Похищение огня. Книга 2 - Галина Серебрякова

— Приглашаю вас, сеньориты, сегодня вечером в прерии. Мы прочтем вслух что-либо из Купера или Майн Рида. Не забудьте взять с собой лассо. Может быть, нам удастся поохотиться на диких лошадей, — прищурив глаза, с нарочитой серьезностью объявил Маркс.

— Наконец-то мы снова покинем сумрачный Лондон, — обрадовались Женнихен и Лаура.

— А пока мы с Тусси отправляемся в дебри леса к царю зверей.

Но таких беспечных, счастливых часов у Маркса бывало не много.

Новый 1860 год был не лучше для Маркса и его семьи, нежели его трудный предшественник. В феврале туманы подолгу не рассеивались над Лондоном. Казалось, никогда не пробиться солнцу сквозь их многослойную разъедающую пелену, и черная мгла сменилась желтой. Уныло гудели гонги и колокольчики, чуть виднелся свет фонарей на облучках карет и в руках прохожих. В смрадной, влажной, клейкой жиже, как в мясном наваре, пышно взрастали бациллы таинственных болезней. Карл часто хворал.

На Графтон-террас было невесело. Даже маленькая резвушка Тусси, кумир всей семьи, приутихла и часами одна перелистывала иллюстрированные томики Шекспира, из которого в пять лет знала уже кое-что наизусть. Чуткая девочка не решалась теперь без спроса врываться в кабинет отца и забрасывать его бесчисленными «почему». Не просила она также, чтобы Мавр покатал ее верхом.

Карл, угрюмо склонившись над столом, работал с утра до поздней ночи. Однажды перед сном он сказал Женни:

— Эккариус очень болен. В доме у него, как ты сама понимаешь, нет ни одного пенни. Представь себе горе его жены и детей, бедняге не на что купить лекарств. Чем бы мы могли помочь ему, родная?

Женни задумалась. Все ценное давно уже было в закладе. Денег также не хватало. Вдруг взгляд ее упал на единственное добротное платье, одиноко висевшее на вешалке.

— Я нашла выход, Чарли, — сказала она живо. — Мы поможем старине Эккариусу.

На другой день было заложено последнее «свободное» платье Женни, чтобы оказать помощь нуждающемуся другу. Карл сам отправился навестить Эккариуса и с нескрываемым удовольствием вручил ему полученные в ломбарде деньги.

Снова клевета — эта смертельным ядом пропитанная стрела, крапленая карта, порождение подлости и лжи, испытанное средство политической борьбы не на жизнь, а на смерть буржуазии с коммунизмом, — подобно зловонному желтому туману, окутала Маркса.

В 1859 году, в Париже, в одном из кабинетов дворца Тюильри, в личной канцелярии императора происходил следующий разговор:

— Выплатите немедленно через доверенное лицо сорок тысяч гульденов господину Карлу Фогту на пропаганду идей императора за границей. У нас не будет промаха, как это случилось с прусской полицией на Кёльнском процессе коммунистов.

— Фогт вне всяких подозрений в кругах немецкой эмиграции. У него солидная репутация добропорядочного демократа, талантливого ученого-натуралиста и неподкупного политического деятеля. Можно ли желать лучшего?

— Его отец — профессор медицины и славится своей больницей в Швейцарии, братья — почитаемые адвокат и врач. В Лондоне Фогт близок с Кинкелем и Герценом, с которым скоро, кажется, породнится. Сын этого богатого русского «звонаря» влюблен в мадемуазель Фогт и собирается на ней жениться.

— Великолепно. Все, что вы говорите, служит надежной гарантией. Наше нападение на коммунистов, главное, на их вожака Маркса, одержимого манией низвержения существующего порядка, будет уничтожающим.

— Если этот неуемный Спартак заподозрит в Фогте нашего друга и единомышленника, сами эмигранты сведут с ним счеты и разорвут его на части, отстаивая честь безукоризненного господина Фогта. Главное — полнейшая конспирация.

— Вы можете быть спокойны. Карл Фогт в этом лично заинтересован.

Вскоре Фогт, не теряя времени, принялся за бесчестное дело. Всю жизнь любой ценой он добивался популярности и видного общественного положения и кое-чего достиг, когда революционная волна 1848 года вынесла на поверхность немало человеческой пены. Избранный во Франкфуртское собрание, Фогт считался там лидером левых демократов и даже в последние, агонические дни этого болтливейшего из парламентов оказался одним из пяти его регентов. Это была вершина его карьеры.

