Нежданная любовь - Джорджетт Хейер

В начале этого монолога в глазах Венеции продолжала светиться уверенная улыбка, которая, однако, увяла, когда миссис Хендред добралась до триумфального заключения. С беспокойством наблюдая за племянницей, она с радостью отметила, что та слегка нахмурилась и выглядит задумчивой.

Миссис Хендред решила закрепить достигнутые преимущества:

— Конечно, дитя мое, тебе не более, чем монахине, известно, как смотрят на подобные вещи, но можешь не сомневаться, что он об этом отлично осведомлен!

Венеция посмотрела на нее.

— Да, — медленно произнесла она, вспоминая прерванную сцену в библиотеке Андершо и то, как ее впоследствии огорчило поведение Деймрела. «Вы не осознаете, какие преимущества я мог бы извлечь из вашей невинности», — сказал он тогда. — Да, — повторила она. — Теперь я начинаю понимать…

— Я не сомневалась, что ты поймешь — ведь ты такая толковая, дорогая моя! — обрадовалась миссис Хендред. — Я знаю, каким все это кажется тебе сейчас, но можешь мне поверить, что такое продолжается не долго. Я думала, что умру от отчаяния, когда мама — твоя бабушка — и Франсис заставили меня порвать с бедным Себастьяном! Три дня я плакала не переставая, но в конце концов вышла за твоего дядю и уверена, что все сложилось к лучшему!

— И вы никогда ни о чем не жалели, мэм? — спросила Венеция, с любопытством глядя нa нее.

— Никогда! — решительно заявила миссис Хендред. — Себастьян был никудышной партией — у него не было ни гроша! Только подумай, чем бы это обернулось! Кстати, это навело меня еще на одну мысль, дорогая. Все говорят, будто Деймрел растратил все деньги на свои причуды, что делает его совсем неподходящим женихом! Естественно, будь он богат, тогда другое дело, ибо, в конце концов, солидное состояние… Но он практически разорен, так что ничто не говорит в его пользу, и это ему отлично известно, так как он заявил об этом твоему дяде. Деймрел и твой дядя уверены, что ты найдешь себе отличную партию. И никто, моя дорогая племянница, не будет рад этому больше, чем я!

— Я не собираюсь выходить замуж ради денег, мэм.

— И правильно, — одобрительно кивнула миссис Хендред. — Девушке не подобает выглядеть корыстной! Со своей стороны, я была бы счастлива видеть тебя замужем за респектабельным джентльменом хорошего происхождения и достаточно состоятельным, чтобы обеспечить тебя удобствами, без которых, можешь не сомневаться, жизнь была бы невыносимой!

Венеция подошла к окну и вернулась назад.

— Теперь я вижу, что это будет нелегко, — промолвила она.

— Нет-нет, дитя мое! Никаких трудностей! Я просто имела в виду…

— Отказаться от счастья из-за щепетильности! — продолжала Венеция, не обращая на нее внимания. — Мне это кажется абсурдным! Но он поступил именно так, а если он решил быть благородным до идиотизма… Да, это будет нелегко. Я должна подумать!..

Забыв о тете, она быстро вышла из комнаты, оставив достойную леди озадаченной и встревоженной.

Глава 18

Рискнув позднее возобновить протесты против снятия дома в Ханс-Тауне, миссис Хендред сначала обрадовалась, узнав, что Венеция отказалась от своего намерения, но потом стала беспокоиться. Она не могла поверить, что ее доводы привели к столь внезапной перемене, и чем больше думала об этом, тем меньше ей нравилась готовность племянницы забросить взлелеянный ею план. Казалось, Венеция напрочь забыла о доме в Ханс-Тауне, ибо, когда миссис Хендред заговорила о нем, она недоуменно уставилась на нее, а потом сказала:

— Ах это! Нет-нет, мэм, не беспокойтесь! Вы были правы, и мне совсем не хочется туда переселяться.

