Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

– Кто вы? – выдавил я. Маска стала объёмнее. Я чувствую на себе холодные руки. В них нет ничего, кроме жажды сломать.

Медленно, цепко, жестоко.

Я не игрушка! Нет. Нет… я не хочу.

Ты убил всех. Ты причина всех бед.

Маска крутится против часовой стрелки. Смотрю и не могу оторвать взгляда. А на периферии моего зрения стоит девушка в кроличьей маске и обнимает себя за плечи. Ее губы окровавлены, а руки точно из фарфора. Такие же белые и хрупкие. Если сейчас ее толкнуть, то она разобьется.

Что она здесь делает? Она не могла войти! Здесь есть Тень. Она оберегает меня. Оберегала. Всегда.

Сотни рук стучатся в окно. Их так и не пускают внутрь. Но девушка…

Я не успел начертить соляной круг.

Она здесь. Она смотрит на меня с ненавистью и болью. Она плачет, но вместо слез пепел, оставляющий борозды на ее прекрасном лице. Волосы распущены и ниспадают волнами на плечи, с которых сползает белая сорочка с развязанным шнурком.

– Он знает все. От него ничего нельзя скрыть, – прошептала она, медленно и неестественно повернув голову. Каждое ее движение сопровождалось тихим пощелкиванием, точно она была заводной игрушкой. Вот сейчас она повернется, и я увижу ключ, торчащий из прорези на ее спине.

Шагнула ко мне. Щелчки.

Коснулась своей шеи и мучительно медленно провела вниз. От пальцев на ее теле появлялись кровоточащие следы и пепел. Одежда обугливалась и осыпалась серыми хлопьями.

– Он всегда получает свое… – низко, почти не слышно, точно ветер шумит в кронах, срывая осенние листья, должные покинуть родные ветви.

– Игрушки очаровательны, – выдохнул незнакомец. – Они податливы. Доступны. С ними можно делать все, что угодно. Вот только…

Он замолчал.

Мне становилось все тяжелее дышать. Чем ближе девушка, тем меньше воздуха. От нее я чувствую только холод. И пол покрывается инеем.

– Ты не сможешь никого спасти, – шептала она. – Он заберет всех.

По стенам ползут морозные узоры, скручиваясь в замысловатые завитки, так похожие на диковинные листья и буквы незнакомого мне языка. Еще один ковер. Может там написана вся правда о нашем мире? Или диковинные сказки? Вот только мы все равно не умеем читать.

Девушка неуверенно замерла, слегка поведя плечом, которого тоже коснулся лед. На ней уже ничего не осталось. Все осыпалось, как шелуха, обнажая тело, покрытое узорами ран, складывающимися в имена.

– Кто ты? – выдавил вместе с хрипом. Я чувствую на шее цепкие пальцы.

Они сжимают и отпускают, чтобы все повторить сначала. От них холодно настолько, что они кажутся железным прутом, впивающимся в кожу. Еще немного и я не смогу дышать.

– Тот, для кого ты лишь цена, – голос в трубке.

– Я не…

– Всего лишь монета. Сотни имен… Но одного так и нет. Он не дал его мне! Не дал! Отобрал. Сколько раз! И теперь я заберу у него все, что ему дорого.

Вино разливается. Мед больше не сладит. Остался только гомерический хохот, похожий на удар хлыста.

– Иди сюда, – девушка распахнула объятия, и я, как сомнамбула шагнул ей навстречу. О, как она прекрасна, точно ангел, явившийся из рая по мою душу. Она так и манит к себе. Руки ее похожи на крылья, а белая маска с алыми росчерками ослепительнее нимба.

Но я не хочу! Я кричу, но с губ срывается лишь хрип, так похожий на стон. Наслаждения или боли? Сам не знаю. У меня просто нет сил сопротивляться. Я сам стал некой марионеткой, которая зависит от прикрепленных к ней нитей.

Не сорвать, не порвать, только подчиниться.

– Иди, – вторит незнакомец. – Присоединись ко мне. Я буду рад увидеть тебя там, мой лисенок.

– Нет…

– Все равно будешь моим, – смеется он. И я понимаю, что у меня нет выбора. Множество рук не дадут вырваться. Они точно огонь опаляющий крылья.

Ты подлетел слишком близко к солнцу, мальчик, живущий во тьме.

– Иди.

Мой мотылек, ты умираешь в пламене свечи.

Шаг за шагом и вот мы уже в сантиметре друг от друга. Она улыбается сквозь слезы, а я чувствую запах яблок и растворяюсь в нем. Еще немного и меня не станет. Совсем немного и…

Мои руки покрываются белым. Я сам становлюсь невероятно хрупким, точно меня вылили из тончайшего стекла. Я марионетка из китайского фарфора. Поднеси меня к свету, и я окажусь прозрачным.

– Ты моя плата, лисенок, – незнакомец улыбается. Я чувствую это всем своим естеством. – Только мой. А он потеряет все. Я говорил об этом. Но он не смог отказаться. Видимо сам понимал, что должен мне. Жизнь его сотни картинок. Ею готов заплатить? – надрывный смех, похожий на плач. – Нет. Он не готов. Он боится. Отдаст кого угодно, только не себя. Заключит тысячу сделок, но не расстанется со своими бумажками и рисунками.

О ком он говорит? Кто мог расплатиться мной? В моем окружении нет подобных людей.

А девушка в кроличьей маске… Чего она ждет? Стоит и смотрит с печатью тоски в ярко-синих глазах. Она все никак не опустит руки, словно ее распяли, прибив конечности к невидимому мне кресту.

Коснись же меня! Подари поцелуй и вырви все страницы из моей истории. Меня не должно здесь быть. Все это не более чем ошибка. Когда кто-то писал мою судьбу, он оставил в ней множество пятен и забыл переписать в чистовик.

Моя жизнь всего лишь чей-то черновик.

Вот только все это не мои мысли. Я чувствую, как некто роется в моей памяти, причиняя боль. Он запускает в разум тонкие пальцы с острыми когтями и ворошит воспоминания и мысли.

Люди в метро моего разума разбегаются и тают.

Я хочу умереть и оказаться в заброшенном саду, там, где пахнет яблоками, сиренью и медом. Там где я должен быть.

Внутренне сопротивляюсь, но мысли идут по кругу. Сам не понимаю того, что чувствую. Не знаю тех мест, что вижу перед собой.

Нужный поезд придет лишь через двенадцать минут.

Что будет перед тобой, когда ты закроешь глаза? Пустота.

Стекло разбивается, не оставив после себя ничего.

Отдаюсь. Заберите. Правда, я уже сломан. Можно ли склеить? Не знаю, но вы попытайтесь.

Девушка качает головой и делает шаг назад. В ее глазах застыла боль.

– Иди же, – не отпускает меня голос незнакомца. Он пьянит, и я не могу им напиться. Я хочу слушать его вечно. – Ты должен…

Она плачет. Девушка в кроличьей маске.

Она не хочет моей смерти? Почему?

Мне же не спастись… Она это