Маркс и Энгельс, прислушиваясь к его многословию, сначала обзывали Фогта просто болтуном, но после 1849 года вынесли ему суровый приговор, так же как всем, кто, отстаивая интересы лавочников и мелких фабрикантов, обнаружил трусость, близорукость и приспособленчество. Фогт в статьях «Новой Рейнской газеты» был изобличен как один из демократов, который своим противодействием задушил все подготовлявшиеся революционные реформы. С той поры Карл Фогт затаил ненависть к коммунистам и ждал только часа, когда сможет отомстить. Близость к бонапартовской клике, сочувствие ее идеям и полученные тайно деньги из императорской кассы дали ему эту долгожданную возможность.

Карл Фогт, шарообразный пузатый господин среднего роста, предпочитал костюмы черного цвета и высокие накрахмаленные воротнички, на которых важно лежали отвислые щеки. Сюртук его был всегда тщательно разутюжен и застегнут на все пуговицы, штиблеты начищены. Он напоминал пивовара или сельского кюре.

После разгрома мартовской революции Фогт эмигрировал из Германии в Швейцарию, где постоянно жили его родные, преподавал в качестве профессора теологию, хотя специальностью его всегда была зоология. Студентам нравились его мшшоматериалистические воззрения. Он умудрялся, всячески оговариваясь, что верит в бога, повторять на своих лекциях вольнодумствующие утверждения о человеческом происхождении Иисуса.

— Христианство, — заявлял Фогт, — явилось страшной помехой для человеческого ума. Оно создало мрак средневековья, в котором человечество едва не осталось навсегда, и породило глупость и невежество… Нет ничего опаснее суеверия для грядущих судеб человечества; пет ничего пагубнее уверенности не только в собственной правоте, но и в необходимости помешать другим мыслить иначе. Это грозит смертью человеческому уму.

Такие разговоры создали зоологу Фогту репутацию независимого и смелого ученого. Герцен назвал его своим другом. Однажды Фогт поразил слушателей заявлением, что мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени и моча к почкам.

Так, орудуя поверхностным, вульгарным материализмом, господин Фогт приобретал известность и доверие. Он отправил из Женевы некоторым лондонским немецким изгнанникам, в том числе и Фрейлиграту, приглашение сотрудничать в швейцарском еженедельнике и изложил заодно свою программу. Ознакомившись с нею, Маркс сказал кратко:

— Словоизвержение.

Но, вернувшись домой, тотчас же написал об этом Энгельсу:

«О революционном движении в Германии, как Фогт «знает из самого лучшего источника», при жизни нашего поколения нечего и думать. Следовательно, лишь только Австрия будет уничтожена Бонапартом, как в отечестве само собой начнется имперско-регентское умеренное либерально-национальное развитие, и Фогт, пожалуй, будет еще прусским придворным шутом».

Внимательно продумав «программу» Фогта и ознакомившись с его книгою «Очерки современного положения в Европе», Маркс все более склонялся к мысли о тесной связи взглядов Фогта с бонапартистскими лозунгами.

«Что бы это могло значить?» — думал он.

Помимо Фрейлиграта, Фогт прислал программу и свои «Очерки современного положения в Европе» также старому знакомому Маркса, баденскому эмигранту Блинду. Это был убежденнейший республиканец с очень узким, однако, кругозором. Собственная персона казалась Блинду столь неизмеримо важной и великой, что совершенно закрывала собой весь мир. Этот человек являлся постоянным объектом подшучивания Энгельса, который отлично понял всю его сущность. Прочитав произведение Фогта, Блинд впал в ярость. Программа, восхваляющая Бонапарта, оскорбила в нем баденца и республиканца. Кроме того, незадолго до этого он каким-то образом узнал, что Фогт получил из Франции субсидию и пытался подкупить одного южно-немецкого писателя, предложив ему крупную сумму денег. Все это Блинд без обиняков изложил Марксу, а затем и Либкнехту.

Спустя некоторое время в анонимной статье появилось сообщение о подкупе Фогта бонапартистами. Рассчитывая на то, что доказательств нет, Фогт, желая защититься, перешел в открытое наступление, а Блинд, испугавшись, упорно отмалчивался. В декабре появилась брошюра Фогта против Маркса. Профессор зоологии, казалось, собрал под переплетом своего произведения, как в чудовищном террарии, все виды пресмыкающихся и бросил им на съедение ни в чем но повинных людей. Подтасовывая факты, щедро пользуясь клеветой и ложью, он распространял злобный и грязный вымысел о деятельности Союза коммунистов, который будто бы преследует только корыстный расчет и преступные цели и с помощью шантажа вымогает деньги для личного обогащения. Как восемь лет назад прусская полиция фабриковала несуществующие преступления для коммунистического процесса в Кёльне, так ныне Фогт выступил вооруженный клеветой.