Луна для двоих - Любовь Рябикина

— Черт с ней, со службой! Справлюсь! Не бойтесь, я не стану приставать…

Татьяна посмотрела на него:

— А я и не боюсь… С чего вы взяли? Хотите, прогуляемся? Если, конечно, это разрешено ночью на территории лагеря.

Шелестов тихо произнес:

— Не желательно бы… Ночь сегодня слишком светлая… Хоть снега и много, а щелкунчики временами появляются…

Берестова опустила голову и прошептала:

— Тогда можем посидеть в медпалатке…

Подполковник молча шагнул к двери, на ходу застегивая бушлат. У входа снег был настолько утоптан, что превратился в небольшую, очень гладкую горку, отполированную множеством ног. Татьяна взбрыкнула ногами и полетела спиной на землю. Мужчина, идущий сзади, успел подхватить ее:

— Держитесь…

Она почувствовала даже сквозь бушлат, как дрогнули его пальцы. С трудом выровнялась и встала. Нервно хохотнула, понимая, как могла бы удариться:

— Ого! Спасибо, что удержали…

Не спеша направились к медпалатке. Шелестов шел чуть сзади и она постоянно чувствовала его взгляд. Яркая луна освещала две бредущие на расстоянии друг от друга фигуры. Длинные синие тени ползли по снегу и стенам палаток. Сверху брезент был покрыт серебрившимся инеем и палатки казались сказочными шатрами. Оба молчали. Посреди лагеря стоял часовой. Он посмотрел на обоих и вскинул руку в приветствии. Подполковник ответил. Берестова неожиданно остановилась и обернулась к нему:

— Смотрите, Вадим Иванович! Небо какое красивое и звезды яркие, словно нарисованные. Помните фильм «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Там почти такие же звезды были, когда черт Вакулу в Петербург вез…

Он слабо улыбнулся:

— Помню… Мой отпуск нынче на новогодние праздники пришелся, смотрел…

Она прошла несколько метров и снова остановилась посреди палаток. Огляделась. Застывшие вокруг холмы с темными силуэтами елей и дубов буквально заворожили ее. Посмотрела на офицера:

— Красота какая! Даже не верится, что тут война идет. Тишина. Жаль, что фотографировать ночью нельзя…

Шелестов ничего не ответил. Он смотрел ей в лицо и Татьяна вновь отметила его бледность. Улыбнулась:

— Заморозила я вас! Идемте в палатку. Мороз–то крепчает.

Вадим не ответил. Женщина зашагала к палатке, уже не останавливаясь. Она и сама не смогла бы сейчас объяснить, почему так поступает: пригласила малознакомого мужчину к себе. Раньше она никогда не отваживалась на подобное, хотя не раз видела, как ведет себя большинство прилетавших сюда женщин. Да и за ней офицеры не однажды пытались «приударить». На этот раз она, как хозяйка, молча пропустила его вперед. Шелестов остановился у двери, не решаясь пройти дальше. Берестова тихо предложила:

— Проходите…

Она не стала зажигать свет. Луна освещала ее закуток настолько ярко, что можно было читать и тусклый электрический свет от генератора был бы неуместен. Оба чувствовали себя скованно и не знали, как быть дальше. Сняли бушлаты, повесив их на стойку и остановились, глядя друг на друга. Подполковник заметил, что в палатке прохладно. Облегченно вздохнув, предложил:

— Надо печку разжечь! К утру совсем холодно станет. Замерзнете…

Она обрадованно подхватила, что–то забрав из тумбочки:

— Я с солдатом договорилась, что сама истоплю. Дров и угля он обещал принести.

Вышли из ее закутка. Шелестов обнаружил рядом с умывальником, напротив входа в закуток, кучу дров и уголь в большом ящике. Рядом стояло ведро. Он присел и накидал полное ведро угля. Дотронулся рукой до поленьев:

— Сыроваты… Надеюсь растопим.

Приподнял голову и увидел, что женщина смотрит на него. Взял несколько поленьев. Берестова подхватила ведро. Вместе направились в основную палатку, посреди которой стояла железная печка. Длинная занавеска, загораживающая ряд из пяти коек, сейчас была сдвинута в сторону. Напротив, вдоль стены, стояло три шкафа с лекарствами и кушетка. У дальней стены находился стол и пара стульев. Вадим достал спички, но Татьяна остановила, протягивая ему огромный массивный коробок:

— Возьмите, ими легче разжигать. Я к вашим условиям привыкла и постоянно привожу походные спички…

Вадим хмыкнул, беря из ее рук коробок:

— Н-да… Опыта вам не занимать!