Миссис Хендред, хотя и имела все основания радоваться такому ответу, все же ощущала смутную тревогу. Ей казалось, что Венеция не только думает о чем-то постороннем, но и вынашивает какой-то новый план. Попытка выяснить, что это за план, не увенчалась успехом: Венеция только улыбнулась и покачала головой, внушив тете малоприятную мысль, что новый план может оказаться таким же шокирующим, как и старый. Миссис Хендред начало хотеться, чтобы ее суровый супруг не уезжал в Беркшир, и во время необычной для нее бессонной ночи она даже подумала о том, не отправить ли ему спешное письмо с просьбой вернуться. Однако утром это отчаянное решение стало казаться глупым и неосторожным, ибо, в конце концов, что такого могла замышлять Венеция, что оправдало бы срочный вызов ее дяди? Подобный вызов рассердил бы его так же, как и неизбежное открытие, что его жена сообщила Венеции вещи, о которых, но его мнению, ей знать не следовало. Мистер Хендред отправился в Беркшир заседать в суде квартальных сессий, которые он, будучи весьма педантичным в вопросах исполнения своих обязанностей, посещал всегда, уезжая из дому обычно на целую неделю. Правда, на сей раз мистер Хендред сказал жене, что вернется через четыре или, самое большее, через пять дней, так как должен посетить партийное собрание. Миссис Хендред решила, что едва ли что-то может случиться за столь краткий период, да и вообще, не следовало ожидать каких-либо катастрофических событий. Конечно, Венеция могла решить, что любовь для нее куда важнее общественного мнения, но она вряд ли стала бы сообщать об этом Деймрелу. Даже если она бы сделала так — хотя миссис Хендред не сомневалась, что ее племянница, несмотря на пренебрежение к традициям, не может вести себя столь неподобающе, — Деймрелу отлично известно, что для молодой и красивой женщины хорошего происхождения не может быть абсолютно безразлична ее репутация в обществе. К тому же он дал мистеру Хендреду слово джентльмена, что никогда не будет просить Венецию стать его женой. В результате миссис Хендред пришла к выводу, что ее спокойствию ничто не угрожает, а ночные тревоги, очевидно, следует приписать пирогу с индейкой, которым она чересчур увлеклась за ужином. А может, все дело в грибных оладьях — грибы вообще противопоказаны ее деликатному организму, так что нужно указать чародею, царствующему в ее кухне, чтобы он исключил их из своих восхитительных рецептов.

Покуда мысли миссис Хендред были заняты гастрономией, ее племянница как раз придумывала и тут же отбрасывала планы достижения гибели своей репутации в глазах общества. Так же быстро, как ее тетя, она решила, что бесполезно говорить Деймрелу, как мало заботит ее мнение света. Он с самого начала называл ее «зеленой девчонкой» — инстинкт подсказывал ей, что месячное пребывание в Лондоне не явится для него доказательством ее зрелости. Венеция подумала, что, несмотря на широкий опыт с женщинами, Деймрел был не умнее Эдуарда Ярдли или ее высокоразумного дядюшки. Ему казалось, что раз она получала сведения о мире «из вторых рук», то так же мало знает и свое собственное сердце, и что, повращавшись в светских кругах, она не только будет рада, что выбралась из… как он это назвал?., чертовски скверной передряги, но и счастливо вступит в брак с каким-нибудь добродетельным молодым джентльменом, могущим похвастаться происхождением, состоянием и положением. Это уже было достаточно плохо, но куда худшим — во всяком случае, более трудным — препятствием являлся аспект, о котором говорила ей тетя. Будучи светским человеком, Деймрел знал, какое мнение сложится у света о его браке с ней, и разделял это мнение. Он говорил ей, что, несмотря на всю испорченность, избегал молодых и невинных девушек, и, хотя речь шла не о браке, Венеция не сомневалась, что в этом вопросе его точка зрения ничем не отличается. Деймрел поместил ее вне пределов своей досягаемости, и объяснить ему, что он ошибается, казалось неразрешимой проблемой. Венеция вспомнила, что ее план поселиться вместе с Обри едва не подорвал решимость Деймрела. «Все лучше, чем это!» — воскликнул он. Некоторое время она обдумывала идею быстро спять дом в Ханс-Тауне и написать об этом Обри. Но этот план пришлось отвергнуть вместе с остальными, так как Венеция не была уверена, что Деймрел не в состоянии ему воспрепятствовать. Он имел куда большее влияние на Обри, чем она говорила Эдуарду, и, уже обсудив будущее Венеции с ее дядей, мог положиться на то, что мистер Хендред помешает затее племянницы. Конечно, со временем Деймрел может попять, что она предпочла жизнь старой девы выгодному браку, который, как ему казалось, предрешен для нее, но Венеция не хотела чахнуть, пока все о ней позабудут, и не питала иллюзий в отношении предмета своей любви. Жить в безбрачии, оплакивая потерянное счастье, было не для Деймрела — скорее он станет искать забвения в излишествах и вскоре опять начнет демонстрировать всей Европе какую-нибудь ослепительную и легкомысленную красавицу. Сейчас Деймрел привязан к Йоркширу из-за присутствия Обри в его доме, но Обри в любой день может покинуть Прайори, и тогда Деймрел будет потерян для нее навсегда.