Где танцуют тени - Кэндис Проктор

– Я ошибался. Частично.

– А еще мне подумалось, что хозяйка кофейни могла услышать больше из ссоры своего жильца и де Ла Рока, нежели призналась вам. Я решила, что попытаюсь сама с ней побеседовать, но когда подъехала к кофейне, мадам как раз куда-то отбывала. Она выглядела… странно скрытничавшей, вот я и отправилась за ней.

Себастьян уставился на безвольно согнутые руки француженки. На подушечках ее пальцев четко различались мозоли.

Мисс Джарвис проследила за его взглядом.

– Однажды Анжелина Шампань сказала мне, что любит музыку, – обронил виконт. – Но, безусловно, была слишком хрупкой, чтобы кого-либо задушить.  

– Баронесса говорила «мы уничтожили», не так ли? Наверняка у нее имелся сообщник. Не тот ли седобородый мужчина, работавший в кофейне?

– Возможно. – Пусть этим занимаются власти. Девлин поднялся. – Что вы сделали со своей служанкой?

– Она сидит в ландо моей бабушки. Я посчитала, эта рухлядь будет меньше бросаться в глаза, нежели модная карета.

– А переоделись вы с той же целью? Чтобы меньше «бросаться в глаза»?

– В данных обстоятельствах павлиньи перья показались мне несколько неподходящими.

Себастьян поймал себя на том, что невольно улыбается. Затем его взгляд упал на мертвую женщину в траве, и улыбка угасла.

– Вы огорчены ее смертью, – заметила мисс Джарвис тоном, выдававшим как ее замешательство, так и неодобрение.

– Анжелина Шампань мне нравилась.

– Она же предательница…

– Не для Франции.

– И убийца.

– Именно этим люди занимаются на войне – убивают друг друга.

– Но здесь же все было иначе!

– Нет, все то же самое, – покачал головой Себастьян. – Разве что не настолько без разбору.

Геро кивнула на распростертый окровавленный труп заместителя министра.

– Ваши слова применимы и к Фоули. Он ведь убивал вражеских шпионов.

– Сэр Гайд шел на это не ради Британии, а ради собственной шкуры – чтобы скрыть свою измену отечеству. Мадам Шампань была права: в некотором смысле это он убил де Ла Рока и Линквиста, хотя и не затягивал собственноручно удавку и не орудовал дубинкой. Именно его тщеславная, самовлюбленная болтливость стала причиной их смерти.

Взгляд Девлина снова вернулся к теперь безмятежно-спокойным чертам француженки.

Над переносицей Геро собрались две хмурые морщинки.

– В голове не укладывается, как баронесса могла работать на Францию после того, что революция сделала с ней. С ее мужем… С сыном…

– То была Франция тысяча семьсот девяносто второго года, страна Робеспьера, якобинцев и террора, а не великая империя Наполеона. Ничего удивительного, что те, кто любит Францию, видят в императоре не чудовище, а скорее…

– Спасителя?

– Вот-вот. – Себастьян задался вопросом, как долго Анжелина была французским агентом. Неужели со времен Директории[52]? Когда еще жила в Венеции, а затем в Испании?

Когда познакомилась с его матерью?

– Все равно непонятно, – не унималась мисс Джарвис. – Если мадам Шампань убила Линдквиста и де Ла Рока, а сэр Гайд – турчанку, кто же тогда заколол Росса и Кинкайда?

– Русский друг Александра, полковник Дмитрий Чернышев. Сложность в том, что я не могу это доказать. А если бы и мог, негодяй пользуется дипломатической неприкосновенностью.

ГЛАВА 50

К тому времени, как Себастьян покончил со всеми малоприятными формальностями, неизбежно последовавшими за насильственной смертью заместителя министра иностранных дел и французской шпионки, город накрыла принесенная ветром грозовая темень.

Придя к жилищу полковника Дмитрия Ивановича Чернышева в Вестминстере, виконт увидел двухколесную крытую повозку, стоявшую в круге света от моргающих масляных фонарей, высоко подвешенных на стенах Абингдон-Билдингс. Русский дипломат в длинном, ниспадающем складками плаще, зажав под мышкой трость с серебряным набалдашником, наблюдал за погрузкой небольшого стола-сундука в задок запряженного мулом фургона.

– Переезжаете? – поинтересовался Девлин, окидывая взглядом громоздившуюся на дорожке кучу чемоданов, картонок и баулов.

Чернышев обернулся:

– Меня отзывают в Россию.

– Вот как? Что-то случилось?

– Да, боюсь, мой отец серьезно болен.

– Очень жаль.

Полковник ответил на сочувствие коротким признательным кивком.

– С утренним приливом в Санкт-Петербург отплывает корабль, «Старый дуб».

– Надо же, как удачно, – уставился Девлин в румяное, симпатичное лицо собеседника. – Должно быть, вы уже знаете о гибели сэра Гайда Фоули и Анжелины Шампань?

– Да, по клубам носится дюжина, если не больше, различных изложений этой истории. Не сомневаюсь, что ни одно из них не является достоверным, хотя, разумеется, о правде можно только гадать. Бедный Александр. Кто бы мог подумать, что он падет жертвой французов и где – здесь, в Лондоне. – Чернышев покачал головой, сложив губы в скорбную улыбку. – Во всяком случае, вы добились для него некоторой справедливости.

– Не совсем. Видите ли, ни Фоули, ни Анжелина Шампань не убивали Росса. – Виконт помолчал. – Это сделали вы.

Русский подал картонку ожидавшему внутри повозки камердинеру и скептически хмыкнул:

– Какой же у меня мог иметься мотив?

– В тот вечер вы и не думали встречаться с приятелем в пабе у Крибба. Наоборот, Александр ждал вас в своей квартире – и не в полночь, а около восьми – и вы отличнейшим образом застали его дома, живого и здорового. Росс пригласил вас зайти, может, даже предложил вина. В конце концов, он только что узнал от Иезекииля Кинкайда, что Соединенные Штаты объявили нам войну, и, несомненно, тревожился, как скажется такой поворот событий на шансах России заключить деятельный альянс с Англией. У Александра остались приятные воспоминания о проведенных в России годах, он симпатизировал вашей стране и хотел, чтобы участие британских войск помогло остановить поход Наполеона на Москву. Росс пытался разыскать своего патрона, но безуспешно, поэтому вполне логично, что он горел желанием обсудить последние новости с давним другом. – Девлин сделал паузу. – Вот только не ожидал от друга удара стилетом.

– Что за нелепица, – фыркнул Чернышев, бросая в задок фургона очередной чемодан.

– Мне кажется, принятое вами под влиянием момента решение убить Росса прежде, чем он сообщит новость начальству, явилось жестом отчаяния. Ирония в том, что, по моему мнению, сэр Гайд Фоули вполне мог приказать подчиненному помалкивать, даже успей тот доложить о полученных сведениях. Но у вас не было возможности предвидеть такой исход, и, полагаю, вы рассудили, что не можете позволить себе рисковать. Поэтому, когда добрый приятель повернулся спиной – вероятно, налить еще по стаканчику? – вы тихонько достали из прогулочной трости стилет и ударили Росса в шею. Затем сняли с бездыханного друга окровавленную одежду, уложили его в постель, чтобы придать смерти вид естественной, и унесли запачканные вещи с собой. Вы посчитали, что на Джаспера Кокса, имевшего собственные резоны хранить молчание, можно положиться, но в отношении Иезекииля Кинкайда уверены не были. Вот почему отыскали американца в «Луке и быке» и послали записочку якобы от Кокса с просьбой явиться в сады «Святой Гелены»…