рыбу ловили. В столице таких птиц было не видно, и никто из них не знал их. Спросили перевозчика. — «Да, это же „птица столицы“»,[10] — ответил тот, и, слыша это, кавалер сложил:
«Если ты такова же,как и имя твое, о „птица столицы“,—то вот я спрошу:жива или нетта, что в думах моих?»
И в лодке все пролили слезы.
9
В давние времена кавалер, скитаясь, дошел до провинции Мусаси. И вот он стал искать руки одной дамы, жившей там. Отец ее другому хотел отдать, но мать — той сердце лежало на стороне человека благородного. Отец — простой был человек, но мать — та была Фудзивара.[11] Поэтому-то и хотела она отдать за благородного.
И вот она, жениху желанному сложив стихи послала; а место, где жили они, был округ Ирума, селение Миёсино.
«Даже дикие гусинад гладью полей Миёсино —и те об одном.„к тебе мы, к тебе!“все время кричат.»
А жених желанный ей в ответ:
«Ко мне, все ко мне —тех гусей, что кричат такнад гладью полей Миёсино,—смогу ли когда-нибудьих позабыть?»
В провинции такие вещи с ним случались беспрерывно.
10
В давние времена кавалер, на Восток страны уехав, послал сказать:
«Не забывай! Пусть между нами —как до облаков на небе будет,—все ж — до новой встречи. Ведь луна,плывущая по небу, круг свершив,на место прежнее приходит…»
11
В давние времена жил кавалер. Похитив дочь одного человека, он убежал с ней на поля Мусаси и на пути — ведь был он похититель — правителем провинции был схвачен. Даму скрыв в густых кустах, он сам сначала было убежал. Дама же, слыша, как по дороге шедшие: «Здесь в поле похититель» — траву поджечь собрались, в отчаянии сложила:
«О, поля Мусаси!Вы сегодняне горите.И молодой супруг мой скрыт здесь,здесь и я скрываюсь…»
И услышав это, люди и ее схватили и вместе увели.
12
В давние времена кавалер, бывший в Мусаси, даме, жившей в столице, так написал: «Сказать тебе — стыжусь, а не сказать— мне неприятно»,[12] и на конверте сделав лишь пометку «стремена Мусаси»,[13] — так ей и послал, и вслед за этим вестей не подавал, отчего дама из столицы:
«Тебе я доверяласьтак, как темстременам Мусаси.Не подаешь вестей ты — горько,весть пришлешь — ужасно!»
Видя это, кавалер не знал, что делать от волненья.
«Скажу тебе — не хорошо,не скажу — укоры…Мусаси стремена.[14]Не в таких ли случаях и смертьуделом людей станет?»
13
В давние времена кавалер как-то попал в провинцию Митиноку. Жившей там даме показался ли он — житель столицы — редкостным что ли, только она сильно им увлеклась. И вот эта дама:
«Вместо того, чтобы намот любви умирать,не лучше ли паройчервячков шелковичныхстать, хоть на миг?»[15]
Даже стихи ее, и те отдавали деревней.[16]
Но все же жалко стало что ли ему ее, — пошел он к ней и лег на ложе. Еще глубокой ночью он ушел, а дама:
«Как настанет рассвет,вот, брошу тебя я лисе,гадкий петух!Слишком рано запел тыи дружка угнал моего».
Так сказала она; кавалер же, собираясь уехать в столицу —
«Если б сосна в Анэвана равнине Курихарачеловеком стала,—сказал бы ей: пойдем со мной,как вещь редкая, в столицу».[17]
Так сказал он, и она в радости все повторяла: «Да он любил меня, любил».[18]
14
В давние времена кавалер в провинции Митиноку познакомился с дочерью одного незначительного человека, и, к его удивлению — она показалась ему совсем не такой, какою быть бы должна.
Поэтому он:
«Гора „Любовных мечтаний!“Ах, если б нашелсяпуть тайный к тебе…Хотел бы узнать ясердца тайны ее».[19]
Дама была счастлива беспредельно, но… в таком варварском месте, — можно ли было что-либо сделать?[20]
III
15
В давние времена жил человек по имени Ки Арицунэ. При дворе трех микадо последовательно служил он, и счастье по временам ему улыбалось, но потом свет изменился, времена пошли уже не те, и хуже, чем у людей простых, стала жизнь его. Был человек он с изящной душой, с тонким вкусом и не в пример прочим — не имел забот о существовании; был беден он, и все же сердцем оставался таким же, как и раньше, во времена лучшие, — забот о делах житейских не знал он. Жена, с которой сжился он за годы жизни, постепенно стала отходить от него, и, в конце концов монахинею став, к сестре старшей, уже раньше постригшееся, ушла.
Хоть и не были их отношения очень близкими, но все ж теперь, когда ушла она, почувствовал он жалость; однако, беден будучи, не мог сделать всего того, что нужно было.[21] В горе он своему другу, с которым поверяли они друг другу все, так написал: «Так и так… Теперь вот отпускаю ее я — и ничего, безделицы малейшей ей сделать не могу». И в письме:
«Если бы по пальцамподсчитать те годы,что прошли у нас,—все десять повторивчетырежды будет».
Друг этот, увидев это все, пожалел его и, отослав все, что нужно, вплоть до одежд ночных, сложил:
«Если даже летдесять раз четыреждыпрошло с тех пор,сколько ж раз ей приходилосьв тебе опору находить?»
Так он сказал, и Арицунэ к радости вдобавок[22]
