Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная - Уолтер Айзексон

Однако он дал ей ясно понять, чтобы она не ждала, что он откажется от своей жены: “Мы прекрасно сможем быть счастливы друг с другом и без того, чтобы причинять ей боль”67.

И в самом деле, даже несмотря на шквал любовных писем Эльзе, Эйнштейн все еще пытался быть хорошим семьянином. В августе 1913 года он во время отпуска решил организовать поход и взять с собой жену и двух сыновей, а также Марию Кюри с ее двумя дочерьми. План состоял в том, чтобы пройти через альпийский перевал на юго-востоке Швейцарии и добраться до озера Комо, где они с Марич пережили свои самые страстные и романтичные моменты двенадцать лет назад.

Как выяснилось, болезненный Эдуард не мог отправиться в поход, и Марич задержалась на несколько дней, чтобы пристроить его к друзьям. Она присоединилась к группе, когда та уже подходила к озеру Комо. Во время похода Кюри экзаменовала Эйнштейна, прося называть все вершины по пути. Они обсуждали и науку, особенно когда дети убегали вперед. В какой-то момент Эйнштейн вдруг остановился, схватил Кюри за руку и воскликнул, объясняя свои идеи об эквивалентности гравитации и ускорения: “Понимаете, мне нужно знать точно, что происходит с пассажирами в лифте, когда он падает в пустоте”. Как вспоминала позже дочь Кюри, “такая трогательная увлеченность жутко насмешила младшее поколение”68.

Затем Эйнштейн проводил Марич с детьми к ее семье в Нови-Сад, где в его пригороде – Каче – у них имелся летний домик. В последнее воскресенье, проведенное в Сербии, Марич, не посоветовавшись с мужем, повела детей в церковь и окрестила их. Ганс Альберт вспоминал позже красивое пение и то, как его брат Эдуард, которому было только три года, шалил. Что касается их отца, он, когда позже узнал об этом, казался ошеломленным, но не потерявшим оптимизма. С Гурвицем он поделился новостью: “Вы знаете, что произошло? Они стали христианами. Ну да мне это безразлично”69.

Однако за кажущейся семейной гармонией скрывался распад брака. После поездки Эйнштейн в Сербию с остановкой в Вене, где он сделал свой ежегодный доклад на конференции немецко-говорящих физиков, один отправился в Берлин. Там он воссоединился с Эльзой. Ей он сказал: “Теперь у меня есть кто-то, о ком я могу думать с чистым восторгом и ради кого я могу жить”70.

В дальнейшем темой их писем друг другу стало обсуждение домашней кухни Эльзы. В своих письмах она щедро изливала на него сердечную материнскую заботу. Их переписка, как и их отношения, составляла разительный контраст с тем, что происходило между Эйнштейном и Марич десяток лет назад. Он и Эльза обычно писали друг другу о вещах, связанных с домашним комфортом, – о еде, душевном спокойствии, гигиене, симпатиях, а не о романтическом блаженстве и поцелуях или тайнах души и озарениях разума.

Несмотря на такие приземленные заботы, Эйнштейну все еще казалось, что их отношения могут не стать обывательскими. “Как хорошо было бы, если бы один из этих дней мы могли бы провести в богемной обстановке, – писал он, – ты понятия не имеешь, насколько очаровательной может быть такая жизнь – без больших запросов и претензий!”71 Когда Эльза подарила ему щетку для волос, он сначала принялся ухаживать за волосами и гордился переменами в своей внешности, но вскоре опять принял свой привычный неряшливый вид и сказал ей, лишь наполовину в шутку, что это потому, что он защищается этим от мещанства и буржуазности. Те же слова он говорил и Марич, но более искренне.

Эльза хотела не только приручить Эйнштейна, но и выйти за него замуж. Даже прежде, чем он переехал в Берлин, она в письмах просила его развестись с Марич. Ее борьба за Эйнштейна продолжалась долгие годы, пока она наконец не выиграла эту битву. Но тогда Эйнштейн еще не сдался. “Ты думаешь, – спрашивал он ее, – что легко получить развод, если у человека нет никаких доказательств вины партнера?” Она должна знать, что практически с сентября они с Марич живут раздельно, даже если он не собирается разводиться с ней. “Я отношусь к своей жене как к работнику, которого не могу уволить. У меня есть собственная спальня, и я избегаю оставаться с ней наедине”. Эльза расстраивалась, что Эйнштейн не хочет жениться на ней, и беспокоилась, что незаконные отношения с ним повредят репутации ее дочерей, но Эйнштейн настаивал, что такой выход – лучший72.

Понятно, что Марич была подавлена перспективой переезда в Берлин. Там ей пришлось бы общаться с матерью Эйнштейна, которая никогда не любила ее, и с его двоюродной сестрой, которую она не без основания заподозрила в соперничестве. Кроме того, в Берлине к славянам зачастую относились даже менее терпимо, чем к евреям. “Моя жена постоянно жалуется мне на Берлин, кроме того, она боится родственников, – писал Эйнштейн Эльзе. – В каком-то смысле она права”. В другом письме он заметил, что Марич боится ее, и добавил: “Надеюсь, вполне обоснованно!”73

И в самом деле, к этому моменту все его женщины: мать, сестра, жена и кузина – воевали друг с другом. Перед Рождеством 1913 года обнаружилось, что сражение Эйнштейна за обобщение теории относительности, кроме всего прочего, помогало избежать семейных неурядиц. В результате родилась еще одна красивая формулировка закона о том, как наука может спасти от чисто личных проблем: “Любовь к науке в этих условиях расцветает, – написал он Эльзе, – поскольку она помогает мне воспарить из юдоли слез в атмосферу покоя”74.

Когда весной 1914 года близился переезд семьи в Берлин, Эдуард слег с ушной инфекцией, и Марич пришлось отвезти его на альпийский курорт, чтобы подлечить. Эйнштейн написал Эльзе: “В этом есть и свои плюсы”. Он сначала приедет в Берлин один, и “для того, чтобы насладиться” этой возможностью, он решил пропустить конференцию в Париже и приехать раньше.

В один из последних вечеров в Цюрихе они с Марич пришли в дом Гурвица на прощальный музыкальный вечер, опять посвященный Шуману, для того чтобы еще раз попытаться поднять ей настроение. Не удалось. Она весь вечер просидела в углу, ни с кем не заговаривая75.

Берлин 1914 год

К апрелю 1914 года Эйнштейн обосновался в просторной квартире в доме, расположенном к западу от центра Берлина. Нашла ее Марич во время приезда в Берлин на рождественские каникулы после того, как ушная инфекция у Эдуарда прошла76.

Семейные отношения портились и потому, что Эйнштейн очень много работал и был чрезвычайно утомлен. Он обустраивался на новом рабочем месте, а на самом деле – на трех новых местах. Кроме того, он эпизодически предпринимал судорожные попытки обобщить свою теорию относительности и связать ее с теорией гравитации. Например, в этот первый для него апрель в Берлине он затеял интенсивную переписку с Паулем Эренфестом насчет способов расчета силы, действующей на электроны, вращающиеся в магнитном поле. Он начал решать задачу, но понял, что решение неправильное. “Ангел слегка приоткрыл мне свое великолепие, – написал он Эренфесту, – а потом показались ослиные уши, и я убежал”.