История злодейки (СИ) - Орлова Марина

— Закрой рот! — пророкотала тварь во мраке.

— Почему же? Ну же, скажи, что так будет проще всего! Согласись! Не слушай свою проклятую «природу», и скажи мне честно, так, как говорит твоя бесчувственная часть. Признай, что я права. Это же так просто, ведь такой, как ты, лишен любых эмоций, не так ли? Тебе все равно, кто будет меня трахать. Не может быть иначе, ведь ты, на самом деле, ничего не чувствуешь. Инстинкты да и только, но и их легко нейтрализовать…

— Хватит! — предупреждающе зарычал Демьян, пятясь назад неровной походкой, словно отчаянно сдерживал себя.

— Почему? — не отставала я, находя извращенное удовольствие в этой общей пытке. — Скажи мне это. Скажи, что так будет правильно! Я нужна тебе лишь для достижения целей, ну так позволь мне довести дело до конца. Высший, или кто ты там, согласится со мной. Все твои собственнические замашки, которые так мешают, легко решаются. Вопрос лишь одного разговора с Улссоном, и проблемы, как ни бывало. Одно твое слово, и я тот же час схожу к Пауку и заставлю его обезопасить Костаса от тебя. После этого мне останется лишь такая малость — посетить спальню короля…

— Не смей! — резко оборвал он меня, материализуясь рядом с постелью, на которой я сидела, напряженно вглядываясь в нависшего надо мной Яна.

— Прекрати эту пытку… — жалобно произнесла я, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать рыдание. — Ян… мне больно… мне страшно… я не хочу умирать после всего, что уже пережила и за что так боролась, — смотрела я прямо в блестящие черные глаза. — Останови это… Я больше не могу… Я так хочу, чтобы все это прекратилось… Скажи мне, что тебе все равно. Скажи и я поверю… Я всегда тебе верила, пожалуйста, скажи… Пожалуйста, умоляю, скажи, и мне станет легче прожить эти последние дни. Хватит меня мучить…

До моей щеки неторопливо и мягко прикоснулась когтистая ладонь, невыносимо нежно стирая слезы с моей щеки. От щемящей нежности в груди захотелось выть и кричать. Но вместо этого я прикрыла глаза, тихо млея от этих прикосновений, которые рвали мою душу в клочья. С щеки ладонь переместилась мне на затылок и крепко сжала волосы. Боль не причинял, но отлично указывал на мое место. Как подтверждение мыслей, так и не открывая глаз, я услышала шепот твари у своего лица:

— Мне плевать, что ты там себе надумала, но если решишься на пойти на это — я утоплю этот дворец в крови прежде, чем ты дойдешь до Улссона. Поняла меня? Мы заключили с тобой сделку, Тори. Ты отдала мне свою преданность и душу, как тебе нравится думать, а после самостоятельно отдала право и на тело. Оно — мое. Точка. Не я поставил тебя в такие рамки, Тори, а ты сама. Ты добровольно дала мне право считать тебя своей. И своим я делиться не желаю, даже если это будет грозить тем, что мне придется уничтожить весь этот мир и все его население, включая Уллсона. Останемся только ты, я и выжженный мирок. Подумай об этом, прежде чем искать легкие пути. Сдайся или борись дальше. Последствия ты знаешь, — произнес он напоследок и прижался к моим губам болезненным, клеймящим и кусающим поцелуем, от которого у меня на губах выступила кровь. А в следующее мгновение я в комнате уже была одна, со своими мыслями и болью. Как и хотела: одна, в покое и жалости к себе…

Глава 27

Ту ночь я провела в одиночестве, что против всех законов логики не принесло мне облегчения. Вероятно, потому, что все равно большую часть ночи прорыдала в подушку, без возможности остановиться. Обнимала себя за плечи, сжималась в комок, но меня продолжала бить нервная дрожь, от которой сводило напряженные мышцы, а грудь все продолжала нестерпимо болеть от неконтролируемых рыданий.

