Мировой кризис. Восток и запад в новом веке - Тимофей Сергейцев

А. Зиновьев отличает идеологию от религии, что вполне традиционно со времен работы К. Мангейма «Идеология и утопия», трактующей идеологию как социальное знание. Практика идеологической работы, осуществленная русским коммунизмом ХХ века – анализу и критике которой посвящены все работы первого и главного русского постмарксиста А. Зиновьева (за исключением чисто логических работ) – исторически не справилась с различением идеологии и светской религии, идеологии и утопии.

Начинал практический коммунизм с утверждения светской религии человекобожия вместо православия, чем и предрешил свое падение.

Именно Зиновьев первым на философском и социологическом уровне открыто потребовал провести научный анализ реального коммунистического общества, построенного к 60-м, и произвести соответствующие изменения в идеологии.

Однако власть в лице КПСС и ее лидера Н. Хрущева объявила возрождение коммунистического мифа, то есть переход к утопии и укреплению светской веры. Миф потускнел уже к 1968 году, к вводу войск в Чехословакию, после чего от него осталась лишь мертвая оболочка ритуала. Охарактеризуем кратко проблемы мировой идеологической практики, в которой столкновение коммунистической и либеральной доктрин обусловлено не только их различием, но и принципиальной общностью оснований.

Идеология – не миф, не сказка, не инструмент т. н. Public Relations («связей с общественностью»), или любого другого способа создания массового мнения о чем-либо, что, как кажется, нужно для правильного голосования, или любого другого легитимизирующего поведения массы людей, или выделенной из массы целевой группы (нескольких групп).

Все вышеперечисленное – это не идеология, а утопия, желаемое, выдаваемое за действительное, несбыточные надежды и ожидания. Их эксплуатация со стороны власти и управления обществом имеет неизбежно временный и краткосрочный характер, требует регулярных кризисов «обновления», когда текущая утопия корректируется или вообще заменятся на другую (вплоть до диаметрально противоположной).

Параллельно приходится менять кадровый состав власти и управления (по крайней мере тот, который функционирует публично), откуда и происходит реально техническое требование всеобщей (лишенной цензов) управляемой демократии о т. н. «сменяемости власти» – помимо исторически обусловленной необходимости дать порулить другой части общества, с которой, по результатам гражданской войны, был заключен компромиссный мир.

Идеология представляет собой не мнение, а знание (по Платону) о конкретном обществе, которое позволяет обосновать, учредить и установить власть, а также придать ей системный правовой порядок, обычно называемый государством. Люди, обладающие властью и управляющие обществом, обладают версией идеологии в формате личного (персонального) знания, а институты, предназначенные для реального воспроизводства власти и государства, транслируют, организуют и реорганизуют это знание в формате объективности. Атака на этот знаниевый фундамент есть самая эффективная атака на государство и власть, ведущая обычно к революциям, сама являющаяся революцией.

Идеологии как знаниевый фундамент власти могут быть в пределе закрытыми и тайными, доступными только правящей верхушке или, в лучшем случае, правящему классу («власть в руках жрецов»), или же, напротив, открытыми и общедоступными («власть в руках народа»).

На практике достижение идеального типа невозможно, так как самая закрытая идеология должна включать «элемент реальности» в подчиненную ей утопию для превращения последней в легенду, временно убедительное представление. Самая открытая идеология при этом сталкивается с пределом массового понимания знания, с уровнем реальной грамотности и образованности и не может в силу этого полностью раскрыться. Также и персональное знание властной верхушки, группы власти, как правило, не раскрываемо – и именно в этом качестве конституирует эту группу. В значительной степени таким знанием является знание о конкретном реализованном способе прихода к власти.

Тем не менее именно столкновение идеологий открытого и закрытого типа определило историю ХХ века и ее продолжение в XXI веке, в рамках этого столкновения пока происходят основополагающие современные политические процессы.

Неолиберализм сегодня выступает как предельно тайная, закрытая идеология, публично оперирующая только утопией, а также утверждающая, что никакой идеологии нет, не может быть и не должно быть вообще.

