Вечерние новости - Артур Хейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я того же мнения, — сказала Айрис Иверли. — Гарри, ты же хочешь, чтобы я завтра с чем-то выступила. А кроме Родригеса, у меня ничего нового нет.
— Знаю, — сказал Партридж. — Я и сам склоняюсь к этому, но есть несколько причин, чтобы повременить. Я определюсь к завтрашнему дню.
Остальным пришлось этим довольствоваться. Про себя же Партридж решил: Кроуфорд Слоун обязательно должен узнать о том, что им удалось выяснить. Кроуф испытывал такую душевную муку, что любой шаг вперед, пусть и не давший пока конкретного результата, послужит ему утешением. Несмотря на поздний час — а было около десяти вечера, — Партридж отправился к Слоуну домой. Звонить он, разумеется, не мог. Все телефонные разговоры Слоуна прослушивались ФБР, а Партридж еще не был готов предоставить ФБР новую информацию.
Из своего временного личного кабинета Партридж вызвал машину с шофером к главному входу здания.
— Спасибо, что приехал и рассказал, Гарри, — сказал Кроуфорд Слоун, после того как Партридж все ему выложил. — Вы собираетесь выйти с этим завтра в эфир?
— Не уверен. — Партридж высказал все свои соображения “за” и “против”, добавив:
— Утро вечера мудренее.
Они сидели в гостиной со стаканами в руках, где всего четыре вечера назад, подумал Слоун, и сердце его сжалось, он, вернувшись с работы, разговаривал с Джессикой и Николасом.
Когда Партридж входил, агент ФБР вопросительно на него посмотрел. Сегодня он подменял Отиса Хэвелока, проводившего вечер с семьей. Но Слоун решительно закрыл дверь из гостиной в холл, и двое коллег разговаривали приглушенными голосами.
— Каково бы ни было твое решение, — сказал Слоун, — я его поддержу. Как ты думаешь, тебе еще не пора вылетать в Колумбию?
Партридж отрицательно покачал головой:
— Пока нет. Пойми: Родригес наемник. Он орудует по всей Латинской Америке и Европе. Поэтому я должен еще кое-что выяснить, в частности, где проводится эта операция. Завтра я опять засяду за телефон. Остальные тоже.
В первую очередь Партридж намеревался позвонить адвокату, связанному с организованной преступностью; Партридж говорил с ним в пятницу, но тот до сих пор не перезвонил. Интуиция подсказывала Партриджу, что Родригес, как и всякий, кто действует подобным образом на территории США, должен непременно войти в контакт с преступными кругами.
Когда Партридж уходил, Слоун положил ему руку на плечо.
— Гарри, дружище, — сказал он взволнованно, — я убедился, что ты моя единственная надежда вернуть Джессику, Никки и отца. — Он с сомнением помолчал, затем продолжал:
— Да, было время, когда мы с тобой разошлись, и если в том есть моя вина, прости. Но как бы то ни было, я просто хочу, чтобы ты знал: все, чем я дорожу в этом мире, в твоих руках.
Партридж хотел сказать что-нибудь в ответ, но не нашел подходящих слов. Он лишь несколько раз кивнул, тронул Слоуна за плечо и пробормотал:
— Спокойной ночи.
— Куда ехать, мистер Партридж? — спросил шофер Си-би-эй.
Было около полуночи, и Партридж устало ответил:
— В отель “Интер-континентл”, пожалуйста.
Откинувшись на спинку сиденья, Партридж вспомнил прощальные слова Слоуна и подумал: “Да, я тоже знаю, что такое терять или бояться потерять любимого человека”. В его жизни сначала — давным-давно — это была Джессика, хотя обстоятельства, при которых это случилось, не шли ни в какое сравнение с нынешней отчаянной ситуацией Кроуфа. Потом Джемма…
Он отогнал эту мысль. Нет! Он ни за что не будет думать сегодня о Джемме. Последнее время воспоминания о ней не дают ему покоя.., они словно наваливаются на него вместе с усталостью.., и всегда причиняют боль.
Он заставил себя вернуться мыслями к Кроуфу, который страдал не меньше Джессики, да еще терзался тем, что потерял сына. Партридж так и не испытал отцовского чувства. Хотя предполагал, что утрата ребенка способна причинить невыносимую муку, может быть, самую невыносимую в жизни. Они с Джеммой хотели детей… Он вздохнул… Джемма, милая.
Он больше не сопротивлялся.., машина плавно катила к Манхэттену.., расслабившись, он предался воспоминаниям.
