Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V - Франсис Рапп

Но издать закон, это одно, а ввести его в действие — другое, чтобы добиться повиновения, прежде всего требовались значительные средства. Денег у Фридриха было не многим больше, чем у Сигизмунда: 10 000 флоринов обычных доходов — практически ничто! Денег, взятых взаймы на транспортные расходы, у городов и евреев, едва хватало, чтобы залатать дыру. И то не всегда: в 1474 г. аугсбургцы забросали грязью свиту императора, которая во время своего пребывания наделала долгов. Дошло до того, что налогами стали облагаться пожалование привилегий и взятки. В 1470 г. канцелярия была отдана императором на откуп выборщику Майнца. Не прошло и четырех лет, как у архиепископа накопилось больше долгов, чем было получено прибыли. Следует, однако, признать, что он улучшил функционирование этой важной службы, но эти изменения усугубили расходы. Таким образом, реформы совершенствовали учреждения империи, но при этом они оставались неполными и слабыми. Империя нуждалась в кардинальных изменениях, а не в залатывании дыр.

Парадоксально, но продолжительные и частые отъезды императора способствовали образованию одной структуры, которая в будущей организации империи призвана была сыграть решающую роль — Reichstag, собрание выборных. До середины XV века, существовали только Hoftage, то есть собрания, которые правитель не мог созывать, но которыми он руководил; это ясно было отражено в названии: они представляли собой расширенный двор (Hof). Отсутствие Фридриха из-за разных государственных дел в местах проведения этих торжественных заседаний не препятствовало работе, однако в этом случае они могли считаться только собранием придворных. Поскольку на повестке дня ставились вопросы о сохранении империи, они стали называться «советами королевства или империи» (Reiches Gemeiner Rat), и, возможно, потому, что в то же время начали созываться советы в княжествах (Landtage), те, кто принимал участие в заседаниях, считались уполномоченными сообщества (Stand), к которому они принадлежали, или Land, из которого они происходили. Это осознание происходило постепенно. Подобный Gemeiner Rat не сразу превратился в совет представителей нации, а его членам понадобилось много времени, чтобы свыкнуться с правилами парламентской работы. Энео Сильвио, досконально изучивший принцип их работы, поскольку настойчиво посещал их, злорадно высмеивал этих делегированных учеников, которые, по его словам, были способны принять одно-единственное решение — собраться снова. Начиная с 1484 г. проведение дебатов быстро и кардинально изменилось под влиянием Бертольда де Хеннеберга, выборщика Майнца. У него были все качества лидера, живой ум, большие амбиции и задатки государственного деятеля. За вопросами настоящего времени он видел большие проблемы. Он очень быстро понял, что совет должен проходить в установленном порядке. Следует создать комиссии и обсуждение отдельных вопросов проводить внутри них. Эти нововведения немедленно улучшили деятельность Gemeiner Rat и увеличить роль экспертов. У него хватило смелости в 1487 г. исключить из заседаний Фридриха III и его сына Максимилиана, ставшего Римским королем годом ранее. Это было не простое оскорбление, а поступок, имевший большое конституционное значение, который как нельзя лучше показал, что следует отличать монарха и сообщество, представленное Gemeiner Rat. Таким образом, Kaiser и Reich, император и империя, не были одним целым. Stände, сословия, представленные в общем совете, видели свою цель в защите интересов королевства, если правитель пренебрегал ими.

Князья и особенно выборщики, которые уже давно изучали положение империи во время заседаний, называемых Kurtage, хотели, чтобы учреждения в массе своей были выведены из-под власти императора и помещены под ответственность представителей империи. Они имели в виду преимущественно Kammergericht, судебный орган, растущую значимость которого мы отмечали выше, но который изначально был призван только решать конфликты между приближенными императора. Превратить его в суд империи, а не императора, означало поменять его суть. Понятно, что Фридрих III не согласился бы также уступить значительную часть своих полномочий. Это напоминало диалог глухих. Император полагал, что у него уже слишком мало полномочий, и не был готов жертвовать теми крохами, которые еще сохранял. Князья, со своей стороны, высказывали расположение к реформе империи при условии, что она не усилит власть правителя. Пусть он довольствуется руководством, вот то, чего, они более или менее ясно желали. Необходимая реформа понималась настолько по-разному главными заинтересованными лицами, что могла показаться невыполнимой, когда 19 августа 1493 г. Фридрих умер. Но мог ли Максимилиан, которого отец старался держать на расстоянии, несмотря на избрание королем римлян семью годами ранее, проявить себя более покладистым? Облегчил ли его приход к власти проведение реформ, которым противоположные позиции, защищаемые с равным упорством правителем и князьями, казалось бы, должны были воспрепятствовать? Одно было точно; приход к власти человека молодого, активного и полного великолепных планов очень ощутимо изменило параметры проблемы, которую надо было решить, чтобы снабжать империю новыми структурами.

