Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

На встречах с «бабакинцами» разворачивалась дискуссия. «Королевцы» вроде бы вели споры между собой, обсуждая то одну проблему, то другую. Бабакин слушал и зачастую ловил на себе испытующие взгляды коллег из знаменитой фирмы. Кто ты, наш новый товарищ, каков твой конструкторский и инженерный уровень, что у тебя за душой, с каким человеческим багажом берешься за новое дело? Бабакин и его окружение чувствовали — к ним присматриваются, оценивают со всех сторон. И вот тут происходило самое интересное. Другие на месте новичков старались бы со всеми подружиться, побольше спрашивать, просить помощи (уже в самом «Помогите, пожалуйста» заложено отношение новичков к «зубрам»: я не заносчив и не упрям, признаю ваше превосходство). Невелика мудрость, но она гарантирует относительно спокойное вхождение в круг новых дел.

Сию мудрость Бабакин ведал, но не слишком ей следовал. Он расспрашивал Королева и советовался, когда в этом возникала необходимость, однако не задавал ни одного лишнего вопроса. Таким он был по натуре, таким хотел оставаться всю жизнь, ни под кого не подстраиваясь, ни перед кем не заискивая.

Королев сразу заметил эту черту характера своего преемника. Подумал: «Своенравен, горд. Наверное, к тому же и упрям». А потом ухмыльнулся про себя: «Разве и ты не такой, Сергей? Поладим…» Вскоре до него дошли слухи, что в бабакинском КБ «ропщут», не все ведущие инженеры охотно берутся за новую работу, высказывают сомнения в правомерности передачи им не свойственной для коллектива тематики, счтают нецелесообразным «идти в ученики» и многое начинать с нуля. У самого же Григория Николаевича сомнений «брать не брать» не было, и некоторых своих сотрудников он «принудительно» обязал заниматься соответствующими проблемами. А они были, и много. При проектировании системы посадки лунной станции были две взаимоисключающие модели поверхности Луны — обычная твердая поверхность и толстенный слой пыли, в котором можно «утонуть». Не все было ясно и с Венерой. Давление на поверхности планеты считалось равным примерно 25 атмосферам, а освещенность предполагалась крайне низкой, что-то вроде земных глубоких сумерек.

Королеву «лунная пыль» тоже не давала покоя. Он запрашивал ленинградский Институт теоретической и прикладной астрономии, Главную астрономическую обсерваторию, Астросовет… Ответ был неопределенным: одни считали так, другие этак. Потом нашелся один молодой кандидат наук, вовсе не из именитых, и довольно уверенно сообщил, что пыль на Луне всюду, а вот толщина этого пылевого слоя в различных местах разная. В некоторых она, по-видимому, достигает нескольких метров. Но лунная пыль, по словам того кандидата, не похожа на нашу земную, что столбом поднимается на проселочных дорогах. В глубоком лунном вакууме под воздействием космических излучений, резких колебаний температуры и при полном отсутствии влаги пылинки «слипаются» между собой и образуют грунт, который лишь немного просядет под тяжестью космонавта в скафандре.

«До человека еще далеко», — думал Королев, но ничего конкретного о своих планах не говорил. И однажды в полуутвердительной форме произнес: «Сравнительно небольшой и нетяжелый аппарат не утонет».

С информацией о лунном грунте к главному конструктору зачастили «ходоки»: каждый считал своим долгом поделиться услышанным или вычитанным. Но неопределенность оставалась, и это осложняло положение разработчиков. На одном из очередных совещаний, когда снова разгорелся спор о том, «утонет или не утонет», Королев резко прервал спорящих: «Хватит, там достаточно прочный грунт». Воцарившееся молчание означало не согласие с главным, а немой вопрос: «А кто будет отвечать, если?..» Королев быстро оценил ситуацию, вырвал из рабочего блокнота листок, размашисто написал: «Грунт на Луне твердый» — и расписался. «Вот документ, по которому вы должны работать», — подвел итог.

Бабакин об этой истории слышал. Она казалась легендой, но была сущей правдой. А потому, создавая автоматическую станцию для мягкой посадки на Луну, искал вариант амортизирующей системы. В июне 1965 года бабакинцы запустили свой первый аппарат к Луне и вообще сделали первый шаг в космос. Увы, запуск был аварийным, произошел отказ в системе управления разгонного блока. КБ не получило ожидаемого опыта управления космическим полетом, но его специалисты впервые соприкоснулись с особенностями управления космическим летательным аппаратом, покидающим Землю. А главное — тренировочные наблюдения всего цикла за спиной у королевцев дали возможность многое осознать. Это и позволило переосмыслить процесс управления.

