Возгласы прошлых лет. Часть первая - Сергест Деснен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глен дышал перебиваясь, а Юндар только и мычал. Плачуще мычал.
– Правда, Гленель… Ты всё ещё помнишь тот день? Как ты сжёг всю деревню? Как убил всех детей, населявших её? Помнишь же, как разбил невинное сердце девочки? Как уничтожил в ней счастье? Как безжалостно вонзал в неё кинжал? – он говорил ещё быстрее и стал подползать на коленях. Слёзы, сопли – всё лилось рекой, а он мычал, хрипел и снова мычал в голосе.
– Вы предатель, магистр. Вы предали всё, за что мы сражались…
– Нет, Гленель! Предатель тут только ты… Ты предал в себе человечность, не оставив и шанса этим людям. Ты уничтожил идиллию…
– Чтобы они не смогли уничтожить нас. – гневно ответил Глен.
Его арбалет соскользнул с потного лба, и болт свистнул магистру прямо в сердце. Юндар не успел что-либо сказать, не смог даже пошевелиться. Он всё ещё смотрел в глаза Глену. Жалостливо и безнадёжно. Только лишь прохрипел и вымолвил на последнем издыхании:
– Я виновник, Гленель… Я виновник…
Голос Глена задрожал, и он мигом упал на колени, чтобы не дать упасть Юндару. Он прихватил его за голову и приобнял его, содрогаясь внутри. Всё, что было на лице, разом затряслось: губы, скулы и морщины на лбу.
– Юндар…
Слёзы стали выступать, а голос разразился громогласным припадком. Он звучал, подобно грому, но теперь словно припевал предсмертную речь. Монотонно и казалось, что невозмутимо.
– Это я виновник, Юндар и здесь нет ублюдков Эльна. Существует только один ублюдок и ликов у него четыре. Слышишь меня, страж великий? Я убил десятки невинных и имя мне – смерть. С юных лет видеть умирающих людей… Как это подло… – молвил он неспешно и прикрыл его глаза.
Юндар испустил дух у ног своего самого верного ученика. Когда Глен впервые увидел его, он поклялся в явном презрении к таким людям. Годы шли, и презрение постепенно сменялось на уважение. Глен словно питался мудростью и отвагой прожжённого старика, бросившего всё ради одной заветной цели – забвения. Миллионы людей по всему миру никогда бы не узнали той ветхой истории, если бы не одна деталь… Маленькая и способная на многое, потому что оказалась живой. Руки Кателя Юндара были по локоть в крови: несчастной, безнадёжной и боящейся. Но почему-то истинные убеждения старика сбились с верного пути. Священные гильдии возводились на крови и плоти и излучали лишь символ будущего. Единственного и правильного будущего. Убей хоть тысячи, всё равно в один момент пустишь корни жалости к кому-нибудь. И такие руки: обожжённые в праведности, запачканные предрешением, исполняющие всего лишь одну суть, однажды станут надеждой для одного маленького человека.
И теперь магистр хладно лежал у ног самого верного ученика, руки которого не были верны, но никогда не питали слабости к кому-либо.
– Ты спас девчонку… – произнёс Глен в гневе.
Лицо его не выдавало эмоций, но вот только нутро билось в страхе и играло жутью и ненавистью, вспоминая ту самую ночь двадцать девятой луны.
Тогда светило ярко. Лунный свет словно блестел на нагорье и, переливаясь, серебрился. В ту ночь Глен не мог заснуть, всё обдумывая свой будущий поступок. В то же время чувство тревоги заявляло о его неспособности выполнить приказ. В двенадцать лет не каждый мальчишка может расположить к себе людей так, чтобы те выдали ему нужные слова. Тем не менее Глену удалось выпытать несколько важных тайн от Нессы. Проглядывая покачивающиеся деревья за окном, листвой шелестевшие на ветру, Глен вспоминал её слова:
– Мы обращаемся к природе, словно призываем её, и она нас слушается. Чтобы передать наши истинные желания, мы с мамой… – Несса резко прервалась и, сомкнув глаза, нашептала Глену на ухо, – Мы с мамой придумали короткие песни, подобно той, что передала нам бабушка.
Вспоминая это, Глен поглядывал на спящую Нессу и думал, что то решение самое верное. Самое безболезненное и милосердное к таким. Тем более наставники из карателей не заподозрят чего–то необычного. Ведь, кто сможет узнать причину пожара?
Избитый и переломанный мальчишка излечился в доме добрых сердец, где его кормили, поили и приютили. В уютных руках оказался Глен тогда и был окружён неимоверной заботой и вниманием. Только методы излечения были непростыми. После той песни над ним, Глен уже не чувствовал боли и на следующее утро проснулся слишком здоровым. Всё изнеможение пропало, а мысли стали ясны. Но коварный план Глена явился к нему именно в ночь двадцать девятой луны. Он понимал, что если каратели узнают о происхождении Нессы и её матери, то все сомнения развеются ветром отмщения.
Глен словно оказался там и смотрел за своими действиями с невысокого холма. Он вспомнил, как неспешно поднялся с кровати и вышел из хижины. В той деревне домов было четырнадцать, и во всех спали полные семьи.
Поджигая огнивом солому, которой на крышах домов было достаточно, чтобы огонь мигом хватился, Глен перебежал к следующему дому и повторил действия. За несколько минут все дома были объяты пламенем милосердия. Глен считал, что от запаха гари люди заснут навечно и не почувствуют боли, но он ошибся… Крыши стали падать внутрь хижин, вместе с искрами и необъятным огнём. Истерзанные вопли последовали тут же и он только смотрел взволнованным взглядом. Жуть пробрала его тогда, но он не остановился, ведь оставался последний дом, в пороге которого уже стояла Несса. Она проснулась от воплей, которые заполонили округу. В воспоминании мимо Глена промчались каратели Длан Тормерг и Пирнек Рейн, но он всё ещё смотрел на себя юного.
От следующих мгновений Глен защищался всю свою жизнь.
– Глен?! – напуганная Несса встретила его у порога хижины с кинжалом в руке.
– Прости меня, Несса… – это были его последние слова, сказанные ей.
Его нутро наполнилось сомнением, но руки словно не слушались. Здесь Глен был бессилен, ведь понимал, что уж лучше так, чем перед священным судом. Глаза его налились слезами, как и её тогда. Она сжимала руки на груди, а в её взгляде отражались алые языки пламени и жуткий испуг. Глен истерично заплакал, а кинжал свистнул, прорезав её горло. Он не заметил, как она давилась кровью, падая перед его ногами.
Мать Нессы стала следующей целью. Забежав в хижину, Глен увидел её только проснувшуюся и напуганную. Его руки не дрожали, а кинжал снова свистнул несколько раз над грудью её