Идеология коммунизма строилась как предельно открытая, публичная и общедоступная. Она выродилась в утопию к 1960-м годам из-за отсутствия необходимого развития, проблематизации и обновления.

Кризис идеологий обоих типов приводит к такому искаженному и непропорциональному разрастанию утопии, что она смыкается со светской верой, религией без Бога и полностью поглощается последней.

Идеология как знание не имеет ничего общего с т. н. убеждениями, с элементами светской веры. Как знание, идеология должна подвергаться постоянной проверке и опровержению, корректировке, замене и развитию. Идеология должна разрабатываться и исполняться с оценкой и анализом опыта исполнения. Это требование создает особые трудности с ее массовым распространением и употреблением в открытых идеологических системах, какой была система коммунистической политической монополии СССР.

В основе современных идеологий лежат два типа знания: историческое и научное. Синтез, коллаж, комплекс, система из этих знаний есть конструкция современной идеологии, идеологическая инженерия. Карл Поппер противопоставлял идеологию как неопровергаемое представление и научное знание как проверяемое и опровергаемое. Тем самым он отождествил идеологию с верой, а также проигнорировал догматическую основу любой науки. Даже если представление неопровергаемо, это еще не значит, что оно не работает как знание. Даже если знание научно, его парадигматическая основа не опровергаема логически и отвергается только исторически.

Базой становления любой власти и всех государств являются знания исторического наследия. США при всем пафосе неолиберального проекта исторически являются колонией, освободившейся от метрополии и колонизирующей мир, опираясь на морской цивилизационный статус и расовое превосходство. Россия была и остается сухопутной империей, как Византия и Китай, опирающейся на примат политической культуры над этническим многообразием населения. И такой же была Россия внутри коммунистического проекта СССР.

Вторжение научного элемента в исторический знаниевый фундамент власти и государства выглядит как революция. Наука соблазняет упразднением государства и завершением исторического кризиса классического феодально-имперского государства, окончанием эпохи революций. Научное знание об устройстве общества, приобретая относительную историческую истинность – правдоподобие, стремится подчинить себе общество в целом, провозглашает возможность построения общества с нуля, во внеисторическом времени, как «системы» с известными научными внеисторическими законами функционирования, преобразования общества по правилам и методам научного эксперимента.

Воспроизводимость социума как научная, экспериментальная воспроизводимость составляет формулу: «воспроизводство условий – воспроизводство явления». Научное знание учреждает абстрактный субъект управления, стоящий над и за персоной власти, которая, в отличие от субъекта, всегда конкретна, создает кризис государства. Объем и интенсивность внутри- и межобщественного насилия в ХХ веке определяются именно победой научного основания воспроизводства власти над государственно-историческим. Автором и неолиберального, и коммунистического социальных проектов является одна и та же наука.

Сущность власти, базового и неустранимого общественного отношения рождается в коллективной социальной сущности человека, зависимости индивида от коллективов, в понимании индивидом этой зависимости как основы его жизни. Наука создает неолиберальный проект, соблазняя возможностью заменить власть как публичное отношение, основанное на явном приказе и добровольном подчинении, на управление людьми и социальными структурами как объектами исследования.

Люди и социальные структуры, становясь объектом, не знают, что ими управляют, не получают приказа и не обязаны подчиняться. Они формально – в их собственном представлении о себе – полностью свободны. Практика сохранения подобного положения дел и есть практика неолиберализма, тайной и закрытой идеологии. Первоначально она развивается как практика буржуазного экономического и социального поведения, но в ХХ веке становится массовой, тотальной.

Наука создает коммунистический проект так же, как возможность тотальной солидарности и народовластия (не будем путать его с всеобщей управляемой демократией) на основе публичной, открытой идеологии. Коммунистическая утопия при этом, правда, отрицала государство, двигаясь в либеральном русле, и в этом одна из причин ее краха, основанного на отступлении от собственных принципов публичности и открытости идеологии. Кризис феодального государства может закончиться его гибелью, как гласит либерализм, а может – модернизацией и становлением нового государства и власти. Социалистическая практика как историческая оказалась именно развитием государства в сверхгосударство, государство-над-капиталом.