Вдова Кудер - Жорж Сименон

— Кофе еще есть?

Она посмотрела на часы. Маятник медленно раскачивался под стеклом.

Тати размышляла еще несколько минут.

— Как-нибудь ты мне расскажешь, что ты натворил.

И пристально посмотрела на него.

— Скажи, ты убил из-за женщины? Ладно. Я ни о чем не буду тебя расспрашивать. Понимаю, что тебе неприятно.

Ну, хватит! Пора было подниматься и стряхнуть теплое оцепенение, охватившее все тело. Убедившись, что в голубом кофейнике не осталось ни капли, она поставила греться чайник, налила горячей воды в миску для мытья посуды и бросила туда щепотку кристалликов.

— Хорошо, если ты сегодня прополешь картошку. А сейчас я уверена, что старик вот-вот придет. Вот уже два или три дня он занимался этим, и если я его не заставлю…

Так Жан узнал историю семьи Кудер. Он узнавал ее отрывками, которые наконец сложились в цельную картину. Оставался лишь муж Тати, которого он не мог себе представить, ибо ему даже не показали ни одной его фотографии. Может, в доме их вообще не было?

Насколько Жан понял, это был болезненный унылый человек. Он умер от воспаления легких. Еще при его жизни старый Кудер начал приставать к невестке, подстерегая ее в тени дворовых построек.

— Понимаешь, — сказала как-то Тати в минуты отдыха, — Франсуазы я не боюсь. Она слишком глупая. Еще когда она была молоденькой, над ней все потешались, потому что она ничего не понимала. Какой-то парень наплел ей, что дети появляются из носа, и она заливалась горючими слезами. Что же касается Амелии, то я сумею ей ответить. А эта гадина Фелиция все время крутится около своего деда, чтобы лишний раз показать ему ребенка. Она совсем из другого теста, и я хотела бы знать, от кого Франсуаза ее родила. Во всяком случае, явно не от мужа! Стоит только посмотреть.

Жан часто наблюдал за ней издали. И может быть, именно такая отдаленность и волновала его больше всего.

Дом Фелиции был заслонен откосом канала, и со двора Жан мог видеть только верхнюю часть его белой стены и розовую черепичную крышу. По вечерам, на закате Фелиция с ребенком на руках обычно располагалась на траве около шлюза.

Она была худенькой и сгибалась под тяжестью ребенка, как стебелек тяжелого цветка. Ее можно было принять за совсем еще девочку, если бы, поддерживая малыша, она не выпячивала живот, что придавало ей черты истинной женственности.

Издали Жан разглядел голубое пятно ее халата и копну рыжеватых волос.

Он вразвалку шел вдоль канала по направлению к ней, чувствуя, что она за ним наблюдает. Он знал, что в ее зеленоватых глазах сверкают золотые искорки и от внимания раздуваются ноздри.

Чтобы приучить ее к себе, он избрал беспечность, останавливаясь понаблюдать за поплавком рыбака или сорвать цветок на откосе.

Шлюзовщик с деревянным протезом крутил свои рычаги. Его дети сидели на пороге дома, перед ними на дорожке валялась безрукая кукла.

Когда Жан приблизился еще на несколько метров, Фелиция внезапно повернулась к нему спиной и поспешила к дому, закрыв за собой дверь.

Несомненно, она воспринимала его как врага. Подойдя еще ближе, он увидел, как дверь открылась, но из нее показалась не Фелиция, а ее вздорная и сварливая мать, вставшая в дверях, будто защищая свое гнездо.

— Как дела? — машинально спросил Жан у шлюзовщика.

Тот бросил на него недоверчивый взгляд и тоже отвернулся.

Жана это никак не задело. В его взгляде по-прежнему сквозила беспечность. Думал ли он о чем-то? Да нужно ли было ему о чем-то думать?

Он жил в каком-то даровом времени, на которое никак не мог рассчитывать. Его голова была полна солнцем, ноздри вздувались от пьянящих запахов, конечности казались невесомыми — полное спокойствие.

— Жан! Жан! — услышал он резкий голос Тати.

Он вернулся к ней, коротконогой, короткошеей, стоявшей подбоченясь посреди двора.

— Ну вот, ты уже начал увиваться вокруг Фелиции, а? Давай-ка быстро вычисти кроличьи клетки. Я тебе три дня напоминаю. Если я буду делать все сама, то на кой мне…

Несколько раз в день они склонялись над инкубатором, который казался Тати настоящим волшебным ящиком. Она пока никак не могла поверить, что он сразу принесет целых шестьдесят цыплят.

— Посмотри, сколько он показывает. У меня при себе нет очков. Ты уверен, что не нужно добавить воды? Ночью я всегда боюсь, что лампа погаснет, и не знаю, что меня удерживает встать и посмотреть. А завтра ты должен наладить маслобойку. В субботу я привезу тебе бритву и все остальное. На днях надеюсь получить письмо от Рене.

Но сначала ей пришлось принять гостей. Это было в четверг. Послеобеденный отдых кончился, и она принялась мыть посуду.

— Нужно выполоть сорняки вдоль дома, — велела она Жану.

Вдоль белой стены пышно разрослась крапива. Он сходил в сарай за лопатой. Без шапки, в расстегнутой рубашке, с сигаретой во рту, он начал ковырять землю и услыхал шум в конце пустынной улицы.

В тени густого орешника, пропускавшего лишь редкие солнечные лучи, по направлению к дому Тати шло целое семейство — мужчина с бородкой в темном костюме и канотье, коренастая женщина, от ходьбы обливавшаяся потом и державшая за руку маленького мальчика в матросском костюмчике, размахивавшего прутиком.

Чисто по-крестьянски Жан неподвижно наблюдал, как они приближаются, словно это зрелище представляло какой-то интерес. Он обратил внимание, что семейство на секунду остановилось для короткого совещания. Женщина воспользовалась паузой, чтобы поправить пояс под платьем, и тут же дала подзатыльник сыну, нагнувшемуся что-то поднять.

— Что там, Жан? — крикнула из кухни Тати, увидев неподвижно стоявшего Жана.

Он не расслышал, поскольку дверь и окно были закрыты. Он заметил лишь ее шевелящиеся губы и приоткрыл дверь:

— По-моему, к вам гости.

Нахмурившись и поправив волосы, она выглянула из окна:

— Это Амелия с мужем. Я приведу себя в порядок. Скажи им, что я сейчас спущусь.

Она мигом спрятала посуду в шкаф, и Жан услышал ее шаги на лестнице, а затем и в комнате на втором этаже.

Гости же, пройдя еще метров пятьдесят, вновь остановились, завидев на пороге дома Жана с лопатой. Снова небольшое совещание. Муж был в пенсне, на лацкане его пиджака виднелась фиолетовая ленточка.

Наконец они подошли, приняв какое-то решение. Они прошли мимо молодого человека, будто он вообще не существовал, и Амелия приоткрыла дверь.

— Тати, ты здесь? — крикнула она в пустоту дома.

— Пожалуйста, входите, Тати сейчас спустится.

Женщина попятилась, избегая столкнуться с Жаном. Ее муж обошел Жана, едва не коснувшись его, и приказал сыну:

— Пройди. Сядь на стул и постарайся вести себя тихо.

Несмотря на их старание не замечать его, Жан вошел, оставив лопату во дворе, и придвинул им стулья:

— Садитесь, пожалуйста. Сегодня жарко, правда? Надеюсь, вы не пешком пришли из Сент-Амана?

У мужа непроизвольно вырвалось:

— Мы приехали на автобусе.

Жена грозно посмотрела на него, поскольку он вступил в разговор с этим типом.

Наступила тишина. Жена уселась на стул, а муж остался стоять и, сняв канотье, утирал череп носовым платком.

— Сиди спокойно, Эктор.

Над их головами раздавались тяжелые шаги Тати, поспешно надевавшей выходное платье и приводившей себя в порядок.

Обратившись к мужу и по-прежнему игнорируя Жана, Амелия сказала, пытаясь нарушить молчание:

— Я уверена, что отец где-то пасет коров. При таком солнце его может хватить удар.

Наконец на лестнице показалась Тати, открыла дверь и направилась к золовке:

— Здравствуй, Амелия.

Два поцелуя в обе щеки, сухие и отчетливые, как щелчки клюва.

— Я не думала, что ты сегодня приедешь. Твой муж уже в отпуске? Здравствуй, Дезире. Садись же! Здравствуй, Эктор. Ты не поздороваешься с тетей?

— Здравствуйте, тетя. Мне хочется половить рыбу в канале.

— Я запрещаю тебе идти ловить рыбу, — вмешалась мать. — Только не хватало тебе свалиться в канал. Сиди здесь.

Жан был готов выйти по первому знаку, по первому взгляду Тати. Но именно она и удержала его:

— Жан, принеси бутылочку вина. А для Амелии — черносмородиновую наливку, там, у входа в погреб.

Она поставила на стол стаканы с золотым ободком, которые вынула из буфета в столовой.

— Какие новости? — спросила она, усаживаясь за стол со вздохом облегчения. — Ты можешь остаться, Жан. У нас нет секретов. Ведь правда, Амелия? Дезире доволен своим новым местом? Или он по-прежнему в москательной лавке на улице Гамбетта?

— По-прежнему! — сухо подтвердил Дезире.

— Ну что ж, тем лучше! За ваше здоровье! Можно налить мальчику немного наливки?

— Спасибо! Лучше не надо.

— Мама, я хочу пить.

— Сейчас тебе дадут воды. А отца нет дома?

— Он, наверное, где-нибудь при коровах.