Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих

– Итак, Зибель, – заявил он, – на этом участке железной дороги, к западу от Ежовки и далее вниз до станции Воропоново, нужно подготовить тыловой рубеж для отступающего Четырнадцатого танкового корпуса. Командование наделило вас всеми полномочиями! Задача: останавливать всех, кто приходит с запада, собирать в рабочие бригады и без промедления отправлять на рытье окопов. Особенно водителей! Машины пусть бросают на обочине. К транспортировке раненых и высшего офицерского состава это, разумеется, не относится. Главное, привлеките энергичных офицеров! Подполковник у вас уже есть. Бройер тоже подключен в качестве адъютанта. Кроме того, под ваше командование направлена полевая жандармерия Пятьдесят первого корпуса. Место ее дислокации – лощина Таловая. Для размещения все приготовлено… Вопросы есть?

Майор кусал губы. Теперь настал его черед негодовать.

– Я категорически возражаю, господин подполковник! – в голосе звенела непреклонность. – Предположим, нам удастся сдержать хотя бы часть людей: но где достать для них жилье, провизию, а главное – инструменты?

Лицо Унольда передернуло.

– Зибель, умоляю, не задавайте нелепых вопросов! Я потому и посылаю туда вас, чтобы уладить дело на месте!

Майор Зибель имел репутацию человека прямого и принадлежал к той породе людей, которые рубят правду-матку сплеча.

– Это невыполнимая задача, господин подполковник! Легко сделать невозможное, сидя в кабинете. Только раздай пару приказов, отвечать в случае чего будут другие. Я прекрасно осведомлен… Но, господин подполковник, в такой авантюре я участвовать не намерен!

Унольд сделался бледнее мела. Какое-то время оба офицера молчали, примериваясь друг к другу, мало-помалу Зибель тоже менялся в лице. Потом подполковник, стиснув зубы, вполголоса выдавил:

– Зибель, вы меня знаете! Я вас предупредил!

И тут раздался свист, а вслед за ним грохот разорвавшейся бомбы. Блиндаж задребезжал и покачнулся. Словно невидимая рука содрала целлофан с окон. Все потонуло в облаке из снега, известки и земли. Унольд одним прыжком отскочил к стене. Но в следующую секунду кинулся обратно, выдернул из-под обломков карту с пометками и вложил ее майору в руку.

– Ну, идите, идите скорее! Дело не терпит!

И он подтолкнул всех троих к двери.

Ступавший в широкую лощину Таловую, которая разрезала степь к западу от Ежовки, попадал в край мира и покоя. Среди деревьев и кустов (чудо чудное!) стояли блиндажи и сараи – точно домики на садовых участках. Дымились полевые кухни, дородные лошади жевали длинную желтую солому, между грузовиками и деревьями трепыхалось свежее белье. Возле палатки скотобойного взвода поблескивали розовым и кроваво-красным куски мяса.

Пока Зибель на пару с подполковником докладывал командиру корпуса о прибытии, Бройер отправился на поиски отдела разведки.

Два элегантно одетых офицера, на которых он натолкнулся в одном из блиндажей, приветствовали одичалого гостя натянуто-вежливо. Скользнув взглядом по письменному столу и стульям, по толстому ковру и картинам на стенах, обер-лейтенант Бройер повел длинный рассказ. О тяжелых боях во время отступления, о разгроме дивизии, о жалком существовании впроголодь… Его слушали с почтительной заинтересованностью, так участливо внимает лепету сумасшедшего психиатр. “Знаем-знаем, до нас доходили вести… Здесь на Волжском фронте уже несколько недель тишина… Что тут сказать, там, наверное, ад творился”.

Там! Прозвучало так, будто речь шла о Китае. Возможно ли, что внутри котла еще находились люди, которых пляска смерти, разыгравшаяся в последние два месяца, нисколечки не коснулась?

– Господа! – в голосе Бройера послышалась мольба. – Господа! Через два дня у вас за спиной, всего в нескольких метрах отсюда, проляжет линия фронта… Если фронт вообще будет!

