Гуляния с Чеширским Котом - Михаил Любимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда-то в больших магазинах от вас не отставали услужливые продавцы[91], теперь же тут процветает система самообслуживания, в которой главное — не робеть. Выбрав под пронизывающим взглядом продавца фланелевые брюки (еще одна привязанность англофила, последним брюкам недавно исполнилось тридцать лет), я иду в примерочную, получаю у входа квиток, меряю, удивляюсь, что растолстел, и выхожу за очередной парой. Кот следует за мной и придирчиво выбирает брюки. Брать на примерку можно не больше трех пар в один раз, но размеры в Англии иные, чем в Европе, в кабине жарко, выходя за новыми брюками, снова приходится переодеваться, весь этот процесс доводит меня до ручки, и уже хочется выйти в одних трусах.
Гримасы цивилизацииКупив наконец брюки (совсем не те, которые хотелось), возвращаюсь на Найтсбридж и прохожу к Букингемскому дворцу, где однажды гонял чаи в саду вместе с королевой. Кот очень ловко пролезает сквозь прутья ограды, делает несколько прыжков по газону и возвращается обратно, видимо не обнаружив фламинго.
Жил-был король когда-то
Если пройти на Пэлл-Мэлл, или к Мэллу (многие особняки без вывесок — это знаменитые английские клубы, куда не пустят с улицы даже за юо фунтов), а затем через парк к дворцу Сент-Джеймс, то из-под земли слышатся звуки охотничьего рога и Поступи Истории. Тут веселился непревзойденный любовник, король Карл И, он боялся шпионов и даже скрывался от них в дупле дуба. Заклятый враг Карла II, Джон Вильмонт, он же граф Рочестер, сочинил жестокую эпитафию:
Под эти своды прибыл из дворцаКороль, чье слово было хрупко.За ним не числилось ни глупого словца,Ни умного поступка.
Сам дурак и распутник почище самого монарха. О, завистники, они не умеют любить даже мертвых королей!
«Большую часть года в дневное время Англией можно наслаждаться гораздо больше, чем любой другой страной». Это Карл, кто еще так нежно отзывался об английском климате, который по глупости хаяли все кому не лень?
Праздность сильных мира сего ничего не приносит обществу, кроме добра. Вкалывающие короли, цари, президенты — это несчастье для нации, такие трудоголики всё замыкают на себя, не дают свободно вздохнуть подчиненным и превращают жизнь в ад. Они обычно помешаны на реформах и пребывают в заблуждении, что это приносит счастье подданным — в результате после мучительных судорог все приходит на круги своя, ибо жизнь идет по своим непознанным законам и самое ужасное — попытаться ускорить движение. Представляю, как воспрянуло общество после пуританства Кромвеля и иже с ним, шпионы следили за Карлом, королем-изгнанником, подобно тому, как ЧК — ОГПУ наблюдал за белоэмигрантами. В одном донесении шпик, внедренный в окружение короля, рисовал картину «блуда, пьянства и супружеской неверности» и возмущенно констатировал «величайшее непотребство» — посещение театра королем в воскресенье! Пуритане обычно тираны, они прикрывают свои делишки моралью, верят в вечность своей жизни и дел, а на самом деле величественные дворцы, которые они тщательно возводили, оказываются карточными домиками и рушатся под свежим ветром сразу после их смерти.
Поэтому «ура» жизнелюбам!
Как писал тот же граф Рочестер:
В том королевской нет вины,Что жезл его и член одной длины.
И взошел Карл на трон бескровно, без всяких революций и контрреволюций: в 1660 году произошла реставрация Стюартов. До этого он девять лет славно жил в изгнании и предавался страстям (истории известны имена его семнадцати любовниц, а сколько не вошло в ее скрижали!), многие дамы исправно рожали ему детей, хотя Карла сопровождал полковник Кондом, которому приписывают распространение кондомов в Англии. Правда, первенство англичан на презервативной ниве оспаривается: защитный чехол из рыбьей кожи, главным образом для предотвращения сифилиса, был изобретен за сто лет до этого итальянским анатомом Габриелем Фаллопиусом, впрочем, я сам видел оный, принадлежавший Рамзесу II. Карл не пропускал ни одной юбки — приятное для него и полезное для общества занятие. Уже начало правления было знаменательным: во время праздника тридцатилетний король сбежал к своей пассии Барбаре, а все веселились на полную катушку, и дворец в Уайтхолле, потом сгоревший, походил на разноцветную ярмарку.
