Журнал «Вокруг Света» №11 за 1987 год - Вокруг Света

Ах, память, память... Она хранит все до мельчайших деталей. Каждый смелый поступок товарища. Каждое преступление палачей. Я обратил внимание на то, что в повседневном обиходе португальские коммунисты избегают употреблять такие слова, как «подвиг», «герой». Нет этих слов и в лексиконе Мануэла. Он считает, что всего лишь выполнял свой долг.

— Пенише как зловещему застенку конец был положен Апрельской революцией,— говорит товарищ Педро.—

Накануне Первомая обрел долгожданную свободу и я. То, что мы, коммунисты, здесь увидели и пережили, многократно описано и пересказано. Я тебе хочу сказать совсем о другом. Ведь, по существу, мы сумели превратить страшную тюрьму в школу борьбы и сопротивления. Тюрьма стала продолжением схватки с фашизмом, только в иных обстоятельствах, иными средствами. Нам не разрешали переговариваться между собой, к нам подсаживали «рашадо» — провокаторов, а мы ухитрялись проводить собрания, устраивать читку и обсуждение поступающих из Лиссабона подпольных изданий. Тюремщики старались сломить нас, но мы не думали сдаваться. Порой наши товарищи совершали из Пенише удивительные по дерзости побеги, как, например, побег группы узников во главе с Алваро Куньялом. Даже в самые тяжелые и, казалось бы, в самые унизительные минуты мы оставались выше, честнее, сильнее тех, кто нас охранял...

Черный флаг — символ бедствия

Португальские города как-то сразу покоряют приезжего, создают у него светлое хорошее настроение. Я ловил себя на этой мысли, любуясь нарядными проспектами столицы, бродя затейливыми улочками Коимбры, наблюдая за будничной суетой маленькой рыбацкой Сесимбры, дивясь какому-то поистине женскому очарованию Грандулы — той самой, что дала название гимну свободы Португалии. Мелодия песни «Грандула, моя смуглянка» послужила сигналом к апрельскому выступлению прогрессивных военных.

Взять хотя бы Лиссабон, зеленый, уютный, продуваемый свежими ветрами. Он как будто постоянно готовится к большому празднику. Но однажды июньским утром Лиссабон поразил меня непривычной тишиной. Не было нервного нетерпения машин возле светофоров. Как-то разом стало мало людей вокруг, а те, что шли рядом, не торопились, как обычно. Потом я заметил опущенные решетки на витринах магазинов, увидел застывшие на рельсах пригородные электрички и сообразил, что город охвачен забастовкой. По-настоящему понять ее размах можно было только в рабочих пригородах.

Один из них, Алмада, в получасе езды от центра. Здесь расположена одна из крупнейших в Европе судоверфей — «Лижнаве». Ее ворота наглухо закрыты. Перед ними установлены барьеры и шлагбаумы, возле которых дежурят хмурые пикетчики. У многих поверх синих рабочих комбинезонов на груди и на спине картонки с лозунгами протеста. Сквозь такую стену вряд ли посмеет пройти хоть один штрейкбрехер. Это отлично понимают и полицейские. Их усиленные наряды на автомашинах и мотоциклах приведены в боевую готовность, но черные мундиры держатся в стороне. Эта картина на фоне огромного замершего предприятия выглядит угнетающе. Но есть еще нечто такое, что придает ей даже несколько зловещий вид. Это масса черных флагов.

Они висят на заводских воротах, на стрелах замерших кранов, их держат в руках забастовщики. Такие флаги в Португалии издавна являются символом голода и нищеты, символом социального бедствия. Экономический кризис в стране ощущается постоянно, давая знать о себе закрытием заводов и фабрик, массовыми увольнениями.

— У тружеников «Лижнаве» повод для выступления особенно веский, впрочем, как и на соседней верфи «Сетенави». Почти девять месяцев мы не получаем заработной платы. Никто — ни токари, ни слесари, ни крановщики, хотя на работу приходим ежедневно и трудимся, как всегда, исправно до конца смены,— говорит мне Висенте Мерендеш, один из руководителей партийной организации коммунистов на верфи, сам по профессии сварщик.— Дирекция утверждает, что у нее нет денег, что, мол, «Лижнаве», как и все отечественное судостроение, переживает острый кризис. Единственный выход администрация видит в резком сокращении производства с неминуемыми увольнениями. Только все эти разговоры о нерентабельности, перепроизводстве для наивных. Наша партия видит, к чему ведут дело реакционеры...

Замыслы правых, надо сказать, предательские не только по отношению к трудящимся, но и ко всей нации. И «Лижнаве», гордость португальского судостроения, и другие крупные национализированные предприятия они хотели бы пустить с молотка, уступить частному, прежде всего иностранному капиталу. Предлог старый — экономический застой, отсутствие заказов, нерентабельность производства. Чтобы пустить на дно предприятия, вырванные из-под власти монополий после апреля 1974 года, правые пытаются взять рабочих измором: уже свыше ста тысяч человек на 700 заводах и фабриках более года не получают ни единого эскудо.

Против подобных планов решительно выступает Португальская коммунистическая партия, подлинная защитница интересов нации в целом и каждого труженика в отдельности. «Лута» — «борьба» — под этим девизом удалось сплотить основную массу трудящихся, каких бы взглядов они ни придерживались, к каким бы политическим организациям ни принадлежали.

Вот отчего полупустым, парализованным выглядел в тот солнечный летний день всегда такой оживленный Лиссабон. Вот почему бросили вызов реакции судостроители. В конце концов последнее слово сказали именно они.

Однажды, подъехав к дому моего давнего друга и коллеги, работающего в Португалии, я столкнулся в подъезде с пожилым подтянутым сеньором. Его оригинальная внешность, монокль в глазу, черный китель с нашивками ветерана от кавалерии сразу напомнили мне...

— Неужели это он?..

— Да, это Спинола,— подтвердил мой товарищ.— Как видишь, мы с ним соседи. Сейчас он наверняка вернулся с традиционной верховой прогулки...

Уже после апреля Спинола, ставший впоследствии маршалом, страстно рвался в диктаторы, мечтал въехать в Лиссабон на белом коне. Пытаясь потрафить своим сторонникам и угодить американцам, он не уставал повторять: «Коммунистическая партия — наш главный враг, и мы поведем против нее наступательную борьбу».

Как все это похоже на давние салазаровские времена, когда главари режима обещали навсегда покончить с коммунистами, а заодно «с профсоюзным вольнодумством» Не удалось!

Вот уж когда на деле проверялась мудрость народной песни:

Чтобы мысль подрубить под корень,

нет такого мачете на свете...

Компартия оставалась единственной организованной силой подполья. Такого мужественного и надежного союзника с первых минут своего выступления 25 апреля 1974 года получили прогрессивно настроенные военные. Этот союз обеспечил успех «революции гвоздик».

Встреча с товарищем Куньялом

Прошло более десяти лет с того дня, когда по лиссабонским проспектам ехали на бронемашинах улыбающиеся солдаты. Люди в военной форме, обнявшись, шагали рядом с рабочими. Исчезло разом былое недоверие. Воин и труженик говорили на языке свободы, демократии и солидарности. Рассказывают, что продавщица столичного универмага Селеста Сейруш первая непроизвольно изобрела символ Апреля, опустив в дуло винтовки незнакомого ей солдата алую гвоздику. Не знаю, так ли это: мне лично разыскать эту девушку не удалось. Но символ действительно прекрасен, и повсюду в мире португальскую революцию назвали «революцией гвоздик». Эти нежные цветы вручали выходящим из темниц узникам. Они алым дождем сыпались с вертолетов на ликующие толпы горожан. В стране появились даже монументы в виде гвоздик, а дата 25 апреля сразу же гордо вписала себя в название городских кварталов, улиц, площадей, мостов.

Пришла весна давно ожидаемой свободы. Рухнувший ненавистный режим дозволял португальцу всего три вида действий. Одно, главное,— это массовое паломничество к деревушке под названием Фатима, где семь десятилетий назад якобы произошло чудо — явление группе неграмотных крестьянских детей святой. Кто-то из взрослых даже ухитрился подслушать ее откровения, которые как две капли воды напоминали проповеди платных пропагандистов режима. Естественно, она утверждала, что все беды идут от «красной России», которую надлежит бояться пуще пламени ада.

А еще дозволялось португальцу предаваться народным песнопениям и танцам в дни фиест да кричать во время футбольных зрелищ. И все. Дальше этого предела человек перешагнуть не имел права. Ничем- иным занимать свои мысли не мог. Жить был обязан как повелят. Делать только то, что прикажут.

Коммунисты и сегодня выступают как самые последовательные защитники апрельских завоеваний. Об этом записано во всех важнейших документах ПКП последних лет. Об этом говорили мне мои новые друзья, которым до сих пор крайне трудно, порой по-прежнему с известным риском, приходится работать в гуще народных масс. Особенно нелегко на селе в более консервативных северных районах. На эту тему зашел у нас разговор с Генеральным секретарем ПКП Алваро Куньялом.