Уже к очередному пуску автоматической лаборатории, получившей название «Луна-8», в КБ Бабакина в полном объеме была разработана новая документация для управления космическими аппаратами. Если раньше командная матрица радиокомплекса была рассчитана на выдачу всего 28 команд, а логика управления предусматривала выдачу с Земли 73 управляющих воздействий, то теперь пошли иным путем: формировать определенные комбинации из серии команд. Привычная старая логика вносила достаточную путаницу в процесс управления, что и явилось причиной нештатного поведения космического аппарата в нескольких предыдущих пусках. Новая обещала успех, но требовала ломки привычного, пересмотра организации всего процесса управления. Королев слушал Бабакина, не перебивал, не задавал вопросов, а только передергивал плечами и постукивал карандашом по столу. Когда тот закончил, устремил на него колючий взгляд своих глаз.

— А если короче и конкретнее? — Вопрос прозвучал с нескрываемым недовольством. Выходило, что его, Королева, главного конструктора ракетно-космических систем, «уел» этот начинающий, по сути, инженер, хотя и весьма авторитетный в своей области. — Что вы предлагаете ломать? — спросил с нарастающим раздражением. — Что именно?

Бабакина не смутил его тон.

— Для надежности на базе электрических схем мы разработали функционально-логические схемы по всем системам космического аппарата, — начал он аргументировать свою мысль. — Вы, Сергей Павлович, можете возразить, что они не предусмотрены никакими ГОСТами. Да, это так. Но новые схемы позволяют наглядно отобразить логику работы систем и их взаимодействие, увереннее работать по командной радиолинии.

Королев отлично понимал, что управление полетом космического аппарата представляет собой сложный контур, в состав которого входит сам аппарат, наземные радиотехнические средства приема и передачи информации, баллистические центры и, естественно, человек — главная оперативная группа управления, организующая взаимодействие всех составных частей контура, от функционирования которой во многом зависит успех выполнения задачи. У него на фирме костяк группы управления и анализа составляли проектанты. И в этом была своя логика. Бабакин же предлагал поручить эти функции группе специалистов, занимающихся радиоуправлением, динамикой и т. д.

— Продолжайте, продолжайте! — Королев не торопился с выводами. В аргументах Бабакина, в его манере их излагать было что-то такое, что заставляло Королева подавить горячность и дать оппоненту высказаться до конца.

— За дешифровку телеметрии в группе анализа мы посадили специалистов по каждой системе, а не формальных дешифровщиков. — Бабакин старался излагать свои доводы точно и твердо. — Возглавил группу тоже специалист-комплексник. Это позволило значительно уменьшить задержку оперативных докладов группы анализа о ходе выполнения программы.

Королев выслушал, помолчав, спросил:

— У вас все?

Бабакин кивнул.

— Пробуйте. — Голос Королева потеплел. — Работа покажет, сколь эффективен ваш подход. Я не ставлю под сомнение логику ваших суждений, она есть, но нужна проверка делом. Рискуем мы многим, очередную аварию ЦК нам не простит.

— Не простит, — согласился Бабакин. — Но мне кажется…

— Перекреститесь, — перебил Королев. — Дайте подумать, осмыслить все, что вы предлагаете.

И вот наступило ожидаемое с нетерпением обоими коллективами очередное «лунное событие». В августе 1965 года «Луна-8» была подготовлена к пуску. Старт прошел без замечаний. Ждали траекторных измерений и подтверждения прохождения и исполнения команд. В то время каждый ответственный сеанс связи докладывался на оперативном заседании Госкомиссии и после обсуждения утверждался протоколом. Каждый сеанс и впрямь был событием в полном смысле этого слова. Оно и понятно: полет в неведомое не может не быть событием. А если добавить к этому уровень личностей, принимавших участие в управлении полетом, то можно утверждать, что событие это имело огромное значение и для науки, и для космоплавания, и для укрепления веры людей в свои силы и правильность выбранных инженерных решений. На оперативках всегда присутствовали президент Академии М. В. Келдыш, министр, кураторы из ЦК и ВПК, С. П. Королев, все главные конструкторы систем космического аппарата, Г. Н. Бабакин, военные.