Файф-о-клок - Грошек Иржи

Замечание Редактора. А-а-а вот это я убираю как совершенно лишнее…

III

Температура воздуха: Афины 33,7 градуса; Берлин 20 градусов; Москва 18,5 градуса; Прага 22,6 градуса; Стокгольм 16 градусов; Вена 21 градус…

Рано утром у меня в квартире раздался телефонный звонок… Конечно, все относительно, но по-моему «рано» – до двенадцати часов дня. А после пятнадцати – поздно что-нибудь предпринимать, и лучше отложить накопившиеся дела на завтра…

– Алло-о-о?! – в ужасе протянул я, потому что до первых петухов не мог успокоиться и пил, извините, пиво. А как только забрезжил рассвет – пиво кончилось, и с чувством перевыполненного долга я завалился спать. «Это в нечеловеческих силах! – убежден главный редактор. – Никто не в состоянии выжрать столько, как ваши персонажи!» Вот мне и захотелось перепроверить…

– Алло?! – повторился я с надеждой услышать что-нибудь радостное. Вроде: «Доброе утро! Вас беспокоит телефонная компания! Вы не внесли абонентскую плату за прошлый месяц!» И тогда я отвечу не менее оптимистично: «Да пошли вы к такой-то матери со своими телефонными аппаратами!»

Но, к сожалению, мне не удалось высказать все, что я думаю о компании, которая названивает своим абонентам с утра пораньше. Ибо со мною не стали разговаривать, а подышали-подышали и повесили телефонную трубку… Замаскировались под бегемота… И что же я – женское, трепетное дыхание с чем-нибудь перепутаю?!

Меня раздражают такие звонки, когда не мычат и не улюлюкают. Ну ошиблась дама телефонным номером, сказала «э-ге-гей!» и прослушала, как матерятся настоящие мастера художественного слова. Никто ведь за это денег не требует! Она же вешает трубку, словно не понимает, что прерванный акт отрицательно сказывается на всей литературе… Потому что – слово за слово, каким-то предметом пó столу – вот и получается новый, современный роман. Сага о порносайтах! А здесь как будто автору наступили на песню и не дали самовыразиться… По собственному опыту знаю, насколько виртуозно ругаются в Доме писателя. От постоянного общения с художественным словом у беллетриста набирается масса левых выражений – «Беллиссимо! Беллиссимо!», – которую надо куда-то девать. И лучше всего – обрушить эту массу на другого писателя. И заслуженно, и по существу! Но дама – тоже сгодится…

Итак, я сидел на кровати и злобствовал, перебирая в памяти всех знакомых и незнакомых дам, женщин, девушек и карликовых бегемотов. Как вдруг раздался новый телефонный звонок.

– Идиотка! – сообщил я, прежде чем дама повесит трубку.

– Ах! Вы уже прочитали… – прозвучало в ответ.

Это звонила одна журналистка, которая делала со мной интервью.

– В смысле? – попробовал я загладить возникшее недоразумение.

Но журналистка так и осталась при мнении, что «идиотка» была адресована ей – в виде рецензии на интервью…

– Я только хотела сообщить, – сказала она, – что интервью напечатали наше…

– Моё, – уточнил я.

– Ё-ё! – согласилась со мною журналистка. – На полосе предпоследней…

И бросила трубку…

Тут я проснулся окончательно и принялся размышлять на голодный желудок о тяжелой судьбе журналиста, которого – ноги кормят. Представил, как он зажимает между пальцами правой ноги большую ложку и пытается таким образом кушать. Хуже японца с палочками для риса. Ей-богу! Тот хоть кормится руками, а журналисты все время норовят – через жопу… Ну кто их просит расставлять слова в предложении особо извращенным образом?.. «Что интервью напечатали наше…»; «Не очень красиво здесь было…»; «На полосе предпоследней…». Так разговаривают спазматические идиоты – только… А кто же еще?! Недавно известный еженедельник написал обо мне следующее: «Издатели божатся, что N. N. – чешский писатель и кинорежиссер. По слухам, однако, N. N. – литератор хоть и талантливый, но вымышленный…» Вот это написано – не через жопу?!

