Девушка жимолости - Эмили Карпентер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правда? – Флиска со скучающим видом сложил руки на груди.
Норткат улыбнулся. Улыбка была противная. Сальная.
– Ты же сестра Уинна Белла, не правда ли?
– Верно. – Я спрятала за спину испачканные землей руки. – Я – Алтея.
– Ах да, Алтея, конечно. – А это мой племянник Беннет.
Я не отреагировала никак.
– Так что вы там говорите? – спросил Норткат.
– Тут нельзя ничего строить. Здесь, – я оглянулась на Дав, – на этом поле находится кладбище.
– Нет тут никакого кладбища, – рассмеялся красная флиска.
– Нет, есть.
– Ошибаетесь, – настаивал флиска. – Никакого кладбища тут нет.
– У меня есть доказательство, что тут покоится не одно тело, – сказала я.
Парень из охраны отстегнул рацию и отошел на пару ярдов. Я увидела, как за его спиной открылась дверь администрации и из нее выглянула Бет. Она окинула нас взглядом, потом поспешно подошла к охраннику.
– Доказательства? – Красная флиска повернулся к дядюшке: – Что за доказательства?! Вы что, издеваетесь?
– Мисс Белл, – начал Норткат.
Но племянник его перебил:
– Всем известно, где находятся кладбища Причарда. На задворках старой территории и в лесу.
Улыбка старого Нортката сделалась еще шире, обнажив ряд неожиданно белоснежных зубов.
– Беннет, погоди, будь добр. – Он обратился ко мне: – Мисс Белл, эту часть территории госпиталя обещали отдать Историческому обществу Алабамы. Для больничного мемориала. Ваш брат, – его ноздри раздулись, – упокой Господь его душу, – все это и устроил. Это стало одним из последних его дел на земле.
Красная флиска хлопнул в ладоши:
– Так что идите-ка все по домам.
Я не двинулась с места: за мной стояли Джей и Дав, их присутствие придавало мне сил.
– Вы вот что мне объясните, пожалуйста, – обратилась я к Норткату. – Почему вы бетонируете площадку на ночь глядя? Почему не дождаться утра, ведь при свете удобнее?
Красная флиска и Норткат уставились на меня. Ни тот ни другой не проронили ни слова.
– К чему такая спешка, вы торопитесь поскорее замести следы?
Молчание.
– Может, вы опасаетесь, что, если не залить это поле толстым слоем бетона, люди тут кое-что найдут? – Я задыхалась, мой голос стал пронзительным. Я указала на старика: – Я знаю, знаю, что на самом деле тут происходит.
Тут вмешался охранник:
– Я позвонил шерифу и начальнику больницы.
– Отлично, – сказала я, – просто замечательно! Вот и подождем их тут.
– Нет уж, ребята, убирайтесь отсюда подобру-поздорову.
– Мы с места не сойдем, пока они не перелопатят все это несчастное поле.
Мужчины покачали головой и усмехнулись.
Водитель бетономешалки спрыгнул с сиденья и заковылял к нам.
– Вы сказали, здесь кто-то похоронен? – обратился он ко мне.
Я взглянула на Дав. Она указала на место недалеко от водителя и подтвердила:
– Здесь зарыто несколько тел.
Над поляной повисло молчание. Я услышала, как где-то открылась дверь – наверное, в административном здании.
– Несколько? – Водитель приподнял шляпу и уставился на Дав.
– Я видела, как мужчины закапывали их, они делали это ночью. Я живу тут недалеко, поэтому мне все видно.
Флиска, охранник и водитель уставились на нее, и только Норткат украдкой поглядывал на кирпичное здание за спиной. На парковку.
– Что за мужчины? – спросил охранник. – Когда?
Дав пожала плечами:
– Разные. И в разное время.
– Они приезжали снова?
Лицо Дав приняло отсутствующее выражение, было видно, что она не здесь, что мыслями унеслась далеко от этого поля, от сиреневой ночи, от стройки и бетономешалки.
