Никакой магии - Андрей Уланов

Я закрыла глаза, тасуя в памяти картинки. Ну да, точно — на столе передо мной лежал тот самый подручный Кэла, у которого полуэльф отобрал револьвер.

— Что поделать, вэнда… — картинно вздохнул Молинари. — Лучшего экземпляра Кард в мое распоряжение не предоставил. Вас не затруднит расстелить по краю вот это полотно? Благодарю…

Сам герцог поставил на край стола саквояж и, тихо насвистывая какую-то бравурную мелодию, начал выкладывать на полотно сверкающие полированной сталью инструменты — от простеньких пинцетов и до сложносоставных конструкций с пружинами, хватательно-цеплятельными крючками и даже циферблатом. Венцом коллекции — во всех смыслах — стал головной обруч с набором сменных линз.

— Как видите, наш гость на редкость молчалив, — начал Молинари, — и разговорить его задача не из простых. Но если задавать правильные вопросы… к примеру, что у него на пальцах?

— Мозоли.

— Ответ верный… но не полный, — одним ловким движением срезав с пальца полоску кожи, Молинари принялся разглядывать ее, то и дело меняя линзы. — Следы масла… и вкрапления муки. Необычно для рабочего сталелитейного завода, как вам кажется?

— Тут хватает необычного, — обойдя стол, я ухватилась за нагрудный карман и дернула что было сил. — Будьте любезный, кей, прикурите лоскут?

Молинари кивнул и аккуратно поднес оторванный карман к лампе. Пламя мигнуло, запахло жженым волосом, но едва герцог отодвинул руку, огненный язычок тут же сменился синеватой полоской дыма.

— Судя по виду и запаху, чистая шерсть, — заметил Молинари, возвращая мне лоскут, — довольно жесткая и грубая, на мой вкус.

— И с вплетенными цветными узелками. Такую ткань делают в графстве Леттеркенни, на севере, и шьют из них пальто, куртки для рыбаков, офицерские шинели. Но вот пиджак, да еще столь дурно пошитый, я вижу впервые. Нитки, — я выразительно махнула карманом с торчащими обрывками, — дрянь, гнилье, стежки неровны, пуговицы даже не костяные, а небрежно выструганные деревяшки.

— Портной был пьян и костюмчик не удался, — задумчиво напел Молинари. — Ткань украдена, конечно же. Подозреваю, что портновских меток вы не найдете при всем желании. Так, а что у нас во рту? Ага, табачный налет… — я быстро спрятала трубку, — дыр как в хорошем сыре… и три стальных зуба весьма неплохой работы. Не меньше, чем по наггету за каждый, я бы сказал. А вот слизистая необычного цвета — темно-красная… хм, и не предположу из-за чего.

— «Пан масала», — уверенно сказала я, — гоблинская жвачка.

— Жвачка?

— Листья какого-то заморского перца вперемешку с гашеной известью, — пояснила я, — легкий наркотик и стимулятор, каждый пятый орк или гоблин жует эту дрянь.

— Вот как? — Молинари оттопырил ухо. — Не знал, не знал. Надо будет включить эту штуку в план исследований на следующее полугодие. И не трудитесь проверять карманы, вэнда, — остановил он мое движение, — пусто, как в беличьей кладовой по весне. Должно быть, сотоварищи покойного постарались. Лучше подержите наготове вот эти зажимы — нужно будет зафиксировать края разреза.

Трубку я все-таки закурила — минутой позже, благо Молинари даже не смотрел в мою сторону, обеими руками погрузившись в изучение внутренностей покойного.

— Легкие… м-м-м, довольно здоровые для человека, без признаков туберкулеза. Да и цвет лица был не так уж плох. Можно заключить, что покойник довольно много времени проводил на свежем воздухе, да и жил отнюдь не в сырой каморке. Печень, разумеется, с циррозом… и селезенка соответствует. А на завтрак… или обед… м-м-м, птичье мясо, скорее всего, утиное… и пудинг с цветной капустой.

Каким образом герцог сделал последний вывод, так и осталось для меня загадкой. Действие желудочных соков не прекращается со смертью носителя, и содержимое кишок нашего мертвеца являло миру не исключение из правила, а жидкую кашицу неопределенно-противного цвета.

— М-да, негусто. — Выпрямившись, Молинари отложил инструменты. — Боюсь, полковник будет не очень-то впечатлен докладом о наших успехах.

— Вы надеялись найти там пару золотых монет?

— Ну что вы, — отозвался от рукомойника герцог, — стал бы я марать руки меньше, чем из-за алмазов королевы. Их же потом приходится протирать спиртом, а он ушшашно шушит кошу, — окончание фразы Молинари прошепелявил, сжимая в зубах пробку от флакона.

— Плесните и мне.

— Запросто.

В первый момент жидкость показалась обжигающе холодной — даже почти потерявшим чувствительность пальцам. Я принялась энергично растирать руки, с наслаждением ощущая, как теплый огонек в ладонях все сильнее подтапливает сковавший кожу лед.

Но полностью я оттаяла уже наверху, в гостиной, вцепившись в огромную, не меньше пинты, чашу с горячим чаем и купаясь в исходящих от камина волнах тепла и ароматах яблони с можжевельником.

— Поиграем в угадалки, вэнда? — Герцог приподнял бокал и слегка качнул им, внимательно изучая потеки на тонком, словно мыльный пузырь, карконошском стекле. — Моя первая ставка: приказчик из небольшой лавки.

— Очень маловероятно, — отозвалась я. — Эта публика обычно куда придирчивей следит за модой и вообще любит выфрантиться. Добудь такой молодчик отрез хорошей ткани, он бы сшил из нее полупальто — и не у первого попавшегося портного.

— Хм… простой вор?

— С мозолями? — фыркнула я. — Кей, у тех карманников, которые проходили через наш участок, ухоженным пальцам вполне могли позавидовать многие эльфы.

— Резонно, — Молинари сделал глоток бренди, — в таком случае моя последняя ставка — слуга.

— Слуга?

— Почему бы нет, вэнда? Это вполне объясняет мозоли, работу на свежем воздухе, относительно хорошее питание… и даже ткань, которая могла быть просто подарком хозяина по случаю какого-нибудь праздника.

— А циррозную печень как ваша версия объясняет? — ехидно спросила я. — Вот вы, кей, стали бы терпеть среди прислуги существо, регулярно напивающееся?

— Уже терплю, — ответил Молинари. — Миссис Фланаган, особа достойная во многих отношениях, но вот избавить ее от пагубного пристрастия к горячительному мне пока так и не удалось. Впрочем, как вы скоро сами убедитесь, вэнда, стаканчик-другой… и даже третий-четвертый вовсе не мешают ей управляться с иголкой и нитками. И не смотрите на меня с таким искренним ужасом. Вы ведь не собирались ехать к полковнику в своем нынешнем наряде?

Гномское предместье и прежде отличалось от прочих окраин Клавдиума чистотой и безлюдностью, точнее, безгномовостью улиц — подгорные бородачи, переселившись в город, все равно не очень-то любили лишний раз расхаживать по поверхности. Но сегодня эти улицы казались особенно пусты.