Непобежденные - Владислав Бахревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ложь и правда
Десять дней Митька Иванов со сворой полицаев пытал Клавдию Антоновну Азарову и Марию Ильиничну Белову. У Беловой в доме все десять дней ждала партизан засада.
19 декабря начальник Тайной полиции Антонио Айзенгут сам допросил Олимпиаду Зарецкую.
– Я работала бок о бок с Клавдией Антоновной. – В глазах Зарецкой сверкали слезы. – Я жила с ней через стенку. Мы вместе завтракали, мы вместе работали, принимали гостей! Господин офицер! Нашими гостями были Иванов, Андреева, врачи, которым недавно дали комнаты в нашей квартире. Но – партизаны?! Партизаны ставят мины в городе! Партизаны вызывают самолеты, и на наши головы падают бомбы!
Олимпиада Зарецкая защищала подругу с отчаянием: очаровательная Клавдия Антоновна ненавидит зло, а партизаны – зло.
– Здесь что-то не так! – говорила Зарецкая Айзенгуту. – Вы сами всё проверьте. Пожалуйста! Вы опытный офицер, вы не допустите ошибки!
Айзенгут Олимпиаду Зарецкую отпустил, а Митька Иванов – тоже ведь удивительная новость! – избавил от наказания Рыбкина и Щербакова. Семёна отправили в Бытошь, на работы в немецкой части.
Володьку – в Курганье, в немецкий батальон – ездовым и конюхом.
Врачей Соболева и Евтеенко не тронули. С Евтеенко Иванов даже крепко гульнул. Мало того! Бывшего советского офицера Бойкова, у которого в сапоге нашли партбилет, Митька устроил на завод – инженером! Отпустил арестованного Астахова, отпустил Николая Евтеева, одноклассника. Сказал ему прямо:
– Я знаю, ты входил в группу Шумавцова. Но дело это законченное. Группы не существует. Живи, но помалкивай.
А тут еще по Людинову прошел слух: Иванов заступается за арестованных. В КПЗ сидел партизан Коликов, а рядом с КПЗ помещалась колбасная. Колбасники, немцы, устроили для себя развлечение. Вваливались в камеры и всласть лупили сидельцев. Митька пошел к самому генералу, и генерал вход колбасникам в КПЗ запретил. И в тот же день Митька пострадавшего от побоев Коликова отпустил на все четыре стороны.
20 декабря полицаи отвезли Марию Ильиничну Белову на станцию Вербицкую, расстреляли на обочине шоссе. И оставили. Так лежат на дорогах трупы собак, кошек. Но герои сраму не имут. Позор казни – дно пропасти, о которое расшибается зло.
Клавдию Антоновну видели, когда ее вели по коридору из Митькиного кабинета. Вместо глаза – кровавое месиво. Каких признаний добивались? На отца Викторина? На Олимпиаду?
Митька явился к Олимпиаде Александровне домой и прошел на кухню:
– Где у вас спички?
Олимпиада Александровна подала коробок. Митька сам взял сковороду, положил на нее два листика бумаги и зажег.
Подождал, когда сгорят.
– Вот и всё. Сгорела смерть вашего брата. Признаюсь вам, я очень не люблю попов. Ваша смерть тоже в этом пепле.
Олимпиада грозно сдвинула брови:
– Это что значит, господин Иванов?
– Это значит, что я добыл-таки признания от Азаровой. Эти признания – вот они. Их уже не существует, и самой Азаровой тоже не существует. С нынешнего дня. То, что вы партизанка, Олимпиада Александровна, мы с вами знаем. То, что ваш брат помогает партизанам, я знал с самого начала оккупации. Это, – показал на сгоревшие листки, – ради Нины. Вы с нее пылинки сдувайте. А вас я – ненавижу.
И ушел.
Олимпиада оделась, побежала к отцу Викторину. У нее был пропуск – операционную сестру могли вызвать в больницу в любое время.
– Он лжет, – сказал отец Викторин о Митьке. – Если бы Клавдия Антоновна назвала мое имя или твое, Олимпиада, нас, во избежание народного недовольства, утопили бы в проруби. Клавдия Антоновна спасла нас. Претерпела мучения, но не позволила сломать себя. Помолимся!
Стал на колени перед иконами.
И заплакал:
– Господи! За мою жизнь, за жизнь матушки и сестры светлый человек заплатил своей жизнью. Господи! Господи!
Новая молитва
30 января 1943 года фашисты праздновали десятую годовщину прихода к власти.
В Людинове даже приема у коменданта не было. Праздник обернулся трауром по 6-й армии генерал-фельдмаршала Паулюса.
Именно 30 января в Сталинграде сложили оружие многие тысячи немцев, и в их числе 206 офицеров.
31 января сдался Паулюс. Убитыми и пленными Германия потеряла в Сталинградской битве четверть войск, выставленных Гитлером против Советской России.
