Арысь-поле - Сергей Дубянский

— Анечка, милая, — Вадим рассмеялся, видя ее искреннее и такое виноватое лицо, — было б хуже, если б вышло наоборот.

— Не въехала… — Аня, действительно, «не въехала», потому что смысл фразы казался просто фантастическим, а попросить расшифровать его, смелости не хватало, но Вадим сделал это сам.

— Чего ты не въехала? — он подвинулся, освобождая ей место, но она не села, — я сказал — было б хуже, если б ты шла сзади, а она открывала дверь ключом. Иди сюда, чудо мое.

— А у нее есть ключ? — в Аниной памяти непроизвольно возникло одно из самых неприятных воспоминаний — тогда в квартиру неожиданно заявилась жена с тремя друзьями. Сначала они набили морду изменнику-мужу…

— Есть, и что? — Вадим пожал плечами.

— Тогда я у тебя не останусь, — Аня вздохнула — скорее всего, это был не окончательный финал сказки, но все близилось к нему уверенно и логично.

— А какая связь между тобой и ее ключом?

— Знаешь, — Аня закрыла глаза — ей было стыдно рассказывать, но требовалось прямо сейчас расставить все точки, — у меня уже выкидывали одежду, и я бегала по улице голяком, собирала ее; а перед этим меня трахали три мужика, которых жена привели на разборки… они трахали, а она хлестала меня по лицу половой тряпкой, и еще…

— Не бойся, — Вадим прихрамывая подошел; прижал Аню к себе, и та вдруг заплакала — это вполне заменяло дальнейший рассказ, — успокойся, глупенькая моя девочка. На замке есть стопор; его надо нажать и никакой ключ ничего не откроет.

— Правда?.. — она подняла лицо, на котором застыли слезинки, — а ответь, зачем тебе это?

Аккуратно вытерев крошечные капельки, Вадим взял Анино лицо в ладони; долго и пристально смотрел в глаза — ему казалось, что он читал в них нужный ответ, но не был готов произнести его.

— Давай ногу; обработаю и пойду, — Аня первой отвела взгляд. …Дура, и есть дура… Она чувствовала, что минуту назад стояла на пороге чего-то очень важного, но не могла понять, чего.

Вадим плюхнулся на постель, вытянув ногу, а Аня, присев на корточки, встряхнула пузырек.

— Перекиси не было, пришлось взять йод.

— Как, нет перекиси?.. Это аптека, которая на углу? Блин, да я им завтра этого барахла навезу!..

Аня склонилась над раной, и Вадим не мог видеть ее лица, на котором снова появились слезы, но она быстро смахнула их, сделав вид, что протирает глаза.

Лечение продолжалось не долго, но тягостное молчание делало его бесконечным. Наконец, Вадим поднялся; неуклюже согнул ногу.

— Ты, прям, прирожденная медсестра.

У Ани опять возникло чувство, что больше ей здесь делать нечего. От этого стало грустно, но она попыталась успокоить себя — ведь их отношения связаны теперь не только зыбким и неопределенным состоянием постели. Завтра она выйдет на работу и станет самостоятельным человеком, обеспечивающим себя, независимо ни от чьих прихотей; ей не надо будет постоянно унижаться и думать, вернется ли она следующим утром живой и здоровой… короче, она сможет жить, как миллионы других людей, а, может, даже лучше многих. А здесь она случайно — просто надо помочь заболевшему шефу.

Они курили на кухне, когда раздался звонок. Аня вздрогнула, а Вадим, не торопясь, взял телефон; посмотрев на дисплей, дожевал бутерброд и только после этого поднес трубку к уху. Акустика у аппарата оказалась отменной, поэтому Аня отчетливо слышала женский голос, который что-то орал, словно плевался словами. Она догадывалась, кто звонил, и по лицу Вадима видела, что он чувствует себя не совсем удобно. Чтоб не смущать его, она ушла в комнату, невольно продолжая прислушиваться, но Вадим долго молчал, а потом сказал лишь одну фразу:

— Все, Ал, закончили! Ко мне приходят те, кого я хочу видеть, и твоего мнения никто не спрашивал, не спрашивает и спрашивать никогда не будет! Кстати, ты, похоже, в их число уже не входишь!

Аня слышала, как он бросил телефон; потом отодвинулся стул. Она смотрела в окно, выпуская дым в форточку.

— Ты расстроилась? — Вадим обнял ее за плечи.

— Я стараюсь никому не создавать проблем, — не поворачиваясь ответила Аня, — поэтому чувствую себя виноватой. Я ведь, честно, не хотела вас поссорить.

— Ань, не бери дурное в голову! Ты здесь ни при чем! Все происходит так, как должно происходить. Успокойся.

— Я успокоилась, — она выбросила окурок и повернулась, — я пойду. Куда мне завтра приходить? Где твоя контора?

— Куда ты пойдешь?.. — Вадим прижал девушку к себе.

— Домой.

— Зачем?

