Ее андалузский друг - Александр Содерберг

Выйдя за пределы больницы, Гунилла села в машину и долго сидела так, глядя прямо перед собой и ничего не видя. И тут из ее груди вырвался крик — он исходил из самых глубин и рвался наружу, пока не кончился воздух в легких. Потом полились слезы и накатило горе, неодолимое, как порыв урагана. Боль сдавила грудь — Гунилла чувствовала бескрайнее одиночество, словно весь мир покинул ее. Где-то тут же притаилось бесформенное чувство бессилия. Из этого чувства постепенно родился смутный образ, переходящий в осознание — ее полное одиночество поставило ее в ту ситуацию, когда ей абсолютно нечего терять.

Тут она словно очнулась. Открыла окно, чтобы впустить в машину свежий воздух, вытерла глаза и растекшуюся косметику, снова накрасилась, глядя в зеркальце на козырьке от солнца, выпрямилась, глубоко вздохнула, завела машину и поехала прочь.

Ночью она пришла к нему. Залезла к нему в постель на диване, где он постелил себе, забралась в его объятия. Некоторое время лежала рядом, давая себя обнимать, потом поднялась и ушла в свою кровать. Йенс посмотрел ей вслед, попытался снова заснуть, но сон не приходил. Тогда он поднялся, позвонил Юнасу, несущему вахту в больнице, и сказал, что все в порядке.

В кухне он закурил, выпуская дым в окно. На столе завибрировал его мобильник — дисплей указал московский номер.

— Да.

— Твои друзья выехали в Швецию. — Голос Ристо звучал, как всегда, глухо.

— В Стокгольм?

— Да, они едут к тебе…

— Когда они выехали?

— Точно не знаю. Думаю, вчера.

— Ну, пусть приезжают. Они меня никогда не найдут.

— Они знают, как тебя зовут…

— Только то, что меня зовут Йенс.

— Ты ездил в Прагу под своим настоящим именем… Когда встречался с ними в первый раз…

Теперь Йенс вспомнил. Он иногда так делал, когда не видел никакого риска.

— Они выкопали данные в отеле.

— Понятно… Спасибо, Ристо.

Положив трубку, Йенс глубоко задумался.

— Проклятье! — тихо прошептал он.

— Что случилось?

Йенс обернулся — София стояла в дверях и смотрела на него. Он попытался улыбнуться безмятежной улыбкой.

Часы показывали двадцать минут третьего, когда Ларс вставил ключ в замок прокатной машины, припаркованной на Брахегатан.

Он ехал по вымершему городу. Лишь иногда ему попадались люди, большинство из них навеселе. Ларс и сам пребывал в состоянии опьянения, хотя и не задумывался над этим. Всегда чуть-чуть под кайфом — это стало его обычным состоянием.

Припарковав машину в трех кварталах от своей квартиры, он достал оборудование для прослушивания, взял его под мышку и поплелся к себе.

В кабинете Ларс перенес аудиофайлы в компьютер, надел наушники и прослушал запись тех моментов, где он сам еще был в конторе: услышал, как Гунилла отправляет его и Эрика домой к Карлосу. Звук был неважный, расслышать что-то было трудно. Шаги по полу, закрывшаяся дверь. То были шаги его и Эрика. Ларс сосредоточился до предела, услышал писк фломастера, которым водят по доске.

— Два вопроса, которые надо обсудить, — сказал голос Гуниллы.

Тишина, затем снова голос начальницы:

— Прежде чем поговорить о мальчике, я хочу вернуться к событиям прошлой ночи. Ларс знает больше, чем мы думаем. Сейчас Эрик попытается его расспросить.

— Он знает о Патриции Нурдстрём?

Это был голос Андерса. Ларс записал на листе бумаги: «Патриция Нурдстрём».

— Не знаю. Не думаю.

— Но она знала?

— Да, — кратко ответила начальница.

Она? Ларс пытался собрать все воедино.

— Ее нашли? — спросил Хассе.

— Да, ее обнаружила подруга, — проговорила Гунилла.

— Причина смерти?

— Внезапная остановка сердца, как мы и хотели.

Ларс ничего не понимал.

— Никаких вопросов?

— Никаких… во всяком случае, пока.

Хассе кашлянул, Гунилла продолжала:

— Важно, чтобы он пока ничего не знал. Более всего мне хотелось бы убрать его, но если он располагает какой-то важной информацией, то пусть пока остается у нас — в полном неведении.

Несколько секунд — ничего, лишь легкое постукивание фломастером по доске. Ларс прижал наушники ладонями к ушам, сосредоточился до предела.

