Неотразимая герцогиня - Бертрис Смолл

Маркер принес чай. За ним следовали несколько молодых лакеев с большими серебряными подносами. На одном лежали сандвичи с лососиной в острой горчичной заливке и тонко нарезанными огурцами, с ростбифом, сыром, нежной грудкой каплуна. Второй поднос едва не гнулся под тяжестью только что испеченных лепешек и булочек, чашек со взбитыми сливками и клубничным вареньем. На третьем подносе были десерты: пироги с фруктами и изюмом, пирожные с лимоном, малиной и абрикосом, крем-карамель и любимый генуэзский бисквитный торт герцога с кофейным кремом.

Аллегра разлила чай из серебряного чайника в чашки севрского фарфора, а лакеи принялись разносить угощение. Дамы сплетничали о подробностях сегодняшнего приема, туалетах и внешности гостей. Даже джентльмены охотно присоединились к обсуждению.

Они почти допили чай, когда вернулся лакей, посланный в дом Беллингемов.

— Мне ничего не ведено передать? — спросила Аллегра, видя, что тот не принес записки.

— Приказано объяснить на словах, ваша светлость, что его милость получил письмо из чужеземных стран, и это самое письмо больно уж расстроило и его, и ее милость. Они посылают за… за… запоздалые извинения, — триумфально закончил он и поклонился герцогине.

— Спасибо, — кивнула Аллегра. — Больше ничего?

— Ничего, миледи.

— Можете идти, — кивнула она и обратилась к Кэролайн:

— Кто из живущих за границей мог бы послать письмо, которое так огорчило твою тетушку?

Кэролайн долго думала, прежде чем ответить:

— У дяди Фредди был младший брат, который женился на француженке… но больше мне ничего не известно.

— В таком случае мы должны немедленно ехать к леди Беллингем и предложить ей помощь, — решила Аллегра. — Она была так добра к нам! Неужели мы не можем отплатить ей тем же?

Все дружно согласились, потребовали плащи и шляпы и велели подать экипажи к крыльцу. Вскоре они уже ехали по темным улицам. Представления в театрах еще не закончились, ужины и балы еще не начались, так что карет на мостовых почти не было.

Лорд и леди Беллингем жили в двух кварталах езды, на Трейли-сквер. Дворецкий, открывший дверь, казалось, очень удивился: очевидно, его предупредили, что гостей сегодня не будет, но, увидев племянницу хозяйки, он облегченно улыбнулся.

— Передайте тете, что мы приехали узнать, не нужна ли наша помощь, — наставляла Кэролайн, пока дежурный лакей шатался под тяжестью плащей.

— Сию минуту, миледи, — пообещал дворецкий, провожая их в гостиную.

Все молчали, пока не открылась дверь и не вошла леди Беллингем. Молодые люди были потрясены ее бледным, осунувшимся лицом: видимо, она весь день проплакала, потому что глаза у нее распухли и покраснели. Она была в простом домашнем платье, и странно было видеть ее без обычной прически. Из ее косы выбилось несколько прядей.

— О, дорогие, как я рада, что вы пришли! — пробормотала леди Беллингем и вновь зарыдала.

— Что с вами, тетя? Что случилось? — вскричала Кэролайн, бросаясь к тетке и обнимая ее за плечи.

— Э-это из-за твоей кузины, графини д'Омон! — всхлипывая, выдавила из себя леди Беллингем.

— Моя кузина — французская графиня? — поразилась Кэролайн.

— Прежде всего, дорогая леди Беллингем, нужно сесть и успокоиться, — властно заявила Аллегра, взяв ситуацию в свои руки, поскольку остальные выглядели крайне растерянными. Куинтон, хереса для бедняжки.

Она подвела леди Беллингем к дивану и, усадив, сунула ей в руку рюмку хереса.

— Вот, выпейте. Вы должны успокоиться, леди Беллингем. Что бы ни случилось, слезами делу не поможешь. Мы попытаемся что-либо предпринять, только если узнаем, что вас беспокоит.

— О, дитя мое, не думаю, что кто-то сумеет мне помочь, — вздохнула леди Беллингем, но тем не менее отпила хереса и почувствовала, что в состоянии говорить.

Остальные расселись вокруг и терпеливо выжидали. Наконец измученная леди начала свое печальное повествование;

— У моего мужа было два брата. Отец Кэролайн, как вам известно, священник церкви Святой Анны в Беллингемптоне.

Живут они скромно, но у него есть кое-какие средства, так что нужды они не знают. Самому младшему, Роберту Беллингему, повезло жениться на француженке, единственной дочери графа Монруа. Отец ее обожал и соглашался выделить молодоженам весьма значительное приданое, только при условии, что они останутся во Франции. Поскольку в Англии у него не было будущего, Роберт не видел причин протестовать.

Они поженились. Помню, как мы все поехали на свадьбу. Это было тридцать пять лет назад. Мы даже не добрались до Парижа, потому что жена Роберта Мари-Клер жила в Нормандии.

Она смолкла, осушила рюмку и протянула ее герцогу, безмолвно прося наполнить. Тот мгновенно подчинился.

— Через год у них родилась маленькая девочка, названная при крещении Анн-Мари. В восемнадцать лет она вышла замуж за графа д'Омона, своего соседа. Она на несколько лет старше Кэролайн, поэтому они никогда не встречались. Роберт с семьей был вполне доволен сельской жизнью, как, впрочем, и Анн-Мари с мужем. Они никогда не были в Англии, а Роберт ни разу не возвращался на родину. Когда Анн-Мари исполнилось двадцать, ее родители погибли. Они куда-то ехали, лошади понесли, и карета перевернулась. У Анн-Мари от потрясения случился выкидыш. Но на следующий год она родила мужу дочь, которую назвала именем своей матери. Два года спустя на свет появился сын, названный Жаном, в честь отца, и Робером, в честь деда.

Леди Беллингем снова глотнула хереса и продолжала свой рассказ:

— Несколько лет они жили счастливо, но чуть более года назад граф д'Омон попал в жернова революционного террора.

Страшная шутка судьбы. Он был в Париже. Его старый друг должен был предстать перед судилищем так называемого Комитета общественной безопасности. Жан-Клод поспешил ему на помощь. Он сам был республиканцем и верил в революцию, но когда посетил своего друга в тюрьме, чтобы спросить, чем может помочь, его тоже арестовали. Наивный человек! Он свято верил в то, что преобразования спасут его страну, и казни короля и королевы ни в чем его не убедили. Добрый, милый мечтатель!

Леди деликатно приложила к носу платочек.

— Анн-Мари и ее муж, несмотря на благородное происхождение, были настоящими провинциалами, добрыми к арендаторам. Если урожай выдавался скудным, они не требовали с них денег — наоборот, раздавали свои припасы. В деревне Сен-Жан-Батист их все любили. После казни графа мы умоляли племянницу приехать к нам, ведь здесь ее дети будут в безопасности, пока весь этот ужас не кончится. Но Анн-Мари, несмотря на английскую кровь, в душе настоящая француженка. Ее маленький сын Жан-Робер стал графом д'Омон.