Красные камзолы - Иван Юрьевич Ланков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Триста? Вот же елки-палки. Я думал — побольше выйдет. Ну да ладно.
— Разрешите идти?
— Ступай, Серов. Пока мы соберемся — ты должен уже обернуться. А нет — так догонишь. И вот еще что. Возьми с собой пару солдат из тех, с кем в одной команде рекрутов был и кто твою старую одежу видел. От греха подальше — вдруг слуга налетчика его раньше найдет?
* * *
Небо с утра затянуло тучами, потому копал я уже в сырой, раскисшей от дождя земле. Сашку со Степаном я оставил на дороге и к лесному озеру пошел один.
М-да. Ночью-то, на кураже, я особо ничего такого не чувствовал. А сейчас, при свете дня, место последнего боя шведа выглядело страшно. Да и его останки… Лучше бы я этого не видел. Такое было замечательное решение — сбросить в озеро и свалить, а? Глядишь, так бы и остался в памяти этот ночной бой как азартное приключение.
Но — надо. И майор приказал, да я и сам чувствовал, что так — правильно. Видеть все неприглядные последствия решения, принятого в горячке, — это как-то… мотивирует, что ли. Да и вообще, урок мне на всю жизнь. У всего на свете есть и свои следы, и свои последствия. Так устроена жизнь: само событие происходит за минуту, а последствий да пересудов о событии — на месяц, а то и на год. Говорят, у полицейских такая работа. Задержание преступника — момент, написание отчетов о задержании — тонна бумаги и вечность времени.
Я вытаскивал из озера останки погибшего и думал, что так и не спросил его имени. Теперь уже и не узнаю. И никто не узнает. А еще подумал, что мне очень не хочется умирать. Вот вообще никак. И уж тем более — самому. Ну вот так если подумать — что бы я с ним сделал, если бы он не достал гренаду? Убил бы? Вряд ли. Чувствую — рука бы не поднялась после разговора. Да и не умею я этого. Взял бы в плен? Ага, оно мне надо, такие пленные? Опять же, из плена можно бежать. У живых всегда есть шансы. А у мертвых… Другое дело, что если бы не толстяк с его электричкой — не было бы сейчас никакой могилы. Лежали бы мы вот так бы оба, облепленные муравьями… брр!
Формирую лопатой аккуратный холмик. Ставлю в изголовье большой круглый валун, что нашел у озера. Надо бы какую-то молитву прочитать, что ли. Хотя вроде бы за самоубийц нельзя молиться, но считать ли этого шведа самоубийцей? Не силен в теологии, так что…
— Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечного преставившегося раба Твоего, врага нашего имени мне неведомого, и как благ и человеколюбец, отпусти грехи, и потребляй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная, избави его вечные муки и огня геенского, и даруй ему причастие и наслаждение вечных Твоих благих…
* * *
Раненого Ерему решили оставить в Печорском монастыре на излечение. Тем более и у майора Стродса, и у Луки Исааковича Симанского были какие-то дела к настоятелю и туда мы бы заехали в любом случае. А раненая нога Еремы делала его полностью неходячим, и тащить его до Пскова представлялось совсем неудобным и для нас, и для него.
Печорский монастырь меня удивил. Даже не так. Ошеломил. Я-то себе представлял монастырь как некие деревянные избушки при церкви, и все. А на деле оказалось — крепость. Настоящая каменная крепость. С высокими каменными стенами, башнями, рвом, все как положено. Причем стены явно не декоративные. На них виднелись выбоины совершенно не природного происхождения. Лука Исаакович с интонациями заправского гида рассказал нам, что в Великую войну эту крепость несколько раз осаждали свеи, но взять так и не смогли.
По размаху Печорская крепость была заметно больше, чем питерская Петропавловская крепость. А может, даже побольше московского Кремля. Ну, мне так показалось. Ничего себе скромная монашеская обитель!
А еще и сам городок Печоры, и окрестные деревни — все они располагались на монастырских землях. И крестьяне этих земель были не государственные, а монастырские. Сашка просветил меня, что монастырские крестьяне не платят налог государству, не несут рекрутской повинности и все такое прочее. По сути — государство в государстве. Хотя судя по внешнему виду деревенских домишек — живут тут совсем небогато. При этом на стенах монастыря стоят вполне себе настоящие пушки, а по стенам прохаживаются вооруженные солдаты в светло-серых кафтанах. Вроде бы на бумаге они числятся как ландмилиция, но на деле… Вряд ли кто сможет им отдавать приказы, кроме смиренного настоятеля скромного Спасо-Печерского монастыря, его высокопреподобия архимандрита Иосифа.
Кареты загнали внутрь крепости, моих солдат и кучера с коляски Луки Исааковича сразу погнали на молитву в одну из многочисленных церквей, стоящих внутри крепости-монастыря. Ереме я вколол последний шприц-тюбик противовоспалительного и сдал на руки монастырским монахам. Они посмотрели его ногу и авторитетно заявили, что рана, конечно, тяжелая, но вроде все обойдется и отнимать ногу не будут. К весне, мол, Ерема будет прыгать как молодой. Ну и слава богу.
Пока весь коллектив был на молитве, господин секунд-майор вручил мне небольшой деревянный сундучок и велел следовать за ним на прием к настоятелю. Мы спокойно пересекли весь двор крепости и зашли в одну из башен. Видно было, что Генрих Филиппович здесь не в первый раз. И, кажется, местным православным служителям не было никакого дела до того, что Генрих Филиппович вообще-то лютеранского вероисповедания. И крестится он слева направо, а не как православные — справа налево. Может, это потому, что здесь нигде не было бабулек, которые постоянно тусуются у входа в церковь и ворчат на всех, кто делает что-то не по канону? Или потому что военный? Что-то вроде мне Ефим рассказывал про то, что военным церковный канон делает послабления какие-то.
Дюжий монах с повадками дворецкого пригласил господина квартирмейстера Кексгольмского полка на аудиенцию к настоятелю, а меня оставили торчать в приемной, с сундуком и ни разу не смиренного вида монахом.
Ну ладно. Мы люди опытные. Стою навытяжку у двери,
