Вооруженные силы Юга России. Январь 1919 г. – март 1920 г. - Антон Деникин

Букретов — ставленник самостийников — вернулся из объезда станиц совершенно подавленный: вместо традиционных атаманских почестей он встретил там невнимание и грубость. Пьяный станичный атаман, треплющий презрительно по плечу войскового атамана, — такие картины напоминали канувший как будто в вечность 1917 год…

Командующий Кубанской армией генерал Шкуро, которого недавно в станицах носили на руках, пытался поднять настроение, и ему из рядов гудящего как улей станичного сбора бросили:

— Ладно, а помните Екатеринослав?..

Быть может, даже те, что в свое время попользовались там «добычей»…

Шкуро был вскоре сменен генералом Улагаем — доблестным воином, чуждым политики и безупречным человеком, но и его никто не слушал.

Среди донцов нарастало сильнейшее возбуждение против кубанцев, и на бурном заседании Верховного Круга 10 февраля донская фракция поставила кубанцам ультимативный вопрос: «Если кубанцы не намерены воевать с большевиками, то пусть они это прямо скажут донцам, которые в этом случае оставляют за собой свободу действий». Некоторые ораторы поясняли даже последнюю фразу, угрожая жестокой расправой кубанским станицам… После многочасового фракционного заседания кубанцы, указав на аналогию «нынешнего заболевания Кубани» с «прошлогодним непротивлением Дона», выразили согласие бороться «добросовестно» с кубанской болезнью и даже допустить посылку карательных отрядов для принуждения станичников к выходу на фронт[223].

Вслед за тем члены кубанской фракции Круга разъехались на отдельские рады для агитации…

Одни — подымать казачество в армию, другие — в повстанческие отряды. «Верховный Круг теперь утратил в наших глазах все свое значение, — говорил лидер «черноморцев» Белый. — Мы едем на места продолжать работу Крикуна, Пилюка и Рябоволов… Мы приложим все усилия, чтобы поднять массы и, твердо опираясь на силу, предъявить свои требования».

Но «массы» уже не слушали ни тех, ни других. Или, может быть, слушали и тех и других, бросая и Кубанскую армию, и повстанческие организации.

Невзирая на такое равнодушие казачества, кубанские политики проявляли исключительную деятельность, меньше всего направленную к добросовестному выполнению соглашения. В феврале — марте весь Екатеринодар был насыщен атмосферой заговоров — фантастических и даже наивных по замыслу. Так, Букретов в союзе с «черноморцами» обсуждал проект замены Южной власти директорией из трех атаманов… «Черноморцы», считая ненадежными всех кубанских генералов, пытались поставить во главе военного переворота генерала Сидорина или Кельчевского, возглавив одним из них казачьи армии… Наконец, разочаровавшись в донских генералах, в Букретове и в Верховном Круге, «черноморцы» задумали созвать Краевую Раду, удалить Букретова, избрать атаманом Быча, Иваниса или Макаренко, подавить, буде нужно, сопротивление «чужеземцев» (Добровольческая армия, донцы и терцы) и объявить на Кубани единственной Верховной властью власть кубанского атамана.

Воля «народа» во всех этих комбинациях не играла никакой роли.

Кубанское казачество в процессе длительной распри между своими верхами растеряло все идеологические обоснования борьбы; усталость, разочарование и возобладавшее чувство самосохранения вызвали духовную апатию; сытость и богатство устраняли и материальные импульсы для действия, подвига, самоотвержения. В большинстве своем они не шли ни за Россию, ни за Кубань, ни против большевиков, ни против нас. Наиболее охотно они внимали тем речам, которые, как прием наркотического средства, успокаивали и усыпляли тревожные думы: «Большевики теперь уже совсем не те, что были. Они оставят нам казачий уклад и не тронут нашего добра».

Итак, фронт был предоставлен самому себе. Между ним и тылом встала стена непонимания и отчуждения. Английские патроны и кубанский хлеб текли еще из материальных баз, но моральные базы были уже разрушены…

Глава XX. Операции южных армий в начале 1920 года: от Ростова до Екатеринодара. Рознь между добровольцами и донцами

В таких внешних условиях протекали военные действия на доно-манычском фронте.

В начале января фронт главной группы Вооруженных сил Юга шел по Дону до станицы Верхне-Курмояровской и оттуда, пересекая железнодорожную линию Царицын — Тихорецкая, по Салу уходил в калмыцкие степи. На ростовском направлении стоял Добровольческий корпус генерала Кутепова, за Салом сосредоточивалась отступавшая Кавказская армия генерала Покровского, а в центре располагалась Донская армия генерала Сидорина.

Против нас по Дону, от устья до Донца, развернулась 8-я советская армия Ворошилова, далее на восток — 9-я Степина, а от Царицына вдоль железной дороги наступала 10-я армия Клюева, 1-я Конная армия Буденного располагалась в резерве между Ростовом и Новороссийском.

Численность войск была приблизительно одинакова у обоих противников, колеблясь между 40–50 тысячами у нас и 50–60 тысячами у большевиков.

Далее на восток, между трактом Царицын — Ставрополь и Каспийским морем, фронт имел прерывчатый характер. Кроме нескольких локальных очагов зеленоармейского восстания, в этом районе обозначилось наступление частей 11-й советской армии в трех направлениях — на Дивное, Святой Крест и Кизляр, сдерживаемое северокавказскими войсками генерала Эрдели.

После нескольких дней затишья советские войска ростовского фронта перешли в наступление, нанося главный удар со стороны Нахичевани в разрез между Донской армией и Добровольческим корпусом. Очевидно, по соображениям стратегическим и политическим преследовалась еще все та же идея «разъединения», которая положена была в основу всей зимней кампании большевиков.

5 января началось наступление 8-й и 1-й Конной советских армий, и в этот день большевики, овладев Ольгинской, атаковали Батайск. Но на другой день конница генерала Топоркова[224] нанесла сильное поражение дивизиям Буденного под Батайском, после чего совместным ударом с 3-м и 4-м Донскими корпусами неприятельские войска были отброшены за Дон, понеся большие потери. В то же время в низовьях Дона добровольцы[225], отбив все атаки большевиков, преследовали их к нахичеванской переправе и переходили за Дон — к станице Елизаветинской.

На правом крыле обстановка складывалась хуже. Под давлением 9-й и 10-й советских армий 1-й и 2-й Донские корпуса и Кавказская армия, оказывая слабое сопротивление, отходили к западу и к 13 января, перейдя Маныч, развернулись по левому берегу его.

К этому времени советское командование произвело перегруппировку, сосредоточив конную массу Буденного и Думенко, усиленных несколькими пехотными дивизиями, на нижнем Маныче, между станицами Богаевской и Платовской. С 14 января на всем Северном фронте возобновилось наступление большевиков, и в то же время конница их, перейдя через Маныч, отбросила донцов, захватала часть их пехоты и артиллерии и угрожала выходом в тыл нашей северной группе. Но сосредоточенные генералом Сидориным в северо-восточном направлении 6 конных дивизий в боях, происшедших 16–20 января на Маныче, разбили ударную группу большевиков, взяли много пленных и почти всю артиллерию 1-й советской Конной армии. 4-й Донской корпус генерала Павлова[226], сыгравший в этом славном деле главную роль, захватил 40 орудий… Противник в панике бежал за Дон и Маныч, и, если бы донская конница не приостановила преследования, мог бы произойти перелом во всей операции…