Жаб Жабыч и другие истории - Эдуард Николаевич Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они начали голосовать. Первой к ним подъехала роскошная иномарка: то ли «вольво», то ли «мерс», то ли «Зил-112».
— Садимся! — радостно закричал Владик Устинов.
— Ни за что! — осадила его Кукарекова Люба. — Ошибка номер один. Ты что, не знаешь, кто ездит в «мерседесах»?
— И кто же в них ездит? — спросил из окна мордастый, коротко стриженный водитель. Он был такой мордастый, что еле пролезал в окно.
— Всякие типы, — ответила ему смелая Люба. — С которыми лучше не связываться!
— А мне кажется, лучше с такой, как ты, не связываться! — сказал обиженный мордастик и через секунду скрылся за горизонтом.
Следующим к ним подъехал мощный грузовик — то ли «Зил», то ли «КамАЗ».
— Нет, на этот мы никогда не сядем, — сказал Владик.
— Именно на этом мы и поедем, — возразила ему Люба.
— Вам куда, молодые люди? — спросил пожилой брезентовый шофёр.
— Нам в Ялту! — закричал неопытный Витя Верхотурцев.
— Так далеко я не езжу, — сказал шофёр и с рычанием пополз за горизонт.
— Ошибка номер два, — сказала Люба. — Никогда не надо называть всё расстояние. Мы едем до ближайшего населённого пункта.
И вот наконец ещё один «КамАЗ».
— Вам далеко? — спросил пожилой помятый шофёр в меховой кепке.
— Нам до Тулы, — сказала Люба Кукарекова.
— Садитесь, — предложил шофёр, — подвезу. Вы куда едете?
— Не куда, а откуда, — поправила его Люба. — Мы из Москвы едем. Мы в музей ходили.
— В какой такой музей? — спросил водитель.
— В Третьяковскую галерею, картины смотрели, — ответила за всех Люба-путешественница.
Подавленные путешественническим интеллектом Любы, Владик и Витя помалкивали.
— А есть там такая картина «Иван Грозный убивает своего сына»? — спросил шофёр.
— Есть, — ответила Люба. — Конечно, есть.
— Я её никогда не видел. И как же он его убивает?
— Молотком, — ответила Люба. — Он хотел картину повесить на стену, молотком замахнулся. А сын сзади стоял. Он как треснет. Вот сыну и досталось.
— А мне кто-то говорил, что он его посохом убивает.
— Верно, верно, — спохватилась Люба. — Он хотел посохом муху убить на стене, как размахнулся! А сын сзади стоял.
Водитель некоторое время молчал, переживая услышанное. Потом снова спросил:
— А вот такую картину «Грачи прилетели» вы видели?
— А как же, — ответила Люба, — конечно, видели. Там весна нарисована.
— Это художник Саврасов нарисовал, — вмешался грамотный Владик. — Он хорошо природу понимал.
— А правда, что это его последняя картина, что он больше ничего в жизни не нарисовал? — спросил шофёр.
— Как не нарисовал, — обиделась за художника Люба. — Ещё как нарисовал! У него ещё есть картина «Грачи улетели». Там всё то же самое, только грачей уже нет.
Так за разговорами они проехали Тулу.
— Ой, — спохватился водитель, — мы же Тулу пропустили.
— А какая следующая остановка? — спросила Люба.
— Курск.
— Вот и хорошо. Мы там сойдём и пересадку сделаем.
— Но это же трасса, а не метро, — сказал водитель. — Может, вам лучше здесь сойти?
— Ни за что, — ответила Люба. — У меня в Курске бабушка живёт, профессор космонавтики.
Водитель не стал спорить. Он довёз их до Курска, поражаясь образованности и смелости ребят. Накормил их огромным бутербродом, сделанным из целого батона. Дал по кружке кофе из трёхлитрового термоса и попросил передать привет незнакомой Любиной бабушке-профессору.
Ребята помахали ему рукой и принялись ловить следующую машину.
Вдали показался огромный грузовой «Зил».
— А сейчас мы откуда едем? — поинтересовался Владик.
— Не откуда, а куда, — сказала Люба.
— Так куда?
— В Харьков, навестить больного украинского учителя.
Больше они ни о чём договориться не успели. Забрались в предложенную молодым шофёром кабину и рванули.
Владик и Витя всё время судорожно пытались понять: что этот учитель, — сам был украинец или он преподавал у них украинский язык? А если он не преподавал язык, то что он преподавал? И чем он там в Харькове заболел?
А Любу эти вопросы не волновали. Она думала далеко вперёд — о ночлеге. Начинало темнеть, и её тревожил вопрос: есть сейчас снег под Харьковом, или там наступила весна? Не дай бог, чтобы снег начал таять сильно, тогда невозможно будет поставить палатку.
Глава четырнадцатая
В солнечном Крыму и вправду солнечно
Участковый инспектор Иван Пистолетов комфортабельно летел в Ялту на самолёте. Вернее, он летел в Симферополь — сердце Крыма, чтобы оттуда ехать троллейбусом в Ялту.
В аэропорту украинские таможенники с уважением посмотрели на его вооружённую фамилию и даже забыли спросить его про наркотики.
Его печалило только одно обстоятельство — что он был не вооружён, потому что в самолёт оружие брать запрещалось.
«Как же я буду искать детей, — думал он, — когда у меня даже пистолета нет? Да к тому же я и без формы. Слава богу, что в самолёте можно возить милицейские удостоверения».
После долгих размышлений в двухчасовом полёте он приземлился в аэропорту Симферополя и направился троллейбусом в сторону Ялты.
В это время трое наших юных путешественников выходили из леса. Они были помятые, голодные и без палатки. Она за ночь примёрзла, и они не сумели её оторвать.
Владик и Витя Верхотурцев с охотой поехали бы в сторону, обратную Крыму, но под железным взглядом Любы Кукарековой они выпрямились, стали смелее и решительнее и даже криво заулыбались.
Люба уверенно остановила первый же самосвал с двойным прицепом.
— Вам куда, хлопчики? — спросил кучерявый, весь взлохмаченный рыжеватый шофёр. Вместе с ним в окно высунулась такая же взлохмаченная заспанная рыжеватая собака.
— Никуда, — ответила Люба. — Нам нужен нож. Мы два дня консервы открыть не можем.
Она показала ему плоскую банку шпрот и всю в масле толстую банку «Завтрак туриста».
— Так у меня есть открытые! — радостно сказал шофёр. — Хорошо, что Бобику не успел отдать. Давайте мы вместе позавтракаем, а то я всю ночь только ехал.
Он позвал детей в тёплую кабину и вынул столько недоеденных продуктов — ста человекам есть не переесть.
Наши как навалились, помогли водителю! Съели и «Печень трески в масле», и «Кильку в томатном соусе», и «Минтай обыкновенный в салате», а свои «Шпроты в собственном соку» и замасленный «Завтрак туриста» уберегли.
Скоро они дальше поехали. И чем дальше ехали, тем весенней и весенней становились окрестности. Так странно было видеть зелёные поля и расцветающие деревья после однообразных снежных скучных просторов.
Рыжеватый водитель и его рыжеватый Бобик окончательно проснулись, а наши молодые люди, наоборот, крепко-накрепко заснули.
И спали они долго-долго — до самого Симферополя. Проснулись они от жары. И от того, что Бобик их заместо умывальника облизывал. Грузовик стоял на обочине. Рыжеватый водитель
