Ночная музыка - Джоджо Мойес

Мэтт хлопнул за собой дверью, а Энтони остался сидеть, сгорбившись от унижения.

Тем временем за окном сгустились сумерки, а затем и вовсе стемнело, ночь накрыла все вокруг плотным покрывалом, включая и дом, и лес, и поля. Однако скорбящие в ярко освещенной гостиной Лоры Маккарти явно не выказывали особого желания уходить. Правда, особого желания скорбеть они тоже не выказывали. И по мере продолжения возлияний рассказы о Сэмюеле Поттисворте становились все менее почтительными, пока наконец разговор не перешел на столь пикантные темы, как посеревшие от грязи шерстяные штаны покойного, которые тот не снимал даже летом, и непристойные предложения, что он делал навещавшей его хорошенькой медсестричке.

Сейчас и не вспомнить, кто первым подал идею продолжить вечеринку в большом доме. Тем не менее, когда веселье достигло своего апогея, французские окна под взрывы смеха неожиданно распахнулись. И Лора, которая шла следом за мужем, увидела, куда именно направляются гости.

На улице оказалось неожиданно тепло, воздух, наполненный голосами диких животных, прорезали лучи фонарей; под ногами шелестела первая опавшая листва, а лес буквально ожил от звука шагов и криков переговаривающихся в темноте пожилых дам.

– И он даже имел наглость клеиться к моей жене, – произнес Мэтт. – Старый греховодник. Девушки, вы там поосторожнее на этих дощечках.

– Мэтт, – остановила его Лора. – Не надо.

– Ой, да ладно тебе, дорогая! Ты ведь не собираешься объяснять каждому встречному, каким он был ангелом! – Мэтт подмигнул Майку Тодду, который держал стакан в высоко поднятой руке, словно боялся расплескать вино. – Тут все знают, что он из себя представлял. Правда, Майк?

– По-моему, это некрасиво, – сказала Лора.

– Плохо отзываться о покойных, да? Нет, я говорю чистую правду. Как и другие. Это ведь любя, разве нет?

– И тем не менее…

Наконец в лунном свете, причудливо игравшем на поверхности озера, возникли смутные очертания дома. В серебристо-синем сиянии он казался призрачным, более воздушным, чем при дневном освещении, а стелющийся по земле туман создавал полную иллюзию того, будто дом парит в воздухе. Если восточная стена была отделана красным кирпичом, то северная и южная, украшенные готическими окнами, были облицованы более традиционным норфолкским кремнием. Над обозначавшим хозяйскую спальню огромным эркером с видом на озеро располагался зубчатый парапет. Величественное, но не слишком привлекательное здание, под стать его прежнему владельцу. Однако таящее в себе большой потенциал. Лора поймала себя на том, что едва сдерживает дрожь. Дом с большой буквы. Тот, который она перестроит и в котором будет жить до конца своих дней. Тот, который докажет ее родителям, да и всем остальным тоже, что она не ошиблась, выбрав Мэтта в мужья.

– Только посмотри на него, – услышала она голос Мэтта. – Если бы Поттисворт остался жив, то в конце концов был бы погребен под руинами.

– Я еще помню этот дом в бытность его родителей, – подала голос миссис Линнет, вцепившаяся в руку Асада. – О, они прекрасно его содержали. Вон тут, а еще там стояли каменные павлины, по озеру плавали лодки, а по границе участка были высажены розы. Розы с правильным запахом, не чета нынешним.

– Вероятно, это действительно было нечто, – заметил Асад.

– Неземная красота. Хотя дом снова может стать таким. Если попадет в хорошие руки.

– Ох, а мне бы не хотелось тут жить. Посреди этого жуткого леса.

Лора взглянула на мужа; тот стоял в стороне от всех, в глубокой задумчивости, слегка запрокинув голову. И лицо его выглядело странно умиротворенным. Словно многолетнее напряжение начинало постепенно исчезать. Она на секунду задалась вопросом, не написано ли нечто подобное и у нее на лице, но решила, что, скорее всего, нет.

– Извини, Мэтт, – тихо произнес Дерек Уэнделл, поверенный. – Можно тебя на пару слов?

– А я вам рассказывал о том случае, когда он собрался продавать поле площадью тридцать акров? То, что за старым амбаром? – В разговор вклинился Майк Тодд, в темноте его голос казался особенно гулким. – Ему предложили хорошую цену, гораздо больше той, что он просил. Дело уже было практически на мази, но затем он встретился с покупателем в офисе адвоката. – Тут Майк сделал драматическую паузу. – Катастрофа.

– Продолжай, Майк, – хихикнула Лора.

Она пила начиная с полудня, чего никогда себе не позволяла. Обычно она себя ограничивала. Ведь что за радость с утра мучиться похмельем?

– Он выяснил, что покупатель родом из Франции. Или его родители оттуда приехали. А тот бедняга жил здесь уже двадцать лет. И вот нате выкусите: «Я не собираюсь продавать свою землю чертову коллаборационисту. Ни один лягушатник не наложит свои загребущие лапы на мой фамильный дом…» Но самое смешное – это то, что никто из Поттисвортов в жизни не воевал ни на одной чертовой войне. Они все или были комиссованы по болезни, или служили в чертовых финансовых частях.

– Чего-то я не припомню, чтобы он хоть о ком-нибудь хорошо отзывался, – продолжая разглядывать дом, произнес Мэтт.

– Ну, о миссис Маккарти наверняка. После всего, что она для него сделала…

– Нет, – отрезал Мэтт. – Даже о Лоре. По крайней мере, на моей памяти.

Он сел на окружавшую дом низкую каменную стену; в ней был проход со ступеньками, которые вели к тому, что некогда служило подъездной дорожкой. Мэтт сидел с довольным видом собственника, позирующего фотографу.

– Мэтт! – Дерек Уэнделл подошел к нему вплотную. – Мне действительно надо сказать тебе пару слов.

И Лора сразу, даже раньше, чем Мэтт, заметила нечто такое в его взгляде, отчего она мгновенно протрезвела.

– Это насчет завещания, да? А нельзя ли обсудить детали позднее? – Мэтт похлопал поверенного по спине. – Дерек, неужели ты не можешь хоть изредка забыть о работе?

– Я не была в их доме тридцать лет, – заявила миссис Линнет, возникшая у них за спиной. – С похорон старого мистера Поттисворта. Катафалк везли две вороные лошади. Я хотела погладить одну, и она меня укусила. – Миссис Линнет вытянула вперед руку и прищурилась. – Поглядите, шрам до сих пор остался.

Никто уже никого толком не слушал, все перебивали друг друга, горя желанием высказаться.

– Помню, помню те похороны, – сказал Мэтт. – Я стоял на обочине со своим стариком. Он не захотел пройти в ворота, а просто стоял и смотрел, как кортеж проезжает мимо. Помню, он даже всплакнул, и это несмотря на то, что случилось. Через десять лет после того, как они вышвырнули его вон, оставив без крыши над головой, вообще без ничего, он плакал по старому Поттисворту.