Положил вначале поленья в виде костерка, сверху накидал угля. Она протянула бумажку и он подсунул ее под дерево. Чиркнул толстой спичкой и поднес к бумаге. Яркое и довольно большое пламя осветило напряженные лица. Сырые поленья занялись не сразу, но мужчина продолжал терпеливо держать пылающую охотничью спичку под ними. Татьяна смотрела на его освещенное огнем суровое лицо и думала о том, что именно таким представляет своего мужа. Наконец робкий синий огонек пробежался по сколотому краю, зацепился за торчавшую вбок щепку и понесся дальше. Подполковник положил оставшийся черенок и повернулся к женщине:

— Вот и разожгли. Теперь разок подкинуть топлива и до самого утра хватит тепла. — Встал, глядя на продолжавшую сидеть на корточках женщину: — Мне уйти?

Она ни слова не ответила. Не глядя на него встала и направилась к себе. Он шел следом, не зная, что делать. По дороге сполоснул грязные ладони под рукомойником. Зашел в ее закуток, собираясь забрать бушлат. Татьяна стояла у окна, обхватив себя за плечи руками и глядя на полную луну, словно бы смеявшуюся над ней в эти минуты. Она ждала, что Вадим положит руки ей на плечи, но этого не произошло. За спиной слышалось тяжелое дыхание. Подполковник стоял в метре и не решался шагнуть дальше. Уйти, просто развернувшись, он тоже не мог. Сил на это не было. Надо было объясниться, но это было так стыдно и все же он решился. Хрипло сказал:

— Татьяна Васильевна, мне трудно и стыдно говорить об этом. Я понимаю, чего вы ожидаете от меня, но я не способен… Холод, рейды уничтожили во мне мужика… Вы давно летаете и наверняка знаете здешние мужские проблемы… В общем…

Она резко развернулась, обрывая его мучения ладонью, закрывшей рот. Глядя в его бледное лицо, освещенное луной, грустно усмехнулась, переходя на «ты»:

— Дурак ты, Вадим! Думаешь, я не поняла? Тебе еще в самолете хотелось со мной познакомиться, но когда ты узнал, что я к вам лечу, ты испугался и постарался держаться на расстоянии. Тебе хотелось ухаживать за мной, но твоя беда мешала и не сделай я шаг первой, ведь ты бы не подошел. Верно?

Убрала ладонь, ожидая ответа. Он кивнул. Вздохнул и отвернулся, собираясь взять свой бушлат:

— Я пойду…

Берестова не дала ему уйти. Взяла за руку и потянула к окну. Смотрела на луну, не решаясь посмотреть на мужчину. Тщательно подбирая слова, часто замолкая, заговорила:

— Посмотри, какая луна… Луна для двоих! Знаешь, я впервые за одиннадцать лет хоть что–то испытываю к мужчине, кроме профессионального интереса. Большинство мужчин в Чечне страдают так же, как ты. Потеря мужской силы от постоянных нагрузок, это большая беда, но ее не стоит стесняться. Ты в этом не виноват. Я понимаю, что не каждая из нас, женщин, это понимает и принимает. Ты женат?

Шелестов тихо ответил:

— Нет.

Татьяна облегченно вздохнула:

— Знаю, что это глупо выглядит, мы только познакомились, но я не хочу тебя терять и плевать мне на то, можешь ты что–то или не можешь. Конечно, ты мужчина и тебе решать…

Женщина замолчала, глядя в оконце. Шелестов наконец–то все понял. Молча потянул ее к себе. Крепко прижал, устроив подбородок на макушке. Погладил по плечу:

— Знаешь, ты мне понравилась с первой минуты. Эта компания неподалеку… Ты так разительно отличалась от них. Я впервые за много лет чувствую, что нашел именно ту женщину, которую так долго искал. Впервые не стыжусь за свою мужскую несостоятельность, но что дальше?

Она осторожно повернулась лицом. Подняла голову от его груди. Ласково провела рукой по седым вискам и скулам, заглядывая в глаза:

— Однажды война для тебя закончится и ты приедешь ко мне. Вылечишься и все будет нормально, кроме одного…

Вадим тревожно спросил:

— Чего именно?

Татьяна грустно улыбнулась:

— Я не смогу бросить свою профессию и командировки даже ради тебя. Сможешь ли ты мириться с этим? Надолго ли тебя хватит?

Шелестов чуть наклонился:

— Это мы узнаем потом, а сейчас не стоит думать об этом. Мой контракт лишь через два года закончится. Главное, что ты меня поняла…

С этими словами он приник к ее губам. Луна освещала две прижавшиеся друг к другу фигуры и две черные тени застыли на дощатом полу палатки…

28 января 2004 года