– В двадцатые годы здесь был запасной ход. – Она заговорила спокойнее. – От восточного крыла.
Я вздрогнула: вот оно, сбывается, – говорилось же о двери, которая должна будет открыться.
– Это был подземный тоннель, соединявший главное здание и ряд построек за ним. Они переводили туда буйных пациентов, некоторые медсестры и санитары пользовались этим коридором, чтобы переходить из одного помещения в другое. Хотя и не любили его, считали, что в тоннеле обитают привидения, пользовались им разве что во время грозы. Посередине тоннеля была труба с люком, открывавшимся наружу. Туда сгружали печной уголь для обоих зданий. Если знать место, можно было подняться по желобу и вылезти из люка.
Дав двинулась в сторону магнолии; листья дерева блестели в свете поднимающейся луны. Я посмотрела на Джея, флиска и Норткат также переглянулись. Мы пошли следом за ней. Старушка остановилась и подняла глаза к кроне.
– Люк заперли, но ведь это была всего лишь гнилая деревяшка. Пациентов тогда особо не кормили, так что я была худенькая. Я могла приподнять люк и выскользнуть в щель. Никто меня ни разу не засек.
Она повернулась ко мне. Ее лицо точно распахнулось, глаза полыхнули огнем. Она прижала руки к сердцу.
– Я родилась здесь, в Причарде. Меня звали Рут Лури. А мою мать – Анна. Говорили, она бросилась с пожарной вышки на горе Бруд, потому что забеременела от брата. Семья уложила ее в Причард, врачи привязывали ее к кровати. Потому что она пыталась сбежать.
Я почувствовала, как подступают слезы.
– Когда мне было шесть или семь, я тайком убегала по ночам. Спускалась в тоннель, выбиралась через угольный люк и вылезала на освещенную луной поляну. Тогда я впервые и увидела, как закапывают тела пациентов. Среди них были тяжелые инвалиды, которых насиловали и избивали. Были обезумевшие жертвы неудачных экспериментов. Были насмерть замерзшие, которых поливали из шланга и надолго оставляли на холоде.
Привозили сюда и другие трупы – и чернокожих, и белых. Я не раз видела, как полицейские сгружают тела, завернутые в покрывала или одеяла. У мамы был день рождения, ей исполнилось тридцать. В то утро я проснулась рано, было еще темно. Ночью, пока я спала, мама выбила стекло из фрамуги над дверью. И повесилась на оставленной санитарами веревке. Она похоронена на этом поле. – Голос изменил Дав. – Я оставила ее в палате и убежала по коридору, выбралась в люк. Бежала через поле, через лес, бежала всю ночь. Мне было двенадцать.
Двенадцать, совсем ребенок… Один-одинешенек в страшном и непонятном мире.
Я хотела попросить Дав, чтобы она замолчала, чтобы не рассказывала дальше свою историю здесь, перед этими людьми. Это ведь только ее жизнь, которая их совершенно не касается. Но горло горело, а язык не слушался.
Дав уставилась в темноту:
– Я бежала и бежала – до самой Калифорнии. Знала, что если меня поймают, то отправят назад. А я ни за что не хотела назад – не могла вернуться туда, где мама…
Она запнулась, и я почувствовала чье-то тепло – сзади подошел Джей.
– Спустя несколько лет, когда Чарльз решил отправиться в эти места, я испугалась. Я не хотела сюда возвращаться, однако чувствовала, что меня что-то ждет здесь, в Алабаме. – Дав улыбнулась и сжала мою руку: – Я о твоей прабабушке, Джин. Я увидела ее во время обряда. Она сказала, ее хотят отправить в Причард. Я ничем не могла ей помочь, не могла, и все… – Она замолчала.
– Вы видели, что сделал ее отец, – сказала я, – и знали, где ее будут хоронить, так ведь? Вы знали, где хоронят таких
