Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

Пять искусственных озер-прудов, располагавшихся как бы лестницей, требовали особо крепких плотин. Такие придумал и осуществил на деле крепостной мастер Марко Терентьевич Попов. Одна из плотин была более четырех верст длиною.

При плотинах были устроены «вододействующие механизмы» — водяные мельницы, валы которых приводили в движение заводские механические устройства. Такие «пошвенные» мельницы (вода в них била под колеса) сконструировал и привел в действие другой крепостной мастер-изобретатель, сын предыдущего (!) Василий Маркович Попов. Когда позднее на Выксунские заводы приглашены были служить иностранцы-инженеры француз Трувеляр и англичанин Кларк, они, подивившись мастерству крепостного самородка, внесли в конструкцию колес лишь самые незначительные усовершенствования.

Некоторые части заводского оборудования на первых порах Иван Баташев выписывал из-за границы. В 1790 году крепостной слесарь Колынин, побывав в Петрозаводске на Олонецких заводах, увидел там русскую новинку — цилиндрические меха. Возвратясь домой, Колынин устроил, по памяти, такие же на Выксе, вполне заменившие иностранные.

Мастер Ястребов придумал в свою очередь меха, где балансы, укрепленные на полу, на подушках, не выше полуаршина, давятся внизу рычагом от водяного колеса и в то же время другим концом поднимают поршни. Все дивились простоте ястребовской выдумки!

Этот же Ястребов отличился еще при оборудовании проволочной мастерской, где сооруженные им чугунные верстаки имели клещи, действовавшие рычагами очень плавно и спокойно, без обычных тогда рывков и толчков.

Почти с основания заводов, целых двадцать два года, трудился крепостной мастер Трофим Осипович Жилкин (умер в 1800 году), назначенный братьями Баташевыми распорядителем всего заводского производства. Когда, при Иване Баташеве, появились на заводе инженеры-иностранцы, он заменял последних в случаях отлучки с завода.

Совершенно исключительную одаренность проявил мастер Максим Перфильевич Горностаев. По его наметкам и расчетам была устроена первая проволочная фабрика, переменен способ углежжения, введены в катальных (прокатных) чугунные цилиндры вместо железных. Упорно учась с молодых лет, Горностаев овладел с некоторою помощью заводских иностранцев тремя иностранными языками. Знания его оказались настолько совершенными, что он переводил много с немецкого и французского и некоторые переводы напечатал. Оставил изрядную библиотеку детям. И все это он совершил, будучи крепостным человеком Баташева. Лишь незадолго до смерти (умер в 1809 году) получил вольную от своего хозяина.

Тридцать первых лет жизни «Нижегородского Урала», несмотря на насилие, произвол и жестокость крепостников, свидетельствовали о высокой одаренности народа, выдвинувшего из своей среды целую плеяду талантливых изобретателей, чей разум и воля, желание прославить родину вызывают и сегодня нашу восторженную признательность и благодарность.

Глава VI

Суеверия и приметы в быту. Арзамасские впечатления академика Лепехина. Народно-бытовая медицина. Лечебные средства. Записи местного наблюдателя. Медики-дилетанты. «Бестужевские капли». Балахонский «алхимик» Ерофей Ерофеев. Городовой врач Никита Станщиков. Лечение «сумазбродных» людей. Чумная эпидемия 1771 года. Первая аптека. Детский приют.

Денис Фонвизин, автор бессмертной комедии «Недоросль», изобразил туповатого Митрофана — дворянского «недоросля», самое имя которого стало синонимом тупицы. Немало «Митрофанушек» проживало в дворянских семьях Нижегородской губернии. Народные же массы, задавленные и забитые «сильными мира сего», не получали и тех крупиц знаний, которые выпадали на долю незадачливого, ленивого барского дитяти.

Недостаток школ, книг, крайне тягостные условия существования связывали «крылья души народа». Предрассудки, суеверия, нелепые поверья были характерны для народного быта едва ли не на всем протяжении XVIII века.

Встречи на улице с попом, рыжим монахом, косым нищим, старой девушкой, с похоронной процессией, с пустой телегой или с человеком, несущим пустую корзину, предвещали неуспех дела, по которому человек вышел из дому.

Хорошо, если можно быстро вернуться обратно, переодеться в другую одежду и вновь пойти по тому же делу. Но если дом далеко, нужно тотчас и незаметно для встречного бросить железную булавку (или гвоздь) на мостовую, чтобы уничтожить «вредность» такого происшествия.

Путнику в далекой дороге грозит беда, если дорожную колею перебежит заяц. Необходимо не мешкая остановить экипаж и быстро обойти три раза лошадь с упряжью.

Ворон, сидящий на колокольне и каркающий, предвещает покойника с той стороны, куда смотрит. Если он сидит на крыше жилого дома и, каркнув, полетит к церкви, то в доме кто-нибудь умрет. Если же полетит от церкви или под гору — это хороший признак.

Если собака на дворе воет, подняв голову вверх, — жди пожара; если начнет выть, смотря в землю, случится дома беда; если при вытье царапает когтями землю — предсказывает зло на свою собачью голову.

Большое несчастье предстоит в случае, если воробей, галка, ласточка нечаянно влетят в комнату. Их необходимо немедленно поймать и свернуть шею, «чтобы несчастье обернулось на голову птицы, а не на хозяина дома».

Многое множество разных примет и «противоядий» должен был помнить пугливый обыватель, чтобы вовремя обезопасить себя от «зла».

По пятницам не следует начинать какое-нибудь новое дело, иначе все дела предстоящей недели будут пятиться назад… В ущерб луны нельзя стричь волосы и ногти — здоровья убавится… Нехорошо встать с постели левой ногой — удачи целый день не будет… Через порог не здоровайся и не прощайся — поссоришься… Не желай удачи рыболову, охотнику, грибнику — получится наоборот… За стол тринадцатый не садись — дурное к себе присадишь… Во время грозы и особенно градовой тучи некоторые суеверные нижегородские обыватели выбрасывали из окон на улицу или на двор сковороду, ухват, кочергу, косу, надеясь этим «утишить» грозу…

Рядом с приметами бытовали в нижегородской жизни вплоть до конца века многочисленные предрассудки, не имевшие решительно никаких логических оснований. Широко распространено было мнение, согласно которому употребление в пищу селедки (самой обыкновенной волжской селедки!) вредно для здоровья. Рыбу так и звали: «сельдь бешеная» или «сельдь-бешенка».

Остались в нижегородском быту и унаследованные от предыдущего столетия «наговор», «порча», «сглаз». Эти грубые суеверия бывали предметом судебного разбирательства вплоть до последних лет XVIII века.

В 1785 году в нижегородские губернские судебные места была прислана из села Спасского Васильского уезда крестьянская женка Федосья Антонова по причине найденных у нее нескольких высушенных лягушек. Узелок с остатками сухих лягушек обнаружил у Антоновой муж