Завоевание Туркестана - Константин Константинович Абаза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Туров сюда подавай. Орудие, орудие сюда! — кричали солдаты сверху. Саперы протискались вперед, расчистили въезд для орудия, поставили как первое прикрытие туры и набросали мешков с землей. Это было делом нескольких минут. Артиллеристы потащили туда пушки и, как только их поставили, обвал считался занятым. Защитники, не знакомые с правилами осадной войны, не позаботились заранее приготовить сильные резервы.
С высоты обвала наши увидели внутренность крепости. За стеной тянулся небольшой внутренний ров, а за ним целое море кибиток и врытых землянок, одна возле другой. Между кибитками шла кривая и широкая улица к холму, о котором упоминалось раньше. Между дальними кибитками теснились в ярких халатах толпы текинцев, их испуганные семьи, верблюды, бараны, телята. Перекатная трескотня ружей, взрывы лопавшихся гранат, замиравшие крики текинцев, вопли женщин, плач детей и победные возгласы русских солдат — вот что представляла собой в те минуты крепость, окутанная густым дымом, пропитанным гарью, с противным запахом тлевшего войлока. После нескольких залпов сверху отряд Куропаткина спустился вниз и пошел дальше в трех маленьких колоннах, под музыку, с распущенными знаменами, барабанным боем, пролагая путь к кургану. Охотникам-апшеронцам удалось по пути отбить захваченное во время вылазки знамя своего полка; в то же время после рукопашной схватки маленькая колонна Фока отняла наши 2 орудия.
Так же успешно было занятие бреши. В передовой колонне графа Орлова-Денисова, где находилось четыре роты апшеронцев, первым поднялся наверх поручик Попов, но, раненный, скатился вниз. Текинцы громко кричали: «Алла! Магома!», рубили шашками, кололи длинными пиками, швыряли камнями. Орлов-Денисов был смертельно ранен. Потребовалась помощь. Козелков подвел три роты ставропольцев с 2 горными пушками: и те не могли сломить текинцев. Тогда генерал хотел сам вести 3-й батальон Апшеронского полка, но его не допустили. Батальон повел седой кавказец подполковник Попов. Один из его сыновей скончался от раны прежде, теперь мимо старика провели под руки другого сына. Обнял его седой воин и пошел дальше. С приближением свежих сил передовые бойцы вскочили на ноги, и все вместе дружно бросились на вершину бреши; подошедший 3-й батальон самурцев уже без всякого приказания поднялся по лестницам в промежутке между обоими обвалами, так что сдавленные со всех сторон текинцы стали кидаться в разные стороны, все еще в надежде удержать русских; но все было тщетно: они наступали теперь сомкнутым строем, сломить который могли только такие же стройные ряды. Текинцы бежали толпами в разные стороны; вся окрестность покрылась беглецами. Только самые отважные продолжали собираться в кучки вокруг своих батырей и знаменосцев. Для этих свобода была дороже жизни, и все они погибли смертью храбрых.
Текинцы так были уверены в неприступности своей крепости, что на этом куске голой земли, примерно около 100 десятин, собрали все свои семьи, часть скота, весь домашний скарб и богатства. Много накопили они золота и серебра, добытого наездами в Хиву, Бухару или же на персидскую границу: все это было скрыто в крепости.
В каждой кибитке солдаты находили большие расшитые мешки с мукой или зерном, женские прялки, лопаты, чугунные котлы и таганы, овчины, кожи, превосходные ковры, шелковые халаты, женские уборы из серебра и бирюзы, сердоликов, кораллов или крупных монет. Мешки с деньгами текинцы припрятали в землю незадолго до штурма. Кроме фуража и хлеба, солдаты получили разрешение брать, что хотят.
С колонной Гайдарова, которая поднялась по лестницам против Мельничной калы, уже более 20 рот вошло в крепость, и чем ближе подвигались войска к кургану, тем теснее и теснее стояли кибитки. По временам оттуда раздавались одиночные выстрелы последних защитников. Солдаты разбивались на кучки, разыскивали виновных: они были озлоблены против текинцев, что всегда бывает после долгой или упорной обороны. Бледные, заплаканные текинки, с кучами детей, метались в разные стороны, не зная, где приютиться. Они бросались на колени, жалобно взывая к офицерам: «Аман-ага! Аман-ага!» (пощади, господин). Конечно, их не трогали. Вот, наконец, и высокий курган Денгиль-тепе. С одной стороны майор Сивинис, с другой шт. кап. Мельницкий, обстреляв ближайшие кибитки, быстро поднялись на холм, и в час пополудни на вершине его развивалось знамя Апшеронского полка; моряки втащили картечницы, которые очистили последнее убежище текинцев. Отсюда Куропаткин послал генералу записку: «Поздравляю с полной победой. Вся крепость наша, оба орудия и знамя отбил назад. Перехожу в наступление, желательна помощь кавалерии». Тогда сам Скобелев, во главе двух эскадронов драгун и Полтавской сотни, провел их через крепость и пустился в погоню; рубили и гнали верст 15, насколько позволяли силы отощавших от бескормицы лошадей.
Когда стали делать подсчет, то оказалось, что у нас убыло из строя до 400 человек, в том числе убитых 59; текинцы же заплатили за оборону дорого, более чем 6 тыс. потеряли; во многих кибитках находили по 15 тел. После оказалось, что все богачи, под предлогом отвезти семейства, ушли раньше штурма и уже не возвращались в крепость. Тыкма-сардар, остальные ханы, ишаны — все бежали, кто куда глядел. Кроме своих пушек и знамени Апшеронского полка победителям досталось медное орудие, 2 маленькие чугунные пушечки (зембуреки), 5 значков да разного имущества приблизительно на 6 млн. Но зато на руках русских осталось 5 тыс. покинутых, обезумевших от страха текинок с их детишками. Это человеколюбивое дело было поручено особому чиновнику. Их поместили в отдельном лагере, выдавали провизию, под больных и раненых отвели особый лазарет. Текинки сначала не хотели идти получать провизию: «На что нам все это, коли скоро снимут наши головы». Однако на другой, на третий день нельзя было узнать робкое запуганное стадо: женщины занялись хозяйством, разыскивали свое добро, а шустрые ребятишки скакали и бегали взапуски.
Когда стало известно, что бежавшие текинцы, скрываясь в песках, не знают, что им делать, Скобелев разослал с надежными джигитами воззвание, в котором приглашал весь ахалтекинский народ повергнуть свою судьбу на милосердие государя императора; он