Нина Зарецкая принесла отцу листовку. В ней было перепечатано сообщение Совинформбюро: «25 января 1943 года войска Воронежского фронта, перейдя в наступление в районе Воронежа, опрокинули части немцев и полностью овладели Воронежем. Общее количество пленных, взятых в районе Воронежского фронта, дошло до 75 000 солдат и офицеров».
Между Воронежем и Людиновом – Курск, Орел, Брянск. Битье немцев идет на великих пространствах. Но в Людинове все эти победы – эмоция. Сердце отца Викторина сжимала тоска. Сколько еще погибнет молодых ребят, детей и женщин здесь, в их городке, покуда придут наши…
Группа Шумавцова – растерзана.
Умер Афанасий Ильич Посылкин. А борьба вроде бы продолжается. Петр Суровцев принес батюшке из отряда текст молитвы. Эту молитву читают в храмах по всей России.
Принародно отец Викторин огласил молитву о спасении страны и народа на Сретение.
Внимало Людиново гласу своего пастыря:
– «Господи Боже Сил, Боже спасения нашего, Боже, творяй чудеса един. Призри в милости и щедротах на смиренныя рабы Твоя и человеколюбно услыши и помилуй нас: се бо врази наши собрашася на ны, во еже погубити нас и разорити святыни наша. Помози нам, Боже Спасителю наш, и избави нас, славы ради имени Твоего, и да приложатся к нам словеса, реченная Моисеем к людем Израильским: дерзайте, стойте и узрите спасение от Господа, Господь бо поборет по нас. Ей, Господи Боже Спасителю наш, крепосте и упование, и заступление наше, не помяни беззаконий и неправд людей Твоих и не отвратися от нас гневом Своим, но в милости и щедротах Твоих посети смиренныя рабы Твоя, ко Твоему благоутробию припадающия: востани в помощь нашу и подаждь воинству нашему о имени Твоем победити; а имже судил еси положити на брани души своя, тем прости прегрешения их, и в день праведного воздаяния Твоего воздай венцы нетления. Ты бо еси заступление и победа, и спасение уповающим на Тя, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Если в первый раз отец Викторин читал молитву, совершая геройство, то уже на следующей службе моление было прошением и надеждой: да услышит Господь!
В последнюю неделю февраля инспектор Столпин привел в храм вновь набранную группу полицейских. Снова звучала клятва, в том числе царевичу Алексею, снова певчие пели: «Боже, Царя храни!»
А 28 февраля Казанский собор запылал.
Разнеслась весть: собор сжег начальник комсомола партизан Ящерицын.
И другое говорили: немцы сожгли. Батюшка Викторин для народа – опора. Молитву о спасении России в его храме поют. «Многая лета» поют – первоверховному вождю. Вождь – это тебе не фюрер. Бенкендорф, однако, распорядился, и батюшка Викторин Зарецкий стал служить в очередь с отцом Николаем Кольцовым в Свято-Лазаревском кладбищенском храме. Народ к батюшке по-прежнему притекал.
Весна началась еще одним горестным событием.
Немцы повесили Семена Щербакова. Недолго им служил отчаянный партизан.
Случился бой. Семену велели залезть на дерево и вести наблюдение за передвижением красноармейцев. Семен приказание исполнил, но приметил, что под деревом, на котором он сидел, всего один немец с винтовкой. С дерева спрыгнул, винтовку у солдата выхватил, солдата заколол штыком. А сбежать не удалось. Винтовка – не автомат. Два раза выстрелил – и магазин пустой.
Шестнадцать лет прожил на белом свете Семен Щербаков, из шестнадцати – почти два года воевал. За Родину.
Курская дуга
Разгром людиновских подпольщиков немецкие власти оценили. Было пожаловано тридцать медалей для отличившихся полицейских.
Митька Иванов удостоился двух медалей – бронзовой и серебряной. Медаль называлась «За заслуги для восточных народов». Но Митьку, владеющего немецким языком, сверх того наградили поездкой в Германию.
В начале марта он отбыл, а в конце марта вернулся. Послушать Митьку публику собирали в заводском клубе. Митька говорил о поездке в Берлин с восторгом, будто посмотрел заграничное кино. Бенкендорф предложил написать книгу. И Митька за две недели написал. Ходил теперь в писателях.
Только праздники долгими не бывают.
В Гитлера временами вселялся Наполеон. Наполеон, напавший на Россию, мечтал о генеральном сражении, но Барклай де Толли, сохраняя армию, предпочел отступление.
С отступления начал и Кутузов.
После отъезда в армию одна дама спросила Михаила Илларионовича: как скоро он побьет Бонапарта? «Побить? Наполеона! – воскликнул генерал. – Это невозможно!» И тотчас успокоил даму: «Я его обману».