Подкидыш - Эльмира Нетесова

человеком. С судна списался. Сам подал рапорт. Да и не только я. Многие уволились.

— Не скучаешь по морю?

— Поначалу невыносимо было. Даже срывался, — щелкнул по горлу. — Но потом легче стало. Дети! Они перевесили морское притяжение. Сам понимаешь, когда они голодают, ничто не радует. А и надежд на улучшенье нет никаких. Все рушится, валится. И я не жалею, что ушел. Сын теперь делом занят. Не бездельничает, после школы — ко мне. Помогает. И дочка тоже. К делу приучаем.

— Какие хоть они? Взглянуть бы! Ни разу не видел. Лишь по телефону говорил с внуком. Он тоже хотел увидеться…

— В воскресенье привезу. Еще надоедят. Они у меня бойкие. За словом в карман не полезут. Ну да расскажи о себе! Как жил? Что с тобою случилось?

Николай рассказывал о себе, словно о человеке со стороны. Павел слушал не перебивая, молча. И только когда вспомнил встречи с рэкетом, как приходилось отбиваться, защищая водителей, фуру, груз и себя, сын вытащил пачку сигарет. Закурил. Лоб перерезала глубокая складка.

— И тебя не обошло! — вздохнул тяжело.

Николай умолк на секунду:

— Ты тоже с ними встречался? —

насторожился, напрягся внутренне.

— А как же? Они никого не оставят в покое. И меня! Едва открыли фирму, тут же появились головорезы. И с ножами к горлу. Гони баксы! Иначе размажем самого и весь выводок… Понял? Я не был готов к этой встрече. И сказал, что нет у меня доходов пока. Дайте на ноги встать! Но какой там? Дали два дня. Пришлось сказать компаньонам. Те поначалу поговорили меж собой. И сказали, что хотят встретиться с рэкетом сами. Я их отговаривал. Но они настояли. И через два дня пришли бандюги. Конечно, за свое. Спросили, готов ли я доиться? Кивнул на партнеров. Те так с улыбкой подошли, спросили, в чем дело, за что требуют деньги? Рэкетиры за ножи и на горло давят. Сами себя заводят. А китайцы, их двое было, закрыли двери, мол, зачем шум на улицу выносить? Позвали троих рэкетиров в заднюю комнату, чтобы там продолжить разговор. Меня попросили остаться на месте. А минут через пять вынесли всех троих. Калеками остались навсегда. Потом еще наезжали. Уже другие. То же самое. Один раз меня в подъезде прижали, выследили. Соседи выручили. По дороге пытались притормозить, но я ушел. Грозили сжечь, взорвать. Партнеры поставили свою охрану, и не обломилось нас тряхнуть. Хотя детвору без присмотра не отпускаю. Мало ли что! Эти ворюги так просто не отстанут.

— А они-то за что с вас хотят?

— Не понимаешь? Все торговые фирмы, киоски, магазины под их лапой. Никому жизни нет. Да и то верно, довели людей до разбоя. Вынудили. Посмотри, сколько безработных вокруг. А у всех семьи. Кормить их надо. Вот и пустились во все тяжкие.

— Я на трассах с таким столкнулся, что вспоминать не хочется. Дети бандитствуют. А под Брянском что случилось? Век не подумаешь! Старуха яблоки продавала у дороги. И домашние пирожки. Нам есть хотелось. Остановились. Накупили пирожков. И только собрались пожрать, рэкет из овражка. Человек пять. Прямо из-за спины той бабуси. Они все из одной деревни. И старуха, как на живца, срабатывала. Стали махаться, а бандюги ей орут: «Леонтьевна, сматывайся покуда!» Старая бегом в деревню припустилась. Пятки на уши. Она свое дело обстряпала. Ну, да нас хоть и трое, с теми справились. Двоим хребты сломали «разлукой». Уж и не знаю, выжили ль они? А и тем троим вломили неплохо. Зубы из задницы доставать будут. Жаль, бабку упустили. Уж я бы ей, старой пердунье, костыли из задницы повыдергивал. Чтоб и на том свете каяться пришлось за свои грехи!

— Когда этот беспредел кончится? — вздохнул Павел.

— Он всегда у нас был. Не зря Россию считают страной дураков! Ну, вот возьми меня. Все судимости ни за хрен! А что я могу? Кому на кого жаловаться за то, что жизнь отнята? А разве только у меня? А из-за того и ты, и мать страдали. Зато когда выборы были, и вы голосовали! За тех, кто и мою, и ваши жизни искалечил. Да разве вы одни такие?

— Не сразу во всем разберешься, отец! Время потребовалось. Втолковать, разъяснить некому стало. Верили верхушке. А в ней вся гниль, как в нарыве, собралась.

— Гниль, говоришь? Пока самого не клюнуло, меня не понимал! Так оно всегда! Болит только своя шишка! А если бы сам не выстрадал, и теперь бы слепцом жил! Разве не прав?

