Готовься к войне - Андрей Рубанов

- Почему вы так злитесь? - спокойно возразила Алиса. - Каждый устраивается, как может.

- Я не люблю тех, кто умеет устраиваться. Когда мой отец говорил про кого-нибудь «устроился» - это значило, что он этого человека презирает.

- Кстати, этот ваш приятель выразился очень точно. В том смысле, что вы действительно можете быть нудным и скучным…

Банкир покаянно тряхнул головой.

- Вы правы, Алиса. И Шуйский тоже. Да, я скучный. Это мой недостаток. Я с ним борюсь. Что мне сделать, чтобы вы не скучали?

- Я не скучаю, - аккуратно возразила рыжая. - Мне интересно. В офисе вы производите впечатление очень спокойного человека. А тут разволновались. Ругаетесь. «Козел», «сволочь», «буфера»…

- Вот! - оживился Знаев. - Вот для чего вы мне нужны, Алиса. Чтобы критиковать меня и делать мне замечания.

- В вас, - задумчиво ответила рыжая, - чувствуется потребитель. Закоренелый. Со стажем. Я вам нужна, чтобы вас критиковать… Я вам нужна для того, чтобы я что-то для вас делала…

- Нет, - испугавшись, возразил Знаев. - Это не так Вы мне нужны… Ни для чего. Просто… нужны, и все. Рядом с вами мне хорошо. Комфортно.

- Потребление, Сергей Витальевич. Опять потребление.

Знаев отодвинул от себя тарелку и печально выдохнул:

- Наверное, я для вас просто слишком старый.

- Старый - для чего? - с заметным раздражением спросила рыжая. - Послушайте, я совсем не переживаю насчет вашего возраста. Вы ведете себя так, словно собираетесь мне что-то предложить.

Банкир примолк и стиснул зубы. Предложить? Почему бы и нет? Конечно, я могу предложить. Я, милая девочка, могу предложить тебе все. Или лучше так ВСЕ. И не только предложить, но и предоставить. Тут же. Это делается просто. Из кармана достается кредитная карточка - и протягивается через стол. Пользуйся, подруга. Запомни пин-код: семь, семь, семь, семь. Одно небрежное движение - и ты станешь брезгливо морщиться при одном упоминании о душной дымной Москве, по полгода будешь сидеть в швейцарских СПА-отелях, с перерывами для шопинга в Париже и Лондоне, и потешаться над теми, кто путает Вайкики с Варадеро. Глупая юная грация, ты забыла, с кем ты разговариваешь; я - Знайка; пятьсот человек - не самые последние граждане - хранят в моих сейфах свое золото. А также камешки в оправе и без. А также рисуночки Шагала и Дали, картины Левитана, Грабаря и Шемякина, автографы Лермонтова, Троцкого и Курта Кобейна, иконы семнадцатого века, инкунабулы пятнадцатого века, столовое серебро с гербами Габсбургов и Гогенцоллернов. И, разумеется, наличные. Мне, Знайке, доверяют все самое ценное. А я - зарабатываю на этом. Если бы ты знала, нежная Алиса, девочка с золотыми волосами, как я близок к тому, чтобы предложить тебе весь мир! И не предложить. Что такое «предложить»? Показать издалека и ждать ответа? Нет, не предлагать я готов, а швырять горстями, прямо к ногам…

Стоп. Не так. Она права. Она не знает меня. Я не знаю ее. Надо выпить еще бокал воды, отвезти ее домой, и - хватит.

- Сейчас, - сказал он, комкая салфетку, - я предлагаю вам немногое. Например, поход в театр. Завтра. Начало спектакля - в семь вечера. Что скажете?

- Вы очень находчивы.

- Скорее, старомоден. Другой бы, может, придумал что-нибудь современное. Например, прогулку на воздушном шаре.

- Воздушный шар - это страшно. А театр - это прекрасно. Я давно не была в театре. Я подумаю. Возможно, даже соглашусь.

- Давай на «ты».

- Нет.

- Тогда - десерт.

- Спасибо, я берегу фигуру.

- Что ж, обратимся к винной карте. - Знаев приободрился: - Вам не говорили, что я два года торговал французскими винами? После стейка из семги надо освежиться бокалом белого. Здесь подают великолепное молодое шардоне. Немного худое и строгое, но с интересным послевкусием…

- Звучит поэтично.

- Бросьте. Это всего лишь термины профессиональных дегустаторов.

- Понятно. Но больше не говорите, что равнодушны к еде.

Знаев улыбнулся, сам же ощутил грусть.

- Видите ли, Алиса, чтобы стать к чему-либо равнодушным, надо в этом досконально разобраться. Что касается меня… Неужели вы не видите, что я всего-навсего пытаюсь распушить перед вами хвост? Стараюсь быть интересным?

- Вижу.

- Вам приятно?

- Да. Скажите, а… все, что вы говорили мне днем, - это правда?

- Напомните.

- Насчет того, что всю свою работу я могу делать за два часа.

- Разумеется. Это несложно. Главное - полностью погрузиться. И действовать быстро.

