Солнечный луч. На перекрестке двух миров - Цыпленкова Юлия Валерьевна "(Григорьева)"

С этой минуты мне даже стало как-то легче дышать. Расправив плечи, я улыбнулась и повернула голову в сторону лавки «Пыль времен». И как раз вовремя, потому что лязгнул засов, и дверь открылась изнутри. На пороге появился паренек лет шестнадцати. Он мазнул по мне взглядом, широко зевнул, не прикрывшись, а после вернулся в лавку. Направилась туда и я, уверенная, что теперь уж точно порадую хозяев всем тем хламом, который стащила из герцогского замка.

В моем представлении лавка старьевщика была хаосом, нагромождением старых и никому не нужных вещей, покрытых пылью и паутиной. И хозяин мне виделся неопрятным стариком с шерстяным платком на плечах. И на штанах его должны быть оттянуты колени, непременно оттянуты. Однако ничто из увиденного не соответствовало моим фантазиям.

В лавке царил образцовый порядок. Имелся прилавок и конторка со счетами. Там же стояли чернильница, стаканчик с перьями и причудливое пресс-папье, на верхней части которого свернулась змейка со стертой позолотой на теле. Ее поднятая голова служила ручкой, и в глаза сему гаду были вставлены две маленькие жемчужинки. Должно быть, его когда-то принесли сюда и хозяину эта вещица понравилась, раз он оставил ее себе.

Стояли здесь и витрины, на которых был разложен товар. Ничего особо любопытного, однако по крайне низким ценам, а потому товар должен был пользоваться спросом у небогатой части ленстийцев. Что ж, и я готова была внести свою лепту и украсить полки витрин моими подсвечниками и шкатулочкой.

– Доброго утра, любезная, – мое внимание привлек глубокий мужской голос.

Я повернула голову на звук и приветливо улыбнулась:

– И вам доброго утра, почтенный.

Хозяин, мужчина лет сорока или около того, вовсе не напоминал старьевщика из моих фантазий. Он был крепок и коренаст. Одет опрятно и чисто, усы его были франтовато подкручены концами вверх, волосы гладко зачесаны назад, и из кармана клетчатого синего жилета торчала цепочка брегета. Да и пах хозяин лавки приятно. В общем, его смело уже можно было назвать не старьевщиком, а антикваром.

– Чего желаете? – полюбопытствовал мужчина. – Вы вроде как на витрину смотрели. Посуду? У нас есть замечательный набор столовых приборов…

– О нет, – подняв руку, я остановила его. – Я бы, напротив, хотела продать. На ваших дверях написано, что пришла я по адресу.

– Ну… что ж, – мужчина опустил на прилавок обе ладони, – показывайте, что принесли. Мы, кстати, обмениваем…

– Мне нужны деньги, – не стала я кокетничать. – Взгляните, сколько вы сможете за это дать?

Хозяин лавки повел рукой в приглашающем жесте, и я, уместив на прилавке саквояж, расстегнула его.

– Как мне к вам обращаться, почтенный? – спросила я прежде, чем достать первый подсвечник.

– Смагли Ханд, – представился мужчина и любезно предложил: – Можете обращаться ко мне по имени. Угодно ли и вам назвать свое имя?

– Дайни Таньер, – с улыбкой ответила я. Имя и фамилию я придумала себе еще ночью, так что ответила уверенно и без задержек.

Впрочем, не особо-то я и придумывала. Просто исказила свой титул в Белом мире и как фамилию взяла имя мужа на манер его произношения пагчи. Так было более благозвучно для моего родного мира.

– Так что же вы мне принесли, госпожа Таньер? – напомнил владелец «Пыли времен» о цели моего визита.

Я достала свою добычу, разложила ее на прилавке и воззрилась на старьевщика в ожидании.

– Сколько вы готовы дать за эти предметы, Смагли?

– Сейчас оценим, – вежливо улыбнулся он и взялся за первый подсвечник.

И пока он вертел сей предмет, я водила взглядом по стене за спиной почтенного хозяина. Там висело несколько грубых репродукций известных мне картин, но было и незнакомое. И судя по всему, это уже были оригинальные работы неизвестного художника. Скорее всего, местного любителя живописи. В них не было и толики той искры жизни, какую я видела в каждом полотне супруга моей сестрицы – его сиятельства графа Элдера Гендрика. Художник, создавший эти картины, рисовал ничуть не лучше, чем я. Скажем прямо – дурно.