— Мы должны найти мальчишку и снова взять его, — проговорила Гунилла.

Ларс изо всех сил пытался понять — мальчишку?

— Зачем? — спросил Андерс.

— Надо блокировать Софию. Меня не покидает ощущение, что она может выкинуть какой-нибудь номер. В нынешней ситуации мы не можем этого допустить.

Голос начальницы звучал глухо, без всякого выражения.

Ларс размышлял. Мальчишка?.. Альберт! Что они хотят от него?

— Кажется, сегодня окончание учебного года, — проговорил Хассе.

Затем неразборчивое бормотание Андерса и негромкий ответ Гуниллы. Слов Ларс не смог разобрать. Затем звук отодвигаемых стульев, когда Хассе и Андерс поднялись.

Ларс отключил звук, стараясь понять, что именно он только что услышал, думая об Альберте. Выходит, вскоре после того, как они с Эриком отправились к Карлосу, Хассе и Андерс поехали за Альбертом. Удалось ли им забрать его? И зачем? Что им нужно от него? Ларс напряженно думал. Не промелькнуло ли во время прослушивания Софии что-то необычное, связанное с ее сыном? Ларс закрыл глаза, стал лихорадочно рыться в памяти. Легкое, смутное воспоминание порхало где-то рядом, он путался ухватить его. Не получалось, оно ускользало, но не совсем… Что-то все же осталось, что-то почти незримое и хрупкое. Прищурившись, он осторожно подошел к компьютеру, чтобы не потерять мысль, набрал в поисковике: Альберт, София, кухня. В окне выстроился целый список файлов. Ларс посмотрел на даты и начал слушать с начала. Беседы за завтраком, беседы за ужином, беседы днем, когда Альберт сидел и учил уроки. Разговоры по вечерам: София разговаривает по телефону… Альберт разговаривает по телефону. Множество случайных звуков, которые запускали активатор, чтобы потом стихнуть. Он прослушивал все файлы, перематывал, искал. Проклятье, что-то такое было — но он никак не мог вспомнить, что именно… Нечто, запавшее ему в подсознание. По мере того как он слушал, смутное воспоминание все больше таяло.

Прошло два с половиной часа, а Ларс не просмотрел и половины файлов. Он кликнул на очередной, прислушался, прокрутил тишину в начале. Открылась и закрылась дверца холодильника, голос Софии произнес: «Альберт!» Снова тишина… А затем недвусмысленный звук пощечины.

Ларс прижал наушники руками — качество улучшилось, стали слышны детали. Шаги по полу, кто-то поднялся со стула.

— Что ты натворил, дорогой мой?

Ларс слушал.

— Я ни в чем не виноват.

Голос Альберта звучал глухо, словно он спрятал лицо на плече у матери.

— Все позади, они ошиблись… Они просто ошиблись.

Ларс не помнил этого разговора — вернее, помнил, что прослушивал его, но не слышал в нем ничего такого…

— Но у них были свидетели! Изнасилование? Что это за…

Ларс услышал, как София зашикала на него.

— Забудь об этом. Все ошибаются, даже полиция.

Снова настала тишина, Ларс слушал.

— Он бил меня.

— Что ты сказал?

— Тот полицейский в машине — он ударил меня по лицу.

Невыносимо долгое молчание у него в наушниках, файл закончился. Ларс поднялся, собрался с мыслями и записал на стену то, что только что услышал. В тот вечер он работал до глубокой ночи. Отдельные кусочки мозаики начали, наконец, становиться на места.

На рассвете его разбудил телефонный звонок. Гунилла хотела встретиться.

Оглядев себя в зеркале ванной, Ларс нашел имидж, который должен был сработать. С таблетками проявил осторожность — все же он присутствовал при смерти ее брата… Нужно показать, что это немного выбило его из колеи.

— Как это случилось?

Она стиснула руки на коленях. Было тепло, двадцать пять градусов в тени. Они сидели на открытой веранде ресторана на площади Эстермальмсторг, Гунилла — неестественно прямо, словно готовясь услышать нечто очень для себя мучительное. Ларс опустил глаза, посмотрел в стол, затем снова на начальницу.

— Мы приехали туда, беседу вел Эрик… и внезапно он упал.

Ветерок пронесся по площади, не давая прохлады.

— Как?

— Это важно?

— Зачем бы я тогда стала спрашивать?

Ларс начал:

— Он сказал, что плохо видит. Одна рука у него начала дрожать. Он произнес что-то бессвязное, а потом упал.