Рыжая подумала и убежденно возразила:

- Нельзя проверить клиентский счет за одну минуту.

- Можно.

Все- таки в этом есть что-то правильное, подумал Знаев. Красивая молодая женщина сидит за ресторанным столом и говорит не о кремах и тряпках, а о клиентских счетах. Серьезно изгибает бровь и сдержанно жестикулирует. Нет, я просто так от нее не отступлюсь.

- Например, - продолжала меж тем красивая молодая, - у нас есть такой клиент - фирма «Альянс», директор некто Солодюк, - они берут наличные почти каждый день, и всегда крупные суммы, и никак не объясняют - зачем…

- Пусть, - ответил банкир, очень небрежно (а внутри напрягся). - Во-первых, с этим «Альянсом» мы разберемся. Во-вторых, предлагаю свернуть разговоры о работе.

Алиса склонила голову набок

- Странно. Мне казалось, что вы можете думать только о работе. Ведь вы трудоголик

- Нет, - сразу возразил банкир. - Эта стадия давно пройдена. Трудоголики - больные существа. Они неэффективны. Мы не должны работать много. Мы должны работать столько, сколько нужно. В соответствии с законом Паркинсона, работа занимает все отведенное для нее время. Поэтому я тружусь мало. Зато - очень быстро.

- Все равно, - рыжая, теперь уже не стесняясь, откровенно наблюдала за ним. - Вы фанатик. Можно еще спросить? Кое о чем?

- Конечно.

Знаев улыбнулся и понял, что наконец он ее расшифровал. Она любопытна. Любопытство - непременный спутник жизнелюбия.

- В вашем кабинете нет ни одного стула. И кресел нет, и столов… Только диванчик маленький.

- Я не люблю сидеть. Предпочитаю вертикальное положение. Когда я думаю - я хожу. Лимонов однажды сказал, что знаменитая скульптура Родена «Мыслитель» вводит в заблуждение. Думать - значит двигаться. Мне кажется, неподвижный человек не придумает ничего хорошего.

- Но сейчас вы сидите.

- Терплю, - прямо сказал финансист. - Кроме того, сейчас я не в офисе. Я отдыхаю.

- Я бы, наверное, тоже хотела стать такой энергичной. Как вы.

- Я - энергичный? - Знаев поймал себя на том, что тон его слов становится все более самодовольным, и поморщился. - Это тоже в прошлом, Алиса. В молодости - да, был энергичный. Не спал по трое суток А теперь мне - сорок один. И я просто еду по рельсам, которые сам себе проложил. Двадцать пять лет назад…

- Вы всегда были банкиром?

- Нет. Сначала я был музыкантом.

- Никогда бы не подумала.

- Я играл на гитаре. Много лет. Хотел стать рок-звездой.

Ага, подумал он. Попал. Она почти в восторге.

- Я учился в музыкальной школе. Создал группу. Мы играли хард-рок. Выступали в ресторанах. Но это было давно.

- А потом?

- Потом я занялся бизнесом. И купил себе банк

Гарсон, подошедший подлить вина, явно слышал окончание фразы, и Знаев опять ощутил стыд. Наверное, со стороны я выгляжу вульгарно, подумал он. Толстосум ужинает потенциальную пассию. Втирает, как достиг высот коммерции.

Официант, впрочем, и бровью не повел; это был хороший официант, внимательный, а главное - быстрый; Знаев всегда здоровался с ним за руку и оставлял большие чаевые.

- А как же музыка? - спросила рыжая. - Гитара?

- Гитара - это очень серьезно, дорогая Алиса. Нужно упражняться. Каждый день. С утра до вечера. Нужно полное самоотречение. Все серьезное требует полного самоотречения. - Банкир вздохнул; он ненавидел разговоры о музыке, как всякие разговоры о всякой несбывшейся мечте. - Я был готов к самоотречению. Это я умел. Это просто. Я не был готов к тому, что бог обделил меня талантом. Из меня никогда не вышло бы Джо Сатриани.

Он протянул к собеседнице раскрытую левую ладонь и поиграл в воздухе пальцами:

- Видите? Слишком медленно.

- А вы хотели быть самым-самым.

Он кивнул. Рыжая сделала глоток и задумалась.

- Кроме того, - продолжил банкир, - рок-музыка - это определенный образ жизни. Записать великий хит и умереть в тридцать лет от передоза, - вот путь рокера.

- А вы не хотели умирать в тридцать лет.

- Я, - признался Знаев, - хотел записать великий хит. Но я… его не услышал. Джон Леннон - услышал. Моррисон - услышал. И Хендрикс. И Кобейн. И Блэкмор. И Сид Вишез. И Уотерс. И Мур. Они - услышали. Цой услышал. Майк Науменко услышал. А я - нет.

- Вы очень гордый, - сказала рыжая. - Почему вы не пьете вино?

- Я за рулем. Я хотел предложить вам подвезти вас домой.

Алиса отрицательно покачала головой.

- Это абсолютно лишнее, - принужденно сказала она, и ее лицо сделалось надменным. - Кроме того, я живу далеко. В Подмосковье.