Король Карл был истинным мужчиной, обожал гонять на лошадях, охотиться на лисиц и кабанов, танцевать до утра, доводя до обморока партнерш, играть в теннис. Именно при нем в Англии начали играть в примитивный, но все же футбол, стало модным устраивать лошадиные скачки и борьбу на арене, тогда вошел в моду крокет на Пэлл-Мэлле, это название прямого, как честная жизнь, проспекта обозначало лишь вид этой игры, именно на этом месте и катали шары.
— А как ты думаешь, пеликаны и лебеди вкуснее фламинго? — спросил Кот, поглядывая на плавающих в озере птиц. — Между прочим, во времена твоего любимого Карла на этих озерах устраивали каток; дамы и кавалеры блистали своими новыми нарядами и, сбросив коньки, вливались в толпу простолюдинов и любовались петушиными боями. Я знаю, как ты любишь бордели, но попробуй их отыскать! А при Карле они располагались прямо здесь, хотя знать больше тянулась к актрисам, искусно сочетавшим свои сценические таланты с платными услугами, собственно, тогда не проводили разницу между актрисой и проституткой. После нудного пуританского правления при Реставрации вновь открылись театры, где играли Драйдена и Конгрива, залы заполняли дразнившие мужской глаз модницы с полуобнаженными бюстами, в антрактах вертелись фатоватые денди…
Блеснув эрудицией, Кот отошел к озеру и попытался приманить к себе гордого лебедя, рассекавшего воды.
Славно и весело жилось королю и придворным после реставрации, но весь этот пир чувств, вся вакханалия наводили на мысли о пире во время чумы (она разразилась в 1665 году). Но где гарантия, что этого не произошло бы, если бы Карл занялся реформированием парламента или улучшением жизни народа?
Рядом с Карлом расцвели три выдающиеся леди, каждая в своем роде гений, и всех их он по-настоящему любил, не доводя это чувство до моногамного идиотизма. Барбаре Вильерс было лишь девятнадцать, а королю двадцать девять, когда начался их бурный и длительный роман. Ее считали весьма искушенной в любовных делах, ибо она досконально изучила книгу сонетов поэта Возрождения Пьетро Аретино, где были рисунки шестнадцати(!) позиций любви. Летописец Самуэль Пипс, бывший моряк и секретарь Адмиралтейства, почти на каждой странице своего знаменитого дневника фыркающий по поводу ужасных нравов того времени, и то клюнул на чары Барбары, хотя считал ее последней шлюхой. Однажды ему выпало счастье увидеть ее нижние юбки, вывешенные для просушки, и он, потрясенный, записал, что никогда в жизни не видел такого тонкого белья. Позже Барбара стала являться во снах этому фарисею: «Миледи Каслмейн (этот титул получил ее муж Пальмер вскоре после коронации Карла) лежала в моих объятиях и позволяла мне делать с нею все, что я пожелаю». Леди Каслмейн прославилась тем, что рожала как кошка, причем приписывала свою плодовитость потенциям короля. За время своей пылкой любви она нажила огромное состояние, и все ее дети получили дворянские титулы, — король был добр.
Добродушные придворные за глаза прозвали короля «Роули» — по имени похотливого козла, пасущегося на лужайке у дворца. Некоторые заискивающие перед властью историки считают, что это было более благородное существо — жеребец; сам король, надравшись, частенько ломился в спальни фрейлин и кричал: «Мадам, откройте! Это старый Роули!» Вечная трагедия развратных королей — это законные наследники, и Карл решил обзавестись женой, естественно, под чутким руководством леди Каслмейн. Дочери португальского короля, которую он осчастливил браком, было далеко до энергичной леди, и она, несмотря на все старания, так никого и не родила. Да и с любовью не вышло: после первой встречи Карл заметил по поводу португалки с прической в виде спиралей: «Я подумал, что вместо женщины мне привезли летучую мышь».
Леди Каслмейн, перебывав в постелях столь видных придворных, как Кавендиш, Хеннингем, Скроуп и внебрачный сын короля Монмут, постепенно выходила из фавора и сохраняла свою власть над королем лишь благодаря целому гарему молодых обольстительниц, которых она поставляла Карлу. А тут скандалы: леди отдалась канатоходцу прямо в его балаганчике, вскоре ее застукали с лакеем в ванне, затем она, зарвавшись, потребовала, чтобы король признал своим зачатое кем-то дитя… Но король особо не гневался и пожаловал своей любовнице поместье недалеко от дворца и титул герцогини Кливлендской.