На утро я проснулась «писанной красавицей», отчего ужаснулась даже моя служанка, решив, что я при смерти, и вызвала мне лекаря. Тот решил, что я все же простыла после купаний в реке, на что я даже не подумала возражать, придя к выводу, что воспользуюсь этой так кстати подвернувшейся отмазкой и «на работу» не пойду. Меня навестил Костас, смерил хмурым и тревожным взглядом, удостоверился, что вид у меня нездоровый, хотел провести со мной время, но я погнала его разбираться с гостями, напомнив про обязанности, которые не могут игнорировать сразу двое правителей. Для приготовления к балу, что должен был состояться на следующий день, я без моральных терзаний возложила все обязанности на Ванессу, которая сама едва успела подняться с больничной койки. И, да, совесть меня не мучила.

Счастливое валяние дурака в королевской постели омрачалось появлением «названного отца», который хотел проверить мое самочувствие, банально решив напомнить мне, что мое время на исходе, и никакие «сопли» для него оправданием не станут, как и не разжалобят на отсрочку. После его ухода, ни о каком покое не было и намека…

И Яна тоже больше не было. Он просто оставил меня, вероятно, решив, что, дав время побыть наедине с собой, делает мне услугу. Вероятно, доля истины в этом есть… Но после ухода Паука на меня снова напала невыносимая тоска. Я бы поревела вновь, да слез более не осталось.

Однако, эта передышка мне была нужна, чтобы на следующий день с новыми силами и решимостью влезть в бальное платье и добросовестно отыгрывать роль… роли: для гостей — влюбленной королевы, для Костаса — верной жены и соратника, для Паука — идеальной подчиненной… Для Яна — сильной и безразличной. Я не сомневалась, что он продолжает наблюдать за мной, хоть и не показывается. И после той сцены ночью я больше не желала, чтобы он видел меня такой слабой. Много чести!

Размышляя, не много ли масок на меня одну, и найдется ли среди них, хоть одна настоящая, я с тщательно скрытой скукой разглядывала танцующие пары, что кружились под задорные мелодии музыкантов.

— Как вы себя чувствуете, Виктория? — участливо поинтересовался супруг, слегка пригнувшись в мою сторону со своего места.

— Благодарю, вполне сносно, хотя болезнь до конца не отпустила, — растянула я губы в старательной улыбке, беспощадно эксплуатирую добротную отмазку.

— Мне жаль, что я стал причиной вашего недомогания, — окинул он меня взглядом, с искренней виной и досадой во взгляде. — Вероятно, я слегка переоценил ваши возможности. За вашей непоколебимостью, я порой забываю, что вы — юная и хрупкая девушка, о которой, в первую очередь нужно заботиться, а не проверять на выдержку.

— Похоже, вы первый за много лет, кто действительно так считает, — вполне искренне улыбнулась я королю, в короткой благодарности. Когда так редко слышишь искренние комплименты и проявления заботы — невольно станешь относиться к ним, как к чему-то удивительному. Едва сдержалась, чтобы не поморщиться от очередного укола сожаления и недавних воспоминаний. Видимо себя я выдала, так как мою ладонь, что лежала на подлокотнике обхватили теплые и сильные пальцы и слегка сжали. Посмотрела на короля, который слабо улыбался мне, словно желал поддержать… и улыбнулась ему в ответ, позволив крепче обхватить мою ладонь, сплетая наши пальцы.

Придворные зашептались, что нисколько не удивило, учитывая неусыпный надзор всех, кому не лень. Я же порадовалась, что этот момент отлично подходит сразу для нескольких целей: приблизить Костаса, убедить гостей и придворных в нашем с королем взаимопонимании и привязанности, и Паук, глядишь, подобреет. Помнится, с Улссоном мы условились, что через месяц, который закончится через несколько дней, король станет безоговорочно доверять мне и поддаваться на манипуляции. Возможно, такие проявления нежности смогут Паука ненадолго задобрить и ввести в заблуждение. Быть может, у меня появится необходимая отсрочка…

И то, что в этот момент я просчитывала свои выгоды, вместо того, чтобы просто тихо насладиться моментом покоя и чужого участия… От этой мысли захотелось с горечью сплюнуть и ударить себя головой об стену, надеясь, что хоть тогда мозги начнут работать нормально. Хоть и понимала, что изменения, что со мной произошли, полностью изменили и меня и мое мышление. Я стала той, кого прежде отчаянно презирала бы и ненавидела. Прежде, но не теперь.