Красный Дракон Империи (СИ) - Панов Евгений Николаевич

— А ты то тут что за хрен с горы? — грубо спросил Блюхер, видя перед собой совсем молодого человека в простом комбезе.

— А вот я как раз тот, кто может и арестовать, и приговорить, и привести приговор в исполнение, — я сунул Блюхеру под нос свою заветную красную корочку. Тот сразу побледнел.

— Извините, товарищ…

— Не надо, не продолжайте, — я остановил его, — Объясните мне лучше, товарищ Блюхер, — я умышленно не стал обращаться к нему по званию, — почему несколько батарей сверхмощных самоходных миномётов стоят у вас в тылу и бездействуют? Их прислали сюда для участия в боевых действиях, а не для красоты. Отчёт об их эффективности ляжет прямиком на стол товарища Сталина. А о чём командирам писать, если они не сделали ни единого выстрела по противнику? Так что будьте добры обеспечьте их участие в боях. А что касается особой авиагруппы, то вам уже всё объяснили. Она выполняет приказы либо товарища Сталина, либо мои, как лица на то уполномоченного. Задачи авиагруппе определены ещё в Москве.

— Но нам надо нанести бомбовый удар по занятым японцами позициям? — пытался оправдываться Блюхер.

— Вот именно для этого у вас и есть те самые миномётные батарей.

Блюхер улетел к себе, а я отправился на радиоузел и составил шифровку в Москву о действиях, вернее бездействии, командующего Дальневосточным фронтом Блюхера. Из Москвы сообщили, что Блюхер отозван в Москву, а командование принял генерал-майор Штерн[46], который получил указание оказывать мне полное содействие.

Так же нашей авиагруппе передали готовность 10 часов. Именно через это время истекает срок ультиматума, предъявленного Японии Советской стороной. В тексте ультиматума было требование в течении 24 часов прекратить огонь и отвести японские войска за линию государственной границы. В противном случае Советская сторона оставляла за собой право применить все возможные силы и средства для восстановления статус кво.

Я сразу связался с командующим авиацией Приморского фронта Павлом Рычаговым и передал о 10-ти часовой готовности авиации фронта. Через 10 часов, рано утром 2 августа, должен был быть нанесён массированный бомбовый удар по японским позициям и штабам. Это будет прикрытием нашей операции.

В назначенное время все пять стратегических бомбардировщиков поднялись в воздух. Я сразу устроился на месте бомбардира. Учитывая мои способности, отбомбиться с ювелирной точностью не являлось проблемой.

Над целью появились точно в расчётное время. На небе ни облачка. Видимость миллион на миллион, как говорят в авиации. Я приник к бомбовому прицелу, когда раздалась очередь из кормовой спаренной 23 мм артустановки.

— Что там? — спросил я по СПУ[47], не отрываясь от прицела.

— Пять И-97[48] пытались атаковать. Три уже отлетались, ещё два крутятся в стороне.

— Принял. Право 10. Так держать. На боевом, — даю команду пилоту.

— Есть на боевом.

Всё, теперь самолёт идёт как по ниточке. Сейчас мы как никогда уязвимы. Ловлю в перекрестие прицела здание штаба Квантунской армии и, доверившись своим ощущениям, задерживаю сброс на секунду. После подаю общую команду "Сброс" и нажимаю кнопку. Самолёт резко идёт вверх, освободившись от тяжкого груза. Прибавляем скорости и лезем на максимальную высоту. Здесь нас не достанут никакие истребители. Да и не догонят. У И-97го, насколько я помню, потолок 10 км, а максимальная скорость чуть больше 400 км/ч.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Внизу видна сильнейшая вспышка и тут же всё заволокло дымом и пылью. Дополняют картину многочисленные взрывы мелких бомб, разлетевшихся из ротативных кассет. Оборачиваюсь к сидящему за штурвалом Чкалову и молча показываю большой палец. По глазам видно, что он улыбается. Лицо то закрыто кислородной маской.

Уже спустя некоторое время от агентов Гоминьдана мы узнали, что единственный выживший пилот атаковавшей нас пятёрки истребителей (а наши борт-стрелки сбили все пять), сошедший с ума от увиденного им на земле, утверждал, что в небе повстречал пять красных драконов, которые обрушили свой гнев на пришедших на их земли чужеземцев. Учитывая что одновременно с нами удары авиации наносились как непосредственно по войскам, так и по штабам и линиям снабжения, его слова всерьёз не приняли. То, что у Советов есть большие самолёты, так об этом все знают. Вот только не знают НАСКОЛЬКО большие самолёты есть у этих самых Советов.

Попрощавшись на Хабаровском аэродроме с экипажами бомбардировщиков, которым предстоял перелёт на свою базу, я вылетел на Р-5 в район боевых действий. Предстояло ознакомиться с результатами боевого применения самоходных миномётов. Перелёт был долгим и не слишком комфортным. Лететь предстояло практически на максимальную дальность для этого самолёта, да ещё в открытой кабине почти 4 часа. Сверху хорошо было видно перемещающиеся войска. Бойцы махали нам руками приветствуя.

Сели в непосредственной близости от батареи 240 мм "Тюльпанов". Командир батарей, знакомый мне ещё по полигонным испытаниям, доложил о состоянии матчасти и о полном расходовании боеприпасов. По его словам эффективность миномётов крупного калибра была очень высока. Отдельными разрывами удавалось уничтожать целые подразделения противника. Не спасали никакие полевые укрепления. А звук летящей мины, калибром 240 мм обращал японских солдат в бегство. Пока общался с расчётами боевых машин, подъехал УАЗик (их начали выпускать на автозаводе в Ульяновске. Редкая, пока, в войсках машинка) в сопровождении БТР с отделением бойцов и БРДМ-2 в качестве головного дозора. Приказ наркомата обороны категорически запрещал передвижение командиров от комдива и выше в зоне боевых действий без охраны. Из УАЗика вылез генерал-майор Штерн, с которым я мельком виделся ещё в Москве.

— Здравствуйте, товарищ Головин, — поздоровался первым Штерн. — Решили навестить своих крестников?

— Здравствуйте, Григорий Михайлович. Да, оказался тут по случаю рядом и заскочил узнать, как они тут, не обижает ли кто, — я был в лётном комбинезоне без знаков различия и поэтому обратился по имени.

— Этих обидишь, — усмехнулся командующий, — Они сами так самураев обидели, что от тех только клочки летели. Побольше бы таких машин.

— Ну раз вы хвалите и просите ещё, то значит будем выпускать ещё. А эти необходимо срочно отправлять обратно. Испытания прошли успешно, боекомплект расстрелян полностью.

Штерн попросил расчёты построиться у боевых машин и объявил им благодарность от командования фронта. Все будут представлены к наградам. Затем он предложил проехать с ним в расположение одного из полков, где разведчики приволокли пленного японского офицера. Приволочь то они его смогли, а вот допросить никак не могут. Японского толком никто не знает. Вот Штерн и поехал туда, чтобы забрать пленного и допросить уже у себя в штабе. Я охотно согласился и сказал, что хорошо владею японским и смогу поговорить с пленным прямо на месте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пленным оказался офицер в звании тайса, то есть полковник по нашему. Я просмотрел документы, бывшие при нём. Тайса Омуро Минамото, японский военный советник в армии Маньчжоу-го.