Я бы, может, и полюбопытствовала, чьей кисти принадлежит эта грубая мазня, однако не стала. Мне подумалось, а вдруг автором является сам Смагли Ханд или же кто-то из его родственников и старьевщик гордится данными художествами, тогда мне придется лгать, что они чудесны. Врать не хотелось, и потому я перевела взор снова на владельца лавки. Он хмурился.

– Что-то вас смущает? – спросила я, вдруг насторожившись.

– Одну минутку, я еще смотрю, – ответил Смагли Ханд.

Он достал из ящика стола лупу и поглядел на дно подсвечника уже через нее. После отложил первый подсвечник и взял второй. Но его он уже не рассматривал, сразу перевернул вверх донышком. Вскоре отложил и взял шкатулку. Затем пришла очередь статуэток, и, наконец, торговец Ханд обратил на меня пристальный взор.

– Где ты это взяла? – вопросил он, как-то стремительно перейдя на уничижительную форму обращения.

Если бы я была в Белом мире, то не обратила бы на это внимания, потому что выкали там, только имея в виду компанию более двух человек. Но я была не там, а здесь, и то, что почтенный Смагли перешел на «ты», было дурным знаком.

– Они достались мне от покойного дяди, – спокойно ответила я. – Что вас смутило, Смагли, и отчего вы стали так грубы?

Мужчина не ответил. Он продолжал сверлить меня изучающим взглядом. Мне подумалось, что стоит прервать нашу пока еще не состоявшуюся сделку и, забрав безделушки, поскорее покинуть лавку. Я уже протянула руку к шкатулке, но Ханд перехватил ее за запястье и рывком потянул на себя. Прилавок уперся мне в грудь, и я вскрикнула. Больно было и в груди, и руке, потому что хватка оказалась железной.

– Что вы делаете?! – возмутилась я.

– Никакой дядя тебе эти вещи не оставлял, – уверенно отчеканил старьевщик. – Ты украла их в замке. Или же их украл твой дядя, и тогда ты должна назвать его имя.

– Да с чего вы взяли?!

– На них стоит клеймо Ленсти, – ответил Ханд. – Все вещи в замке имеют это клеймо. Я знаю это, все в городе знают, потому не вздумай мне врать. Как ты попала в замок или кто твой дядя?

Меня охватила паника. Можно было придумать имя «дяди», но у меня теперь появилось подозрение, что и имена людей, когда-либо служивших в замке, в городе тоже знали. Причина для этого имелась – всю обслугу, скорее всего, нанимали как раз здесь. А так как городок Ленсти был маленьким, то и фамилии тех, кто жил в нем, старьевщик хорошо знал. И значит, если опять совру, он меня подловит.

Однако и признаваться в краже я не собиралась, иначе последует другой вопрос – как я попала в замок. Я знала только двоих человек, кто имел отношение к замку, но сторожа выдавать мне не хотелось, а Эйрис вряд ли бы меня выручил и в этот раз.

– Я не была в замке и ничего там не воровала, – как можно увереннее произнесла я.

– Тогда откуда взяла всё это? – сурово вопросил Смагли Ханд.

– Послушайте… – начала я, но старьевщик прервал:

– Не надо заговаривать мне зубы. Хотя можешь и не отвечать, полиции расскажешь всё. У нас тут ворья не любят. И я не стану с тобой возиться, лучше сразу отправлю куда следует.

Боги! Положение было ужасающим! И с этим надо было срочно что-то делать. А пока мои мысли метались в поиске решения, старьевщик Смагли успел крикнуть сына.

– Зови полицию, – велел Ханд. – К нам тут воровка заявилась.

Парень кивнул и выбежал за дверь. У меня на глаза навернулись слезы. И даже не столько из-за того, что меня потащат в полицию и будут допрашивать, а что теперь я могу и вовсе не попасть в Белый мир. Из тюрьмы найти Элькоса станет невозможно, и уж тем более не выйдет поговорить с родителями. Я попросту сгину где-нибудь на каторге, и мой возлюбленный уже никогда не увидит ни своей жены, ни детей, потому что я его единственная женщина до конца жизни.

– Нечего слезы лить, – усмехнулся Ханд. – С виду приличная женщина, а такое непотребство.

Приличная женщина с виду? С виду?! Да кто он такой, этот старьевщик Смагли Ханд, чтобы так говорить с дважды королевой?! И в одном из этих «дважды» я могла бы быть его королевой! Хвала богам, что не стала, но все-таки! Прилив негодования был стремительным и отрезвляющим. А дальше события понеслись столь быстро, что мое сознание едва за ними успевало.