Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда стрелка на часах приблизилась к отметке «XVI», из здания вынесли первое тело. С расстояния не получилось бы разглядеть его, но Эйвилин никого и не знала. Для неё они все – безымянные винтики, которые приходилось выкручивать ради результата. Умер один или сотня – что с того? Пока она и на шаг не приблизилась к желаемому.
Шалости… Точно. Воевать по-настоящему они с Элертом ещё не начинали.
Через полчаса она спустилась на четвёртый этаж. Комната пустовала. Бывший владелец ночлежки снёс сюда сломанную мебель, рамки от картин, битую утварь и прочие бесполезные вещи, пришедшие в негодность. По углам свисала паутина, на подоконниках жужжали жирные мухи, гревшие бока на солнце. В его лучах красиво переливалась пыль, но от неё же чесалось в носу – хотелось расчихаться. При заселении помещение облюбовали двое молодых людей, служивших в империи младшими чиновниками, однако вскоре они перебрались на этаж ниже: в случае облавы оттуда хотя бы получится уйти по крышам.
В итоге коморка превратилась в убежище для размышлений. Бывало, Эйвилин просиживала здесь до вечера и к ней не лезли без серьёзного повода: иногда ей просто требовалось одиночество. Бесконечные возня, споры и бахвальство подчинённых раздражали.
— Ваше Высочество, вы тут?
В дверном проёме обозначилась жилистая девчонка лет двадцати. Её звали Олли. До революции её родители владели кондитерской фабрикой и несколькими ресторанами в больших городах, а они с братом сутками пропадали на охоте.
Смерти она избежала из-за случайности и недосмотра: пуля прошла по касательной, задев бок, а труп матери завалился сверху, залив светлое платье кровью. Их скинули в овраг, и, выбравшись, девушка месяц провела в бегах, пока не наткнулась на Эзру.
Её жизнь – удача для них. Помимо ярого ненавистника республики, они заполучили в свои ряды превосходного стрелка.
— Вы видели, как полыхнуло, Ваше Высочество? – сверкнула она белозубой улыбкой. – Снова в «яблочко» попала! Готова поспорить: они не ожидали, что с торца тоже бахнет!
— Брэм успел уйти?
Девчонка кивнула и указала куда-то за спину.
— Врача донимает. Его осколком задело.
— Сильно?
— Нет. Царапина, но вы же его знаете: он из чего угодно драму раздует.
Эйвилин насмешливо фыркнула и, на миг вслушавшись в вой сирены под окном, направилась к выходу. Олли подорвалась за ней.
— Ваше Высочество! Долго мы ещё с мелочовкой разбираться будем? Толку-то нет. Мы только дорогу новым гадам расчищаем. Назавтра «сменных» пришлют и глазом не моргнут. Может, попробуем до рыбы покрупнее дотянуться? Я сегодня в торговых рядах услышала, что канцлер…
Принцесса замерла, и девушка едва не врезалась ей в спину.
— Мы будем разбираться с ними столько, сколько я посчитаю нужным, – отрезала Эйвилин.
— Упустим же…
Раздражение сжало горло, но она сдержала его. У некоторых озлобление неслось впереди здравого смысла. Их возбуждали маленькие победы, воодушевляли смешные успехи и будоражило фантомное предвкушение будущих прорывов. Совсем недавно она ничем не отличалась от них.
— Куда они от нас денутся, Олли? Соберут страну в чемодан и сбегут за море? – Девчонка прикусила щёку, став похожей на обиженного ребёнка, и принцесса продолжила: – Что ты предлагаешь? Кинуться грудью на копья? Я лично впустую умирать передумала. У меня для канцлеров заготовлена немаленькая прелюдия.
— Если бы все прилежно исполняли свои функции и не лезли в чужие, дела продвигались бы быстрее. Тебя не просят работать головой, Олли. Нажимай на спусковой крючок, когда надо, понимаешь?
Эйвилин оглянулась. В дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Эзра. Из-за духоты рубашка липла к телу. Светлые волосы чуть вились.
— Ты понимаешь, Олли? – с нажимом повторил он.
В былые дни его улыбками легко обманывались, но теперь привыкли улавливать без подсказок: если лорд Партлан улыбался, то хорошего это не предвещало.
Пусть их юная соратница страдала от дурного языка и горячего нрава, она мигом оценила риски и в конфликт не полезла:
— Да, сэр. Извините, Ваше Высочество. Я позволила себе лишнего.
— Взаимопонимание – это прекрасно, – похвалил Эзра. Впрочем, абсолютно неискренне. – Не держим вас, мисс Лаунд.
— Время от времени я чувствую себя воспитательницей детского сада, в котором вместо игрушек – бомбы, – поделилась Эйвилин, когда их оставили наедине.
— А я – начальником цирка, – хмыкнул мужчина. – Недосмотришь – и приходится вынимать из пастей чьи-то конечности. Не то, чтобы я возражал… Шума от них много.
Он засунул руки в карманы брюк и вытащил нераспечатанную пачку курева. Последнюю – двадцать драгоценных штук. Не горький вонючий табак, которым перебивались до закупки, – настоящие альдийские сигареты.
С деньгами было худо, но с поставками – ещё хуже. Как и предполагала принцесса, не все государства спешили мириться с неспокойным «идейным» соседом под боком. Большинство вполне справедливо предпочли отгородиться от республики железным занавесом и в довесок – блокировать морские пути. Товары пропадали с полок, денежная реформа отбирала накопленные активы, однако сорнийцы почему-то смирно затягивали пояса. То ли лозунги, которыми щедро разбрасывались революционеры, то ли надежда на будущее придавали им терпения. Это, пожалуй, – самая основная причина, не позволявшая сопротивленцам пойти в наступление.
Народ давил их числом.
И тут Эйвилин снова разбивала свои предыдущие убеждения. Ещё полгода назад она считала, что люди ни в чём не виноваты. Теперь же прекрасно осознавала: они натворили не меньше канцлеров.
Отчаяние и вера – самая губительная формула на свете.
Они с Эзрой расположились на пожарной лестнице. В комнате не курили по договорённости: оттуда вообще не выветривались запахи. Ветер не стих: он зашевелил волосы, обвил юбку вокруг ног. Зашелестела листва, и откуда-то донёсся аромат выпечки. От голода сводило желудок.
Мужчина откинул крышку зажигалки и поднес огонь к сигарете девушки. Она закурила, облокотившись на перила, и вдруг усмехнулась. Вечер сгущал сумерки; силуэты домов вдали постепенно таяли – солнце уходило за тучи. Скоро пробьют часы – торговцы закроют лавки, женщины загонят заигравшихся на улице детей на ужин, а в подвале неприметного дома привычно соберётся толпа, ожидающая указаний. Где-то в северной части города этой ночью сгорит участок вигилей, на распутье железнодорожных путей заложат взрывчатку, наутро принесут письмо от союзников… Эйвилин раз за разом прокручивала в голове эту последовательность действий – уже привычную махинацию, – но отчего-то сейчас ей сделалось смешно. Эзра поднял на нее глаза, после чего вынул изо рта сигарету. В его приподнятых бровях читался вопрос.
— Вот же абсурд, – сказала девушка, выдыхая вверх сизый дым. – Ты и я – мы оба – сидим на пожарной лестнице заплесневелого дома.
— Что же в этом особенного? Не впервые же.
— Да то, что год назад я выбирала платья на балы, каталась на лошадях с друзьями и играла в «жмурки» с фрейлинами в саду.
Эзра хмыкнул, поняв, куда она клонит.
— А я просиживал часы за документацией, ездил с братом на охоту и восемь раз в неделю бывал на званых обедах.
Эйвилин щёлкнула пальцами, затянулась и покачала головой, будто пытаясь вытрясти назойливые мысли.
— Ну абсурд же, скажи? Прошлым летом мы с тобой обсуждали нашу свадьбу, а этим – какое государственное учреждение республики поднять на воздух в первом часу ночи.
— Честно, я рад, что наша свадьба не состоялась, – неожиданно признался он, заставив девушку поперхнуться.
От него она таких заявлений не ждала.
— Мне оскорбиться, лорд Партлан?
— Ты меня не любишь, Эйвилин, – всё так же уверенно проговорил он, не купившись на шутливый комментарий. – Я не смог бы насильно привязать тебя к себе и делать вид, что мы счастливы. Наш брак был бы ошибкой.
— С чего ты взял? – нахмурилась она. В груди неприятно, тянуще засвербело. – У меня на лбу не написано.