Павел покраснел:

— Я не верил, что у нас могут осудить невиновного. И мать так говорила, мол, у нас самые гуманные, самые правильные законы. Когда в жизни столкнулся, понял, брехня все. У нас нет законов, нет прав! И никогда не было свободы! Мы — дикари, не имеем понятия об истинной цивилизации! Вот я на судне работал. В загранку ходили. Посмотрел, как там живут люди! И с нашей, со своей жизнью сравнил! Ничего общего! У них — зарплата человеческая! У них права каждого и впрямь охраняются законом! Попробуй там не выплати вовремя зарплату, да это немыслимо! Или посади невиновного? Исключено! Там частная собственность неприкосновенна. А государство не обкрадывает вкладчиков. О нашей системе гадко вспомнить. Вон у меня! Положил на счет. Вернулся из рейса — ни вклада, ни банка! Сколько лет копил на квартиру, все пропало! Все годы работы на море жулью под хвост выкинул. Ищи их теперь? А ведь государство гарантировало! Чего она стоит, эта гарантия? Я тогда чуть пулю себе в лоб не пустил. Жена… Она, моя девочка! Уберегла. Не дала сглупить. Но теперь уж все! Не верю ни в одно слово! Обдиралы и шкуродеры не обведут. Я

с

иностранцами работаю. На паях. Их внаглую пока стыдятся грабить!

— А они долго ли продержатся? До первой реформы в России. А там, как ветром сдует всех! Хороший сосед — лишь богатый! Либо честный! У нас ни того, ни другого! — отмахнулся Николай.

— И это верно! — согласился Павел.

— Ты в Сероглазку ездишь? Иль забыл давно? — спросил сына.

— Были. Не часто, но навещали могилы. Там ведь никого не осталось из наших…

— А Ольга?

— Умерла она.

— Когда?

— Года полтора назад. Так ведь и старая

совсем.

Изболелась вконец.

— А дети ее?

— Покинули дома. Разъехались по всему

свету.

Даже не в Красноярске. Все за заработками подались. В глуши не выжить. В Сероглазке больше половины домов пустуют. Забиты. Горстка стариков доживает век. Их никто не навещает. Хлеб раз в месяц привозят. Теперь ее и деревней не назовешь.

Могильник. И наши дома стоят заколоченные крест-накрест. Мы хоть навещали могилы. Другие давным-давно не показываются. Старики от голода умирают. Не только больничку, аптеку закрыли. Связи нет. Пенсии по году не получают…

— Кто же в живых остался?

— Лучше не спрашивай! Теперь, как говорят старики, стало хуже, чем тогда, когда их выслали в тайгу. Сейчас даже зэки живут лучше.

— И у нас не осталось там корней! —

вздохнул

Николай.

— О чем ты? Какие корни выдержат?

Замордовали людей.

— Послушай, сынок, а ты подумал о тылах на случай новой реформы?

— Конечно. Все деревянные — в баксы обращаю. И дома держу! Банку не верю. Не только я, все так поступают. Валюта и есть валюта. С нею я везде король. Хоть в России иль в Китае. Меня мои партнеры зовут к себе насовсем. В Гонконг! Говорят, им нужны честные люди. Я пока согласия не дал. Но и не отказался. Хотя, если опять начнется заваруха, пошлю их всех к хренам собачьим, заберу

всех! И умотаем отсюда навсегда! Устал я от непредсказуемой дури, афер и бандитов! Одному не под силу с ними справиться. Другие давно сжились и свыклись. Либо сами стали такими.

— Дело твое! Но, на мой взгляд, трудно будет тебе на чужбине. И детям… Одно дело — приезжать туда гостем. Другое — навсегда.

— Брось ты, отец! Вон с нашего судна меньше половины домой вернулись. Кто в Израиль, другие в Грецию, в Штаты умотались! И ничего! Все устроились, живут как люди! Никто о переезде не пожалел. Ты б только глянул на фотографии! Морды в объектив не помещаются. А видеозаписи! Они прислали, как живут бедные эмигранты! Им помощь оказывает государство как малоимущим! Ты только глянул бы! Я, процветающий, в сравнении с ними — нищий. Не только у самих, даже дети машины имеют. Личные! И не какие-нибудь «Запорожцы» или «Москвичи». А «Ситроены», «Вольво», «Кадиллаки». Я о таких мечтать не смею. С чего ж им болеть ностальгией? С жиру? Вот и они зовут, одумайся, мол, пока не поздно!

— И что ты решил? К чему склоняешься? — заныло сердце болью.

— Я тебе уже сказал…

— Да что ты не скажешь прямо? Конечно, переедем! Это уже решено! Вон опять по телевидению передали, Дума с правительством заелась, что-то не поделили меж собой! А народ за их разборки своим карманом отдувайся. Курс доллара вверх полез, рубль обесценивается. Значит, снова повысятся цены. Но не пенсии, не зарплаты! И снова нам голодать! Ну, сколько будут экспериментировать, испытывать нас на прочность! Сил больше нет! — вспыхнула Наташка.

— Выходит, у вас уже все решено?