Последний рыцарь и отец ландскнехтов, Максимилиан одновременно был средневековым и современным. Мало императоров предстают в таком количестве различных свидетельств. Картины и гравюры, оставленные нам художниками, обладавшими иногда недюжинным талантом, позволяют нам увидеть в его чертах следы времени, трудов и испытаний; самое трогательное произведение показывает нам изможденное лицо старого борца, наконец сраженного смертью. До нас дошли впечатления о Максимилиане таких проницательных наблюдателей, как Макиавелли.

Необыкновенный расцвет эпистолярного жанра, радующий историков, исследующих XVI век, сохранил до нашего времени ворох писем, тщательно составленных или наспех неразборчиво написанных этой экспансивной личностью, желающей высказаться как словами, так и делами. Он донес до нас даже представление о его собственной жизни, продиктовав своим штатным историографам биографию, в которой мы его видим скорее таким, каким он хотел бы быть, нежели каким он был в действительности. Добавим к этим и так уже богатым источникам массу архивных документов, и мы представим весь размах задачи, которая история его правления поставила перед Клио.

Тем не менее, попробуем набросать портрет человека, прежде чем судить о его делах. Будучи крепкого телосложения, Максимилиан не щадил своих сил, ни когда сражался с врагами во главе своей конницы, ни когда забирался в горы, охотясь на серн. Он не боялся ни работы, ни битв; он доводил своих секретарей до изнеможения. Живой ум заставлял его интересоваться самыми различными сторонами жизни, он был и тонким ценителем гастрономического искусства, и искусным артиллеристом, способным навести крупное орудие. Охотно консультируясь с опытными людьми или столь же охотно болтая, он, однако, не выдавал своих намерений, как собирался использовать их советы. Превосходный актер, он мог быть приветливым с простыми людьми и поставить на место «знать», которая считала возможным заговорить без должного почтения. Неравнодушный к славе, как и большинство представителей эпохи Возрождения, он созвал, чтобы ему сплели лавровый венок, писателей и художников, предлагая им смешать выдумку с подлинной историей: три труда, «Freydal», «Theuerdank» и «Weisskunig» превозносят высокие стремления и грандиозные планы «Цезаря, который на земле был подобен солнцу на небесном своде». Вокруг мавзолея, где должны были упокоиться его останки в Хофкирх Инсбрука, он назначил встречу своим предкам, а также императорам Древнего Рима и германским королям Теодориху и Хлодвигу. Аккуратные ежедневные записи изобилуют указаниями, которые, не смотря на краткость, очень ценны. Его иногда посещали романтические мечты; он видел себя новым крестоносцем, разбивающим турок; он даже серьезно подумывал, что мог бы взойти на трон Святого Петра. Ясность мыслей не покидала его полностью: ему случалось шутить над своими странными фантазиями; но у него не достаточно было чувства реальности, чтобы строить планы в соответствии со своими средствами. Кроме того, у него был такое живое воображение, что оно рождало в нем новые идеи, прежде чем предыдущие успевали реализовываться. Он рисковал прослыть непостоянным и сбить с толку весь мир, принимая своих приверженцев за противников.

Эта изменчивость оживляла только поверхность событий; в глубине, политика Максимилиана следовала трем основным направлениям: он хотел осуществить мечту своего отца, А Е I О U, и сначала сделать Австрийский дом самым мощным в мире, а также восстановить мощь империи и поднять, таким образом, престиж германской нации. Прежде всего посмотрим, каким образом он стремился возвеличить свою семью. Он заставил переписать генеалогию Габсбургов, родством с которыми так гордился, погрузив корни дерева так глубоко в историю, что они достигли Трои, родины Приама и Гектора. В его ветвях было так много святых, что был приглашен ученый гуманист Брант, чтобы составить их список. Но Максимилиан понимал, что к Австрии, еле спасенной от иностранного порабощения Фридрихом III, следовало прочно присоединить бургундские государства: брак с дочерью Карла Смелого позволил ему обрести и изобилие, и крепкую организацию. Если бы сплав обеих основных частей его наследства, австрийской и бургундской имел успех, его владения стали бы поистине обширными, может, даже большими, чем те, что в свое время смог объединить Рудольф I.