Дракула. Повести о вампирах (сборник) - Джордж Гордон Байрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня это потрясло. Человек не любит убеждаться в подобной правде. Только Байрон был исключением из правила, когда речь шла о ревности:
И убедиться в том, чего страшишься знать.
Он заметил мои колебания и добавил:
— Моя логика очень проста, на сей раз не логика безумца, прыгающего наугад с кочки на кочку в туманном болоте; если это неправда, то доказательство принесет облегчение; во всяком случае, оно не повредит. Но если это правда!.. Вот в том-то весь ужас; но даже ужас поможет мне, потому что в нем я обрету уверенность! Пойдемте, я изложу вам свой план: во-первых, навестим того ребенка в больнице. Д-р Винсент из «Северной больницы», где, судя по газетам, находится ребенок, мой большой друг. Он разрешит ознакомиться с этим случаем двум ученым. Мы ему скажем, что хотим получить. А потом… Мы ему скажем, что хотим поучиться. А потом…
Он вынул из кармана ключ и показал его мне.
— А потом мы проведем ночь на кладбище, где похоронена Люси. Вот ключ от ее склепа. Мне дал его кладбищенский служащий, поручив передать Артуру.
Сердце мое оборвалось, я чувствовал, что нам предстоит ужасное испытание. И все-таки я не мог отказаться… Я собрал все свое мужество и сказал, что нам следует торопиться, так как время близится к полудню.
Ребенок уже проснулся. Он выспался, поел и в общем чувствовал себя хорошо. Д-р Винсент снял с его шеи повязку и показал нам ранки. Не было сомнения, что они тождественны с теми, которые были у Люси. Они были только чуть поменьше, а края у них — свежие, вот и вся разница. Мы спросили у Винсента, каково его мнение; он ответил, что это, должно быть, укус животного, быть может, крысы; но лично он склонен думать, что это укус одной из тех летучих мышей, которых так много в северной части Лондона.
— Вполне вероятно, — сказал он, — что среди множества безвредных есть опасные, дикие летучие мыши с юга. Возможно, моряк привез такую мышь с собой, а она улетела, или молодая летучая мышь улетела из Зоологического сада, или, наконец, какая-нибудь из них вскормлена вампиром. Такие вещи, знаете ли, случаются. Десять дней назад убежал волк, и его видели в этих местах. Поэтому всю следующую неделю дети играли в «Красную Шапочку», пока не появилась новая страшная игра «леди-привидение», которой все отдались с восторгом. Даже этот бедный малыш, проснувшись сегодня, спросил у сестры, не отпустит ли она его домой. Когда она спросила его, почему он мечтает покинуть больницу, тот ответил, что хочет поиграть с «леди-привидением».
— Надеюсь, — сказал Ван Хелсинг, — отправляя ребенка домой, вы не забудете предупредить родителей, чтобы те глаз с него не спускали. Его навязчивое желание убегать из дому чрезвычайно опасно — если он проведет вне дома еще одну ночь, это может кончиться самым роковым образом. Но в любом случае, полагаю, вы продержите его у себя еще несколько дней?
— Разумеется. По меньшей мере еще неделю, а может быть, и еще дольше, пока ранка совсем не затянется.
Посещение больницы отняло больше времени, чем мы рассчитывали, солнце село еще до того, как мы вышли из больницы. Когда Ван Хелсинг увидел, что стемнело, он сказал:
— Ну, теперь нам нечего спешить. Сейчас куда позже, чем я думал. Пойдем поищем, где бы нам поесть, затем отправимся дальше.
Мы поужинали в «Джек-Стро-Кэстль» в компании велосипедистов и прочих веселых и шумных людей. Около десяти часов мы покинули кабачок. Было очень темно, и редкие фонари только подчеркивали мрак, когда мы покидали освещенное место. Профессор, очевидно, уже обдумал дорогу, так как шел уверенно; что же до меня, я совсем не мог ориентироваться. Чем дальше мы шли, тем меньше попадалось нам людей навстречу, так что мы даже поразились, когда нам встретился конный ночной патруль, объезжавший свой участок. Наконец мы пришли к кладбищенской стене, через которую мы и перелезли с некоторым трудом, так как было страшно темно и местность казалась незнакомой; мы добрались с трудом до склепа Вестенра. Профессор достал ключ, открыл дверь склепа и, отступив, любезно, но совершенно бессознательно жестом предложил мне пройти вперед. Какая-то странная ирония заключалась в этом предложении, в этой любезной уступчивости в столь ужасный момент. Мой спутник тотчас же последовал за мной и осторожно притворил дверь, предварительно убедившись, что замок у нее простой, а не пружинный. Затем он пошарил в своей сумке и, вынув оттуда спички, зажег свечу. В склепе и днем было мрачно и жутко, несмотря на цветы, усыпавшие могилу, а теперь, при слабом мерцании свечи, он производил настолько жуткое и тяжелое впечатление, что невозможно даже представить себе, не увидев: цветы поблекли, завяли, они порыжели и слились с превратившейся в коричневую зеленью; в огромном количестве появились пауки и жуки и чувствовали себя как дома; время обесцветило камень, известняк пропитался пылью, железо заржавело и покрылось плесенью, медь потускнела, и потемнела серебряная доска. Невольно рождалась мысль, что не только жизнь — физическая жизнь — недолговечна.
Ван Хелсинг продолжал методично работать. Он поднес свечу совсем близко к надписи на плите и убедился в том, что перед ним могила Люси. Капли воска застывали на металле светлыми пятнами. Затем он снова порылся в сумке и вынул оттуда отвертку.
— Что вы собираетесь делать? — спросил я.
— Открою гроб. Я сейчас докажу, что я прав.
И он начал отвинчивать винты, снял крышку, и мы увидели поверхность свинцового гроба. Подобное зрелище оказалось мне не по силам. Это было такое же оскорбление покойной, как если бы ее, еще живую, раздели во сне! Я невольно схватил его за руку, желая остановить. Он же только сказал:
— Убедитесь сами!
И, порывшись опять в сумке, вынул оттуда маленькую пилу. Сильным ударом он отверткой пробил в свинце дыру, достаточно большую, чтобы конец пилы мог в нее пройти. Я невольно сделал шаг назад, ожидая обычного тошнотворного запаха от пролежавшего целую неделю тела. Мы, врачи, знаем, чего следует опасаться и к чему надо привыкнуть. Но профессор даже не помедлил: он пропилил пару футов вдоль края гроба, затем обогнул его и перешел на другую сторону. Потом, захватив
