В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле

– Не пройдет, номер 14 сторожит с улицы.

– Все выходы под контролем! – объявил силач-гренадер, предвкушавший радость мщения.

Вдруг послышался голос:

– Тише, вот он.

Ручка двери повернулась, скрипнув. Тут же дверь распахнулась, и изумленным взорам отдыхающих явилась суровая фигура русского попа.

Напиравшая толпа в замешательстве отшатнулась, проникнувшись невольным почтением при виде внушительной фигуры священника, о присутствии которого в гостинице никто и не догадывался.

Кто-то тихо спросил у соседа:

– Когда же он приехал?

– Ну, может, сегодня ночью.

Поп остановился у двери, медленно обвел взглядом толпу и, подняв руку, сказал густым басом:

– Мир вам, люди.

– Мир, – ответили все.

– О, отец! – воскликнула синьора Суарес, которая спустилась за несколько минут до того с мужем и Катериной.

Она хотела поцеловать ему руку; но батюшка ласково ее оттолкнул и направился к выходу, пока отдыхающие толкались, чтобы поцеловать ему рясу, веревочный пояс, или хотя бы прикоснуться к краю одежды.

Но когда он уже шел по проходу, образованному почтительно коленопреклоненными людьми, силач-гренадер углядел хозяйственную сумку под рясой и закричал:

– У него сумка! Это он!

Это было как взрыв бомбы. Коленопреклоненные верующие вскочили, охваченные самым яростным возмущением и бросились на мошенника с криками:

– Хватай попа!

Но не тут-то было: попу удалось вывернуться и он, подобрав рясу, с бородой, очутившейся на затылке, бросился наутек по залитой солнцем улице, размахивая хозяйственной сумкой, к удивлению отдыхающих, медленный пестрый поток которых уже тянулся на пляж.

Джедеоне, Андреа, супруги Суарес, Уититтерли, Катерина и другие собрались в сквере вокруг того, что, по словам клявшегося, божившегося и готового дать голову на отсечение Арокле, было кофе с молоком. Катерина с тоской всматривалась в лица отдыхающих в надежде узнать юношу, с которым она говорила прошлой ночью. Но ни в ком его не узнавала.

Тем временем прислуга подсматривала из-за деревьев, сколько сахара клали в чашки постояльцы, а с деревьев падали пауки.

– Нужно срочно отыскать водолаза! – воскликнул Уититтерли.

– Конечно же, – сказал Джедеоне, который не забывал и о расходах, – я полагаю, что ради такой мелочи не стоит привлекать профессионала. Тут у Андреа есть друг, который увлекается водолазным делом. Некто Галеаццо Перера. Можно обратиться к нему.

– Это мысль! – воскликнул Ланцилло, который как раз входил с расстроенным видом, – лишь бы это было поскорее.

– Немедленно, – сказал Джедеоне, – сейчас я напишу ему записку. – Он бросился к Арокле: – Где тут комната для писем?

– Ах! – вскрикнул бедняга-официант, опасаясь новой бури.

И, не говоря ни слова, отвел старика на последний этаж. Здесь он показал ему нечто похожее на люк, уходивший в потолок.

– Это там, – сказал он, засмущавшись.

– Да как же туда пройти?

– Мы принесем приставную лестницу, а я ее вам подержу. Только нужно осторожно, потому что придется подниматься с чернильницей в руке; чернила в комнате для писем совсем высохли из-за жары.

– Да вы с ума сошли! – закричал Джедеоне.

Он оставил намерение писать письмо и, пока дамы оставались в гостинице, без долгих сборов отправился в сопровождении Суареса, Андреа, Ланцилло и Уититтерли к водолазу-любителю, который жил на окраине местечка.

– Синьор Галеаццо Перера дома? – спросил он у служанки.

– Он на дне.

Это было действительно так. Как бывало каждое утро, молодой человек в чрезвычайно элегантном водолазном костюме лежал на дне ванны, в то время как служанка закачивала ему воздух.

– Подождем, пока поднимется, – сказал Уититтерли.

Они сели, обозревая богатую библиотеку, сплошь состоявшую из произведений на водолазную тему.

На стенах висели только картины, изображавшие драматичные эпизоды из жизни водолазов в морских пучинах. Здесь были водолазы, победно сражавшиеся при помощи топора с гигантскими осьминогами, рядом с корпусами затонувших кораблей, вокруг которых плавали странные рыбы.

На столе в беспорядке лежали горы корреспонденции, пачки технических специализированных журналов и вырезки из газет на всех языках. Этот удивительный человек был членом всех парламентских комиссий, правительственных и международных, которые занимались водолазами, поддерживал связи с отраслевыми организациями, и не было такой газеты, которая, если дело касалось интересов водолазов, не обращалась бы к нему за мнением с тем, чтобы немедленно его обнародовать.

Поскольку Галеаццо не спешил подниматься на поверхность, Ланцилло обратился к служанке:

– А нельзя ли ускорить его подъем?

– Попробуйте ему позвонить, – ответила девушка.

Суарес схватился за телефонный аппарат.

– Алло, алло, синьор Перера! Мы хотели бы попросить вас об одной услуге.

– Я вас слушаю, – ответил водолаз-любитель из глубин ванны.

– Вы не могли бы, – продолжал старик, – спуститься на дно моря, чтобы отыскать для нас ключи?

Все с волнением ожидали ответа.

– На дно моря? – ответил Галеаццо. – Извините, не могу. Если вы бросите что-нибудь в ванну, тогда с удовольствием.

– Нет уж, спасибо! – проворчал Суарес, раздраженно бросая трубку.

С тем они и ушли.

Тогда Джедеоне вспомнил об одном своем друге, Антонио Вилла, бывшем знаменитом водолазе.

По счастливой случайности, этот синьор отдыхал в том же месте. Они спросили об этом у прохожего.

– Водолаз? – ответил тот. – Вы точно найдете его на пляже. Там его все знают.

IV

Пестрая толпа непрерывным потоком медленно проходила на пляж, неся сумки, резиновые мячи и другие предметы для купаний. Можно было подумать, что приверженцы некоего таинственного божества проходят в храм. Босоногие пляжные смотрители носились, открывая кабинки, сталкивая в воду лодки и взятые напрокат катамараны.

Недалеко от входа какой-то рыбак с неистовой яростью шлепал по каменному парапету только что выловленным и еще живым осьминогом. Как известно, осьминогов умерщвляют таким способом.

– Какой варварский обычай! – воскликнул Суарес, который входил в этот самый момент со своими товарищами.

– Он показался бы вам еще более варварским, – сказал один из пляжных завсегдатаев, – если бы вы знали, что этот осьминог – все время один и тот же: его каждый день ловят живым и хлопают на глазах у отдыхающих.

– То есть как это? – спросил наш друг.

– Вы знаете, – объяснил тот, – что никто не будет есть рыбу на пляже, если у него на глазах не убьют хотя бы одного живого осьминога. Поскольку здесь нельзя каждый день ловить нового осьминога, дирекция решила использовать одного и того же, которого после кратковременного избиения, но не давая ему испустить дух, бросают назад в море, в огороженную заводь, где его легко при необходимости изловить.

Это была правда. Бедное животное, как будто мало подвергаться ежедневным утренним избиениям, часто было вынуждено терпеть дополнительные мучительные экзекуции в течение дня. Как только являлся новый посетитель и просил приготовить ему блюдо из свежей рыбы, только что пойманной у него на глазах, вылавливали того самого осьминога и шлепали его несколько минут о парапет. Потом его заменяли осьминогом, доставленным из Милана, и бросали назад в море до нового случая. Бедняжка уже научился различать по голосам, когда наступал момент для очередного отлова и экзекуции. В первое время, как только он слышал возглас: «Эй, у вас тут найдется поесть свежей рыбки?» – он бормотал: «Ну вот, опять!» И весь съеживался, пытаясь распластаться на дне. Однако все было напрасно. Его тут же обнаруживали, извлекали на свет божий и начинали яростно шлепать о парапет к полному удовольствию посетителей. В дальнейшем несчастный моллюск, в целях сокращения мучительного ожидания, как только слышал просьбу приготовить что-нибудь из свежей рыбки, сам поднимался на поверхность и подплывал к парапету с поразительной покорностью. Несчастное животное уже стало крайне нечувствительным и желало лишь покончить со своим жалким существованием. Правда, у него было всего вдоволь. В заботе о его жизни дирекция кормила его самыми лакомыми кусками и не отказывала в разных удобствах. Но сам факт столь зверских избиений затмевал все остальное. Каждое утро он говорил: «Дай бог, чтобы это случилось сегодня». Но чувствуя после очередного жестокого испытания, что его бросают в море, а не на сковородку, он с содроганием думал: «Завтра еще помучаемся». Иногда после избиения он изображал забывчивость и тихонько тащился на кухню. Однако рыбак успевал его перехватить и возвращал в морскую пучину.

– Синьор Антонио Вилла? – спросил Джедеоне у молодого человека в плавках, лежавшего ничком на парапете.

– Какой еще Вилла? – ответил тот. – Мне надо загорать, а не думать про какого-то Виллу!