— Не знаю, — Аня пожала плечами, — а что я здесь буду делать? Зачем я здесь?

Вадим не нашелся, что ответить, и разжал руки; потом он смотрел, как Аня обувалась.

— Я заеду за тобой в половине девятого, — предупредил он.

— Ладно, я спущусь, — она открыла дверь, — пока.

Аня вышла на пышущую жаром улицу, и сразу нырнула в тень деревьев; прошла вдоль дома, касаясь плечом прохладных шершавых кирпичей. Она не знала, куда идет, потому что дома было жарко и скучно. …Встретиться с Катькой?.. Так она сразу начнет учить жизни, типа, как да что надо было делать… и чего я ей отвечу, если сама ни фига не понимаю?.. Но одно конкретное желание все-таки имелось — избавиться от неприятного ощущения липкого потного тела . …Блин, на речку!.. Это единственное спасение от всего… и не на пляж, где жизнерадостные уроды бьются в волейбол, пьют пиво и тупо жарятся, пока не облезут — я хочу просто в воду!.. И просто плыть, лениво шевеля руками, как рыба…

Препятствовало исполнению этого элементарного желания только одно — ее купальник остался в «Досуге…». Последний раз она приезжала на работу прямо с пляжа, и забыла его, когда уходила утром.

Возвращаться в «Досуг…» не хотелось. Мысленно она уже распрощалась с прошлой жизнью, хотя и не совсем представляла, как будет выглядеть новая. Потом она подумала, что кроме купальника, там осталась половина косметики и кое-что из одежды — бросать все это тоже не хотелось. Аня посмотрела на часы — два. …В такое время «мамки», скорее всего, нет, а больше ни перед кем я отчитываться не обязана. Кому какое дело — взяла вещи, и все…

Но к Аниному удивлению дверь открыла «мамка».

— Наконец-то, явилась! Иди-ка сюда, — она втолкнула растерявшуюся Аню в комнату, — думаешь, сюда ходят трахаться, когда зачешется в одном месте? Нет, дорогуша! Я, кажется, тебя уже предупреждала! Говори, предупреждала?..

— Предупреждали, но ведь…

— Что ты тут мямлишь? На, вот! — «мамка» взяла со стола листок, — почитай. Умные люди подсказали! Все вы будете у меня шелковые! — и вышла, хлопнув дверью.

Даже не взглянув, Аня бросила листок обратно на стол — ее это уже не касалось. За стенкой кто-то из девчонок громко всхлипывал, но при таком «мамкином» настроении в этом не было ничего удивительного. Не разбираясь, Аня сгребла в пакет все, что лежало на ее полке, но в этот момент дверь снова открылась. Испуганно обернувшись, она увидела Маринку; не накрашенную, с красными глазами.

— Что это ты делаешь? — Маринка ткнула пальцем в опустевшую полку, — ишь, умная выискалась!.. Свалить хочешь? Кто ж тебя отпустит? Ты это читала? — она, совсем как «мамка», сунула злополучный листок.

Деваться было некуда, и Аня начала читать. Текст состоял из десятка пунктов, которые не должны нарушать девушки, и возле каждого стояла цифра.

— И что? — дочитав, Аня подняла голову, — новые штрафы? Это в деньгах или в процентах?..

— В розгах! — Маринка криво усмехнулась.

Аня обалдело открыла рот, решив, что, наверное, это слово имеет какое-то еще, неизвестное ей значение.

— Ага. Вон, — Маринка кивнула на кучу, напоминавшую распотрошенную метлу, какими дворники по утрам метут улицы; рядом стояло ведро, где вымачивались прутья.

— Она что… бить нас будет?.. — если честно, Аня надеялась, что Маринка расхохочется и позовет остальных, чтоб тоже поржали над самой большой дурой на свете, но вместо этого она повернулась и задрала юбку, демонстрируя ягодицы со свежими почти параллельными рубцами, — больно, блин!.. — Маринка вернула юбку на место, — но не ссы — сначала еще Оксанку высекут, а потом уж тебя. Пошли смотреть, как нашей интеллигентке будут задницу драть. В школу она музыкальную, вишь ли, ходила, а мы тут все, типа, говно…

— Никуда я не пойду, — Аня отступила к окну.

— Мамка велела всем смотреть! Для профилактики говорит! Совет хочешь? Лучше, как я, сама раздевайся и ложись; Вика, дура, пыталась отмахиваться, так Толик и этот, водила новый, один хрен скрутили ее, да вместо десяти, тридцать розог как врезали! До сих пор, вон, на кухне ревет.

Ане казалось, что это кошмарный сон, потому что такое не могло происходить в реальной жизни, но, как проснуться, она не знала. Маринка же продолжала с таким злорадством расписывать ее ближайшее будущее, что на этом фоне мысли о новой работе и новой жизни выглядели еще большим абсурдом, чем то, что происходило здесь и сейчас. …Сматываться надо!.. — это была единственная четкая мысль. Аня подхватила пакет с вещами и ринулась к двери, но Маринка схватила ее за руку.