После простой церемонии бракосочетания в Панаме, когда они с Джеммой стояли перед juez[53] и искренне клялись выполнять супружеский долг, Партридж навсегда уверовал в то, что скромные свадьбы служат началом более крепких брачных союзов, чем пышные, богатые пиршества, которые, как правило, оканчивались разводом.
Хотя это было личное и субъективное мнение, основанное главным образом на его собственном житейском опыте. Первый брак Партриджа, заключенный в Канаде, начинался с “белой свадьбы” по всем правилам: подружки невесты, несколько сотен гостей, венчание в церкви — все по настоянию матери невесты; сему предшествовали “театральные” репетиции, лишавшие смысла саму церемонию. В результате ничего из этого не вышло, за что Партридж винил — по крайней мере наполовину — себя самого, а риторический обет верности — “пока смерть не разлучит нас” — исчерпал себя через год, когда по обоюдному согласию супруги предстали перед судьей.
Напротив, брак с Джеммой, начавшийся столь невероятным образом — на борту самолета папы, — креп по мере того, как росла их любовь. Никогда в жизни Партридж не был так счастлив.
Он продолжал работать корреспондентом в Риме, где иностранные журналисты, по определению коллеги из Си-би-эй, “жили по-королевски”. Сразу по возвращении из поездки Партридж и Джемма сняли квартиру в palazzo[54] XVI века, между лестницей на площади Испании и фонтаном Треви. В квартире было восемь комнат и три балкона. В те времена, когда телестанции тратили деньги, не задумываясь о завтрашнем дне, корреспонденты сами подыскивали себе жилье и подавали счета на оплату. С тех пор многое изменилось: бюджеты сократились, и бухгалтеры стали править бал, теперь телестанции сами обеспечивали сотрудников квартирами попроще и подешевле.
А тогда, взглянув на их первый дом, Джемма воскликнула:
“Гарри, mio amore[55], это же настоящий рай. А я этот рай усемерю”. И она сдержала слово.
У Джеммы был дар заражать смехом, весельем и жизнелюбием. Кроме того, она умело вела хозяйство и прекрасно готовила. Но вот что ей не удавалось, так это считать деньги и пользоваться чековой книжкой. Когда Джемма выписывала чек, она часто забывала заполнить корешок, поэтому денег на счету было всегда меньше, чем она полагала. Но если она и вспоминала про корешок, то ее подводила арифметика — она путала сложение с вычитанием; так что Джемма и банк страдали несовместимостью.
— Гарри, tesoro[56], в банкирах совсем нет нежности, — пожаловалась она как-то после сурового выговора от управляющего банком. — Они.., как это по-английски?
— “Прагматики”, подойдет? — подсказал он, забавляясь.
— Ой, Гарри, какой же ты умный! Да, — закончила Джемма решительно, — банкиры — ужасные прагматики.
Партридж легко нашел решение. Он стал сам регулировать семейный бюджет, что было минимальной данью тем милым новшествам, которые появились в его жизни.
Но Джемма обладала и другой особенностью, требовавшей более деликатного подхода. Она обожала машины — у нее была старенькая “альфа-ромео”, — но, как многие итальянцы, водила чудовищно. Иногда, сидя рядом с Джеммой в “альфа-ромео” или в его “БМВ”, которую она тоже любила водить, он зажмуривался от страха, но всякий раз им удавалось уцелеть, и он сравнивал себя с кошкой, потерявшей одну из своих девяти жизней.
Когда жизней осталось всего четыре, он решил попросить Джемму больше не садиться за руль.
— Я слишком люблю тебя, — уговаривал он ее. — Когда мы расстаемся, меня мучает страх: я до смерти боюсь, что ты попадешь в аварию и пострадаешь.
— Но, Гарри, — запротестовала Джемма, не понимая, о чем идет речь, — я же осмотрительный, prudente[57] водитель.
Партридж не стал продолжать спор, однако время от времени вновь касался этой темы, уже изменив стратегию, мол, Джемма действительно осторожна, но он сам просто псих. Однако все, чего ему удалось добиться, так это условного обещания:
— Mio amore, как только я забеременею, ни за что не сяду за руль. Клянусь тебе.
Это было лишним подтверждением того, как им обоим хотелось детей.
— Не меньше троих, — объявила Джемма сразу после свадьбы, и Партридж согласился.
Партриджу приходилось периодически уезжать из Рима по заданию Си-би-эй. Джемма же продолжала работать стюардессой. Однако вскоре стало очевидно, что так они почти не могут бывать вместе, поскольку иногда не успевал Партридж вернуться из командировки, как улетала Джемма, и наоборот. Джемма решила, что ради семейной жизни прекратит летать.