Здесь, разумеется, об этом тоже знали. Новость приняли к сведению, но, похоже, дошла она только до слуха, но не до разума. Где отвесные стены лощины, плавно переходившей в просторную низменность, поднимались только на три-четыре метра, блиндажный городок с чередой окон и дверей, с выложенным дощатым настилом и ограждением, отдаленно напоминал Бройеру торговые улочки Сараево. Здесь располагались квартиры, которые корпус отвел “строительному штабу Зибеля”. Они зашли в переднюю. Обитые фанерой стены со встроенными шкафами и нишами для отдыха, большой очаг, занавески, деревенская мебель – все со вкусом. Зибель с Бройером переглянулись. Толкнули дверь в другую комнату и оторопели. То был бар чистейшей пробы! Интерьер соответствующий: барная стойка, табуреты, буфет, полный бутылок, светильник с красным шелковым абажуром. Расписанные лихим мазком розоватые стены, на стенах – юноши, обнимающие полуобнаженных девиц. В углу железная “эшевка” – настоящая немецкая печка с фирменной бляхой!

– Мать честная! – воскликнул майор Зибель, – посреди такого дива он на секунду забыл о всех треволнениях. – Куда мы попали?

– В квартирное расположение Семьдесят девятой полевой жандармерии.

– Глазам своим не верю. Возможно ли?! Там люди на снегу лежат, а здесь…

Один только несчастный подполковник не видел причин для восторженных вздохов и ахов. С недовольным брюзжанием он выбрал в нише самый мягкий матрас, не преминув посетовать на отсутствие одеяла. Совсем другая дума неотступно сверлила его мозг.

– Завтра займусь своими людьми, – пробормотал он. – Галиматья несусветная – загнать артиллеристов в пехоту! Черт их возьми! Местное начальство просто блеск, ничего не скажешь! Пойди дознайся теперь, где техника. Ведь если в чем напортачили, отвечать придется мне.

Покачивая головой, Бройер всматривался в инкрустированное пенсне и морщинистое – странное дело – почему-то знакомое лицо. Этот человек вообще понимает, где находится? И откуда, скажите на милость, ему понять?! Ну, да бог с ним, очень скоро прозреет.

Зибель предпочитал подполковника просто не замечать. Большими шагами он ходил по комнате из угла в угол, время от времени то запуская здоровую руку во всклокоченную шевелюру, то пощупывая кожаный протез. Внутри него боролись два зверя: долг и жажда протеста. Он тихо ворчал:

– Это безумие! Все коту под хвост… Одни иллюзии, преступные иллюзии!

Вдруг его охватила нервозная жажда деятельности. Довольно бесцеремонно он окликнул подполковника, который только-только с комфортом устроился в своей нише, и заявил, что им нужно немедленно объехать будущую линию обороны.

Бройер остался присматривать за жильем. В нескольких шагах от их блиндажа находилась служба снабжения. Ни о чем не ведающий казначей, добрая душа, выдал ему паек сразу на четыре дня: свежий хлеб, сухари, сыр, масло (откуда только достал!), мясные консервы, сардины, прессованный кофе и в придачу кусок домашней конской колбасы, фунта на три. Как в сказке! Вскоре в камине уже тлели поленья, а в крышках шкворчали толстые колбасные ломтики. Бройер лучился счастьем. Раз уж выпало им пожить еще немного, то хотя бы с комфортом! Здесь, посреди всеобщего хаоса и гибели, их ожидало подобие прежнего мирного уюта, словно созданного волшебными руками, – последний привет из прошлого, прежде чем все кончится.

На улице смеркалось. Бройер опустил занавески и достал привезенные с собой свечи. Но тут вспыхнула лампочка, осветив филигранную резьбу потолка. Яркий электрический свет питался от батареи, работавшей тихо и безупречно! Бройер вскочил и как безумный рванул к двери, где был выключатель. Он щелкал ручкой, зажигая и гася свет снова и снова. Он смеялся, как мальчишка, а по его лицу бежали слезы.

Через несколько часов вернулся майор со своим провожатым. Подполковник по-прежнему оставался в неведении, но удрученное выражение на лице Зибеля говорило о том, что ничего не готово. Увидев залитую светом комнату во всем ее великолепии, он немного развеселился.

– Ну и ну! Черт возьми! Обалдеть! – воскликнул он. – Да тут как в сказке!.. Довольно на сегодня идиотизма! Давайте лучше расслабимся! Через три дня все так или иначе к чертям полетит, и мы тоже… Неужто здесь не найдется выпить?