Иначе говоря – меня не существует. А значит, и я могу брехать все что вздумается. Особенно про журналистов. Но это еще не повод помирать с голода, если моя жизнь превратилась в абсурд… Во всяком случае, я прозевался и побрел на кухню – завтракать. А много ли надо, чтобы насытить фикцию? Пары йогуртов – вполне достаточно. Куда сложнее фикцию напоить!

Кстати, в рабочее время я потребляю до двух литров кофе, что никого не удивляет. Иногда переворачиваюсь вниз головой – с целью освежить композицию романа. Время от времени забираюсь в пустую ванну и кричу: «Эврика! Эврика!» Покуда соседи не вызовут полицию. Раз в неделю наполняю ванну водой и пускаю кораблики. Но это тоже – неинтересно… Общество возбуждается от подозрений – сколько я выпиваю за день пива. «Писатель N. N. – алкоголик!» И надо ли объяснять, что бóльшую часть спиртосодержащих продуктов уничтожают мои прототипы? А сочинитель N. N., можно сказать, абстинент. Выпьет двести пятьдесят граммов клюквенного сока – и пишет, пишет, пишет…

С этими рассуждениями я запихнул в себя пару йогуртов и стал подумывать – выйти в город Санкт-Петербург для утренней прогулки или не выйти? И может быть, лучше побродить по Праге, к пущему удовольствию знатоков чешской литературы, которые любят поговорить о моей национальной принадлежности… «Это мистификация, господа, мистификация! В Карловом университете никто не знает писателя N. N…» Еще бы! Я вообще нигде не учился! А если установлено, что я фикция, – за каким, извините, дьяволом бегать по Праге и будоражить общественность? Литературные привидения этого не заслуживают…

Моя карьера в качестве папы Гамлета начиналась в далеком две тысячи первом году, когда известное Петербургское издательство выпустило «популярный роман видного чешского писателя, критика и кинематографиста». Для чего мы с Редактором насочиняли такую фигню – вопрос позиционирования. Ибо мой первый роман под кодовым названием «Фриштык на кладбище» не лез ни в какие литературные серии. Его попытались пристроить в «Зимнюю вишню», но безуспешно. Из-за своей сволочной концепции книга все время выпадала из группы «добрых романов о любви». Тем более что речь там велась о временах Нерона, а единственные отношения, похожие на любовь, были у римского императора с собственной матушкой. Для чего я насочинял такую фигню – тоже вопрос. Но я не верил, что у Нерона могли быть подобные отношения.

Дело об инцесте заключалось в работах Корнелия Тацита. Этот «выдающийся римский деятель, критик и беллетрист» написал исторический роман под названием «Анналы», который расценивается до сих пор как свидетельство очевидца – интимных подробностей императорских развлечений. И невзирая на то обстоятельство, что Корнелию едва исполнился годик, когда Нерон ушел из жизни, его исторические труды считаются на редкость достоверными, словно вездесущий Корнелий прятался за шторками по всем будуарам Римской империи. «Мама! Мама! Мы сегодня будем заниматься сексом?» – «Нет, сыночек! Сегодня у нас заседание Сената!» То есть на Нерона и без того навешали тысячу ярлыков, от «Антихриста» до «поджигателя Рима», и с инцестом «историки» явно перестарались. А кто бы покупал их романы без душераздирающих подробностей?! Народу подавай «дристлер»! Была такая книжная серия во втором веке нашей эры…

Вот эти сомнительные человеческие обстоятельства я и постарался высмеять в своем романе, что было немедленно расценено как порнография. К моему глубочайшему удивлению. Ну, разумеется, не всеми критиками, а только настоящими ценителями мировой литературы. Которые в течение года мурыжили мой роман и на разные лады проклинали писателей всех стран, и в частности – стран бывшего Варшавского договора. Потому что я имел неосторожность взять псевдоним с чешским окончанием, поддавшись внезапному патриотическому порыву. Мол, такую хреновину русские написать не могут. Вдобавок авторство Корнелия Тацита тоже весьма сомнительно. Поскольку его рукописи с «Анналами» открыл не кто иной, как Поджо Браччолини – действительно выдающийся стилист и знаток античности. И вполне мог эти рукописи подделать, хихикая от удовольствия. Мол, нате вам, дорогие читатели, римскую историю Корнелия Тацита! Давно искали!