Преследуя Аделайн (ЛП) - Карлтон Х.Д.

Мои руки погружаются в его волосы, исследуя мягкие пряди, а его собственные благословляют мое тело, проскальзывая под одеяло и исследуя мои изгибы. Его язык сражается с моим, создавая торнадо страсти и миллион сдерживаемых эмоций.

Одеяло кажется тяжелым и удушающим для моего тела, но когда я пытаюсь вывернуться, Зед затягивает меня еще глубже. Я вырываюсь от него, и он следует за мной, делая побег бесполезным, когда от его губ невозможно отказаться.

— Выпусти меня. — Задыхаюсь я между скрежетом его зубов.

— Мы не будем продолжать, Адди. — Заявляет он.

— Почему? — я вздыхаю, и логическая часть меня сопротивляется глупому вопросу. Я должна почувствовать облегчение.

— Потому что когда я трахну тебя в первый раз, я хочу, чтобы ты получила всего меня. А не только кусочки и части. — Он делает вдох. — Сейчас я не цельный. И я не могу поклоняться тебе, когда все, что я вижу, это она.

Потянувшись вверх, я провожу рукой по его шраму, и в ответ он вздрагивает.

— Хорошо. — Шепчу я. Я понимаю. Он сейчас страдает, а я лишь временное отвлечение. Меня это не беспокоит, когда я знаю, что девушка, занимающая его мысли, — это маленькая девочка, которая сейчас мертва. Смерть, в которой он винит себя. — Мне жаль, ты прав. Но я просто хочу, чтобы ты знал, что это не твоя вина. Мысли «что если» будут мучить тебя до тех пор, пока ты будешь позволять им, Зед. Но ты должен помнить всех девушек, которых ты спас. Не забывай помнить и о них.

Он не удостаивает меня ответом. Вместо этого он наклоняется и проводит своими губами по моим. Я позволяю ему исследовать, и наш поцелуй становится намного спокойнее. Ожог — это слабое шипение, бурлящее под поверхностью, но лишенное кислорода, чтобы позволить ему расти.

Секс сейчас не нужен никому из нас. Он не в том состоянии, и я не знаю, буду ли когда-нибудь. Эта история с Зедом — она сбивает с толку.

И в конце концов, мне придется положить этому конец.

Только не сегодня.

Мой телефон завибрировал в руке, и я вздохнула, увидев, что это моя мама. Несмотря на то, что мой мозг кричит мне не делать этого, я нажимаю на зеленую кнопку и прижимаю телефон к уху.

— Привет, мам. — Приветствую я, стараясь, чтобы мой голос не выдал, что я на самом деле чувствую.

— Привет, милая. Как дела? — спрашивает она, и от ее чопорного голоса мое тело застывает. Это тренированная реакция, когда пассивно-агрессивные оскорбления сыплются в мою сторону большую часть времени.

— Я в порядке, просто готовлюсь к ярмарке. — Отвечаю я, бросая взгляд на Дайю.

Мы в моей комнате одеваемся, в воздухе витает пьянящее чувство предвкушения.

Сегодня вечером состоится «Афера Сатаны», и мы всегда проводим лучшее время, черт возьми. Я знаю, что сегодня все будет по-другому. Наконец-то у меня будет ночь, когда мои мысли не будут заняты опасными мужчинами и убийством.

Или, может быть, особенно опасным мужчиной, которого я не видела уже неделю.

— Эта ярмарка с привидениями, на которую ты ходишь каждый год? — насмешливо спросила она. — Я не понимаю, почему тебе нравится ходить на такие мероприятия. Клянусь, существует психическое заболевание, связанное с получением удовольствия от ужасов. — Она бормочет последнюю фразу, но не настолько тихо, чтобы ее можно было четко передать через телефон.

Надоедливые радиосигналы.

Я закатываю глаза.

— Ты звонила по какой-то причине, мама?

Дайя фыркает, и я бросаю на нее взгляд.

— Да, я хотела узнать, какие у тебя планы на День благодарения. Я полагаю, вы с Дайей будете в гостях?

Я подавляю стон, поднимающийся к горлу. Мы с Дайей как супружеская пара и делим праздники между нашими семьями.

У нее большая семья, и они всегда принимали меня с распростертыми объятиями. Их вечеринки сопровождаются громким смехом и играми, и я умираю от блаженства каждый раз, когда ем их еду.

В то время как моя семья маленькая и чопорная. У моей матери средние кулинарные способности, но ей не хватает тепла и уюта, и я обычно рано ложусь спать и ухожу утром.

— Ага. — Подтверждаю я. Я поджимаю губы, обдумывая, как сделать что-то очень глупое, раз уж она позвонила. — Эй, мам?

— Хм? — хмыкает она, в ее тоне слышны нотки нетерпения.

— Могу я задать тебе несколько вопросов об убийстве Джиджи?

Глаза Дайи расширяются почти комично, и она произносит:

— Что ты делаешь?

Она так же, как и я, знает, что мама может плохо отнестись к тому, что мы расследуем убийство Джиджи. Но я должна спросить.

У нее может быть ценная информация, и ссора с ней может стоить того, если есть возможность узнать что-то новое.

Она вздыхает.

— Если это убедит тебя переехать из этого места.

Я не удостаиваю ее ответом на это, позволяя ей верить в то, во что она хочет, если это заставит ее говорить.

— Ты знала лучшего друга дедушки Джона? Фрэнка Зейнбурга?

Она молчит.

— Я давно не слышала этого имени, — говорит она. — Я не знала его лично, но твоя бабушка говорила о нем.

— Что она о нем говорила?

Она вздыхает.

— Только то, что он часто бывал рядом до тех пор, пока Джиджи не убили, а потом он вроде как исчез.

Я закатываю глаза.

— Ты знаешь о пристрастии дедушки Джона к азартным играм? — настаиваю, не в силах сдержать надежду в своем тоне. К сожалению, она это чувствует.

— Почему ты спрашиваешь, Адди? — отвечает она с усталым вздохом. Она всегда устает, когда дело касается меня.

— Потому что мне интересно, понятно? Я познакомилась с сыном Фрэнка, — признаю я. — Он говорил со мной о Джиджи. Он вспомнил ее и рассказал кое-что интересное об азартных играх Джона.

Я не признаюсь, что расследую ее дело. Я бы предпочла, чтобы она предположила, что у нас случайно возникла связь и мы говорили об этом, не более того.

— Как ты вообще вступила в контакт с человеком такого социального положения? Боже, Адди, пожалуйста, скажи мне, что ты не продалась ему.

Мне в рот может залететь муха, а я и не замечу. Мой рот открыт, и все, что я чувствую, это боль.

— Почему… почему ты думаешь, что я когда-нибудь сделаю что-то подобное? — спрашиваю я медленно, в моем тоне явно слышится боль в сердце. Я не могу скрывать это — не тогда, когда моя мать только что обвинила меня в проституции.

Она снова молчит, и мне интересно, поняла ли она, что зашла слишком далеко.

— Ну, тогда как ты с ним познакомилась? — наконец спрашивает она, уклоняясь от вопроса, на который я бы очень хотела знать ответ.

Я фыркаю, решив оставить все как есть. Неважно, почему она так думает, важно, что она так думает.

— У Дайи есть друзья в высших кругах. Мы встретились на званом ужине, и он сказал, что я выгляжу знакомой, я рассказала ему, с кем я связана, и он связал меня с этим. — Вру я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Дайя вскидывает бровь, но ничего не комментирует.

Мне кажется, что в мою грудь вонзилась стрела — ощущение тугое и острое.

— Твоя бабушка сказала, что Джон поставил их в опасную ситуацию своими азартными играми, но незадолго до смерти Джиджи все вроде бы улеглось. Он засиживался допоздна и приходил домой раздраженным, чтобы поругаться с Джиджи по любому поводу, на который он был зол в тот день. Фрэнк был губкой для их отношений. Поскольку их брак не удался, я думаю, что несколько раз он оказывался в центре событий. Мама рассказала об одном инциденте, произошедшем за некоторое время до смерти Джиджи, когда они с Фрэнком поссорились. Мама не очень хорошо помнила, что произошло, только то, что Фрэнк схватил Джиджи, повалил ее на землю и сказал что-то о предательстве. Это все, что я знаю. — Объясняет она жестко, как будто читает стих из Библии.

Это было ее извинение. И хотя сжатие в моей груди не ослабевает, я все равно принимаю его.

Я размышляю над этим, мне интересно, почему Фрэнк так расстроился из-за того, что Джиджи изменила Джону. Возможно, потому что Фрэнка часто ставили в центр, он устал от этого. Поведение Джона неуклонно ухудшалось, и, похоже, это началось, когда отношение Джиджи к нему изменилось после того, как она начала влюбляться в Роналдо. Возможно, Фрэнк винил Джиджи в поведении Джона и в том, что он теряет своего друга из-за опасной зависимости.