Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

– Так почему Оливье переместил тело, Арман?

Гамаш застыл посреди этих взрывов, вспышек света, людей, толпящихся вокруг, толкающихся и кричащих.

В сумерках заброшенной фабрики он увидел, как Жан Ги Бовуар упал, раненный. Он увидел вооруженных людей, которые открыли по ним стрельбу в месте, которое считалось почти незащищенным.

Он совершил ошибку. Страшную, ужасную ошибку.

Глава третья

На следующее утро в воскресенье Гамаш взял Анри прогуляться по свежему снежку на рю Сент-Урсюль, чтобы позавтракать в «Ле пти куан латен». Дожидаясь омлета и кофе с молоком, он смотрел, как гуляющие направляются в блинные на рю Сен-Жан. Забавно было наблюдать за происходящим из теплого уютного бистро в стороне от большой дороги, когда Анри лежит у его ног.

Гамаш прочитал свежие номера «Ле солель» и «Ле девуар», потом сложил газеты и снова взялся за почту из Трех Сосен. Он живо представил Габри, крупного, говорливого, великолепного, сидящего в бистро, которое он теперь возглавлял. Вот он наклоняется над длинным полированным деревянным столом и пишет. В обоих концах большого помещения с балками под потолком топятся камины из плитняка, ревет огонь, наполняя бистро светом, теплом и гостеприимством.

И даже в претензиях Габри к старшему инспектору всегда присутствовали теплота, дружелюбие.

Гамаш постучал по конвертам пальцем и почти что ощутил эту доброту. Но почувствовал и еще кое-что – убежденность Габри.

«Оливье не делал этого». Габри повторял эти слова из письма в письмо, словно повторами можно было утвердить их истинность.

«Зачем Оливье понадобилось перемещать тело?»

Гамаш перестал постукивать пальцем по бумаге, посмотрел в окно, потом вытащил сотовый и позвонил.

Позавтракав, он поднялся по крутой скользкой улице, повернул налево и направился в Литературно-историческое общество. Время от времени он отступал в снежный сугроб, чтобы пропустить спешащие семейства. Ребятишки, тепло одетые, укутанные словно в коконы, защищенные от жгучего холода квебекской зимы, направлялись в Ледяной дворец снеговика Бонома, или на ледяную горку, или в cabane à sucre[15] с его сладким кленовым сиропом, затвердевающим на снегу до состояния ириски. Вечера карнавала предназначались для студентов университета, которые выпивали и веселились, а дни были для детей.

И снова Гамаш подивился красоте Старого города с его узкими петляющими улицами, каменными зданиями, металлическими крышами под шапками снега и льда. Он словно оказался в средневековом европейском городе. Но Квебек-Сити представлял собой нечто большее, чем привлекательный анахронизм или милый тематический парк. Это был живой, яркий рай, приветливый город, который не раз переходил из рук в руки, но сохранил свое сердце. Теперь снег пошел сильнее, но ветра не было. Город, всегда привлекательный, зимой казался еще волшебнее со всем этим снегом, огнями, конными calèche[16], людьми, тепло укутанными от холода.

На вершине улицы Гамаш остановился, чтобы перевести дыхание. Дыхание, которое с каждым днем становилось все легче по мере того, как к старшему инспектору возвращалось здоровье благодаря долгим спокойным прогулкам с Рейн-Мари, Эмилем или Анри. А иногда в одиночестве.

Впрочем, в эти дни он никогда не оставался один. А он стремился к этому – к благословенному одиночеству.

Avec le temps, говорил Эмиль. Со временем. И возможно, он был прав. Силы возвращались к Гамашу. Так почему бы не вернуться и здравомыслию?

Возобновив движение, он заметил, что впереди что-то происходит. Увидел полицейские машины. Наверняка возникла какая-нибудь потасовка с участием не проспавшихся после вчерашних возлияний студентов, которые приехали в Квебек, чтобы познакомиться с официальным напитком Зимнего карнавала под названием «карибу» – почти смертельная смесь портвейна и спирта. Доказать этого Гамаш не мог, но он не сомневался, что именно из-за «карибу» он стал терять волосы, когда ему перевалило за двадцать.

Приблизившись к зданию Литературно-исторического общества, он увидел еще больше полицейских машин и выставленный кордон.

Старший инспектор остановился. Анри тоже остановился и сел рядом с ним, глядя на происходящее.

На этой боковой улочке было спокойнее, люди встречались реже, чем на главных улицах. В каких-то двадцати футах от себя Гамаш видел поток людей, не обращающих внимания на то, что происходит здесь.

У основания лестницы, ведущей в старую библиотеку, стояли полицейские. Другие полицейские толклись тут же. У тротуара были припаркованы грузовичок телефонной станции и «скорая помощь». Но никаких мигающих проблесковых маячков, никакого ощущения экстренной ситуации.

Это могло означать одно из двух. Либо это ложная тревога, либо нет, но нужда в срочных действиях уже отпала.

Для Гамаша выбор был ясен. Несколько полицейских у «скорой» смеялись и подталкивали друг друга. Старший инспектор рассвирепел при виде этого веселья – он в своей команде никогда не допускал такого на месте преступления. В жизни было место для смеха, но не вблизи недавней насильственной смерти. А то, что здесь имела место смерть, Гамаш не сомневался. И дело было не только в его инстинкте – он видел перед собой множество свидетельств, подтолкнувших его к этому выводу. Количество полицейских, неторопливость, присутствие «скорой».

Причем смерть была насильственной. Об этом ему сообщил кордон полицейских.

– Проходите, месье, – сказал, подойдя к нему, один из полицейских, молодой и нагловатый. – Тут не на что смотреть.

– Я хотел зайти туда, – объяснил Гамаш. – Вы не знаете, что случилось?

Молодой полицейский повернулся к нему спиной и пошел прочь, но это не смутило Гамаша. Он остался стоять, глядя на полицейских, которые переговаривались внутри кордона. А он и Анри стояли снаружи.

По каменным ступенькам спустился человек, сказал несколько слов одному из полицейских в кордоне, потом прошел к машине без полицейских опознавательных знаков. Помедлив, он огляделся и начал было садиться в машину. Но не сел. Он замер, медленно выпрямился и уставился на Гамаша. Смотрел на него секунд десять, если не больше, – не ахти какое время, если ешь шоколадное пирожное, но когда смотришь на незнакомого человека – немалое. Он тихо захлопнул дверь машины, пошел к полицейской ленте, перешагнул через нее. Увидев это, молодой полицейский оставил своих товарищей и поспешил к нему, зашагал в ногу с полицейским в гражданской одежде.

– Я уже говорил ему, чтобы он не задерживался.

– Говорил?

– Oui. Хотите, чтобы я потребовал?

– Нет, я хочу, чтобы ты шел со мной.

На глазах остальных двое полицейских пересекли заснеженную улицу и подошли к Гамашу. Последовала пауза – три человека вглядывались друг в друга.

Потом полицейский в штатском сделал шаг назад и отдал честь. Молодой полицейский удивленно смотрел на человека в куртке, вязаной шапочке, с шарфом на шее и немецкой овчаркой у ноги. Он взглянул внимательнее на аккуратную седеющую бородку, заглянул в задумчивые карие глаза, увидел шрам.

Побледнев, он сделал шаг назад и тоже отдал честь.

– Chef, – сказал он.

Старший инспектор Гамаш в свою очередь поприветствовал их и махнул рукой, предлагая отказаться от формальностей. Эти люди даже не были в его подчинении. Он входил в полицейское управлении провинции, а эти принадлежали к муниципальной полиции. Но он узнал полицейского в штатском по конференциям, на которых они встречались.

– Я не знал, что вы в Квебеке, сэр, – растерянно сказал старший полицейский.

Почему глава отделения по расследованию убийств полицейского управления всей провинции оказался рядом с местом преступления?

– Вы – инспектор Ланглуа, верно? Я здесь в отпуске, как вам, наверное, известно.

Оба местных полицейских коротко кивнули. Об этом знали все.

– Я в гостях у приятеля, хожу в библиотеку как частное лицо. А что тут случилось?

– Сегодня утром ремонтник с телефонной станции обнаружил здесь тело. В подвале.

– Убийство?

– Нет никаких сомнений. Его пытались зарыть, но, когда человек с телефонной станции начал копать, чтобы найти порванный кабель, там обнаружилось тело.

Гамаш посмотрел на здание. Сотни лет назад в нем размещались суд и тюрьма. Здесь казнили преступников, вешали в окне над главным входом. Это место в прежние времена знавало насильственную смерть и людей, которые несли ее по обе стороны закона. И вот теперь там снова произошла насильственная смерть.

Тут входная дверь открылась, и кто-то вышел наружу. Трудно было разобрать на таком расстоянии, к тому же человек был в зимней одежде, но Гамашу показалось, что он узнал одну из библиотечных волонтеров, пожилую женщину. Она посмотрела в их сторону и остановилась